Сегодня, когда некоторые пытаются представить монархию в качестве идеального государственного устройства России, как-то не принято вспоминать, с какой легкостью в феврале 1917 года в считанные дни рухнуло русское самодержавие. Поэтому вполне закономерно, что это событие не вызвало особых волнений ни Ростове, ни в Ростовском уезде. Другое дело – октябрьская революция: ее последствия почти сразу же испытали на себе и жители города, и уезда.
В губернском Ярославле новая власть была установлена на третий день после взятия в Петрограде Зимнего дворца. Позднее вокруг этого штурма были наворочены горы ярких художественных и идеологических подробностей, однако в военном отношении это была весьма заурядная операция, поскольку Временное правительство уже не представляло собой серьезной политической силы. С ним случилась примерно та же история, что до этого с царственным домом Романовых – в столицах и других крупных городах России у них просто не нашлось дееспособных сторонников.
Труднее, не сразу возникала новая власть в уездных центрах. До недавнего времени эту «консервативность» провинции объясняли неграмотностью местного населения и малочисленностью рабочего класса. Так или иначе, но в уездном Ростове новая, советская власть была провозглашена в большом зале гостиницы «Лион» только 18 декабря, когда Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов принял решение об установлении в городе и уезде советской власти, о роспуске Комитета общественной безопасности, а заодно органов, оставшихся с царских времен: городской думы, управы, земства. Более острым, чем с представителями бывших господствующих классов, было противостояние коммунистов с меньшевиками и эсерами.
Но еще мучительнее этот процесс происходил в самой глубинке – в деревнях и селах Ростовского уезда, в той же Приимковской волости, в границы которой входило современное Семибратово. Народ, как это часто бывало в русской истории, безмолствовал, нужен был энергичный, революционно настроенный человек, который взялся бы повести его за собой. И такой человек вскоре нашелся – им стал вернувшийся с фронта житель деревни Исады Николай Алексеевич Бубнов.
Начал он с того, что подобрал единомышленников и с ними объездил, исходил все деревни и села Приимковской волости. А дело это было небезопасное – у старой власти, после некоторого периода растерянности и апатии, тоже нашлись наконец-то сторонники. Когда выбирали делегатов на волостной съезд, дело порой до кулаков доходило: одни защищали проверенные временем, устоявшиеся порядки; другие, со слов агитаторов узнав о ленинских декретах о земле и мире, захотели жить по-новому, хотя, вероятней вcего, мало представляя себе, что из этого выйдет. А получилось почти так же, как после крестьянской реформы, когда «распалась цепь великая», ударив «одним концом по барину, другим по мужику». И в этот раз всем с лихвой досталось, такова уж, видимо, особенность российских реформ.
Открылся волостной съезд депутатов Приимковской волости на торговой площади села Макарово в декабре того же семнадцатого года. Как вспоминали участники этого исторического события, около тысячи человек собралось здесь, не только депутаты. Съезд проходил бурно, страсти, как говорится, были раскалены до предела. Да и понятно – ведь впервые кураковцы сами решали свою судьбу, выбирали свою власть. Хотя князь С.Б.Куракин и разрешил крестьянам выдвигать кандидатов в бурмистры, но последнее слово все равно было за ним.
Конечно, и на этом съезде до идеального волеизъявления было далеко – многие делегаты нахрапистостью брали, но тут уж ничего не поделаешь, от этих издержек демократии нам, похоже, никогда не излечиться. Председателем исполнительного комитета Приимковской волости стал только что вернувшийся с фронта Иван Абрамович Ушаков из деревни Гвоздево, который вскоре погиб «при невыясненных обстоятельствах».
Одновременно учредили отделы: продовольственный, земельный и народного образования, возглавленные выборными комиссарами, и волисполком приступил к работе. А забот было непочатый край. Одно дело – снести памятник царю-освободителю Александру Второму, который стоял в центре Макарова и никому вроде бы не мешал, и другое – конфисковать земли у помещиков, отобрать предприятия у местных «буржуев», перед которыми еще только вчера шапку ломали. Тут нужен какой-никакой политический опыт, а откуда ему взяться у бывших солдат, неграмотных крестьян? Немало дров наломали, а это, естественно, только увеличило ряды противников новой власти.
Когда 6 июля 1918 года в Ярославле вспыхнул антисоветский мятеж, его пламя чуть не задело и деревню Исады. И тут мы опять вынуждены вернуться к истории Исадских мельниц.
В годы первой мировой войны мельницы бездействовали, в пустующих зданиях сначала расквартировали запасной полк, потом – лагерь военнопленных австрийцев, которых охраняли ополченцы. Затем, уже после революции, здесь устроили военный склад морского ведомства – целыми эшелонами везли сюда из Петрограда мины, снаряды, артиллерийские орудия. Охраняла склад небольшая команда моряков.
В источниках, освещающих Ярославский мятеж, неоднократно подчеркивается, что его организаторы рассчитывали на артиллерию, находящуюся на складах Рыбинска. Про Исадские склады таких сведений нет, но можно предположить, что в планах полковника А.П.Перхурова – руководителя Ярославского мятежа, человека опытного и умного, – они присутствовали.
В пользу этого предположения имеется целый ряд обстоятельств, а именно: близость этих складов к Ярославлю, возможность быстрой доставки артиллерийского снаряжения железной дорогой, наконец, – малочисленность охраны, о чем уже было сказано выше.
Однако так получилось, что с первых же часов мятежа его участники были окружены в центре Ярославля, всенародного восстания ярославцев явно не получилось. Теперь Исадские склады стали представлять для мятежников непосредственную угрозу. В связи с этим в Исадах в те дни создалась весьма тревожная обстановка – появились слухи, что сторонники полковника Перхурова взорвут склады, чтобы большевики не воспользовались хранящимися в них артиллерийскими снарядами для подавления мятежа. Возможно, эти слухи имели под собой серьезные основания.
Так или иначе, в деревне Исады было объявлено военное положение, на охрану складов мобилизовали местных жителей, некоторые из них принимали потом непосредственное участие в подавлении Ярославского мятежа. Благодаря принятым мерам, склады удалось сохранить, а находящиеся в них артиллерийские снаряды были использованы против мятежников. Никуда не деться от того факта, что эти снаряды разрушали Ярославль, но вряд ли следует винить в том жителей деревни Исады.
Одна интересная деталь. 21 июля 1918 года газета «Правда» писала, что во время мятежа «отличился» один из миллионеров Вахрамеевых – бывших хозяев Исадской мельницы. Он, якобы, метался по городу, забегал в штаб белых, бил себя в грудь кулаком и, обращаясь к офицерам, кричал: «Православные! Бейте насильников – рабочих! Долой советскую власть, долой диктатуру пролетариата, все состояние пожертвую, лишь бы искоренить проклятых большевиков».
Эпизод этот выглядит анекдотически, но, возможно, он действительно имел место, поскольку советская власть всего лишила богатейшее в Ярославле семейство Вахрамеевых. Естественно, все его надежды были связаны с возвратом старой власти.
Сейчас немало делается для того, чтобы представить русских купцов и предпринимателей чуть ли не образцами добродетели, но таких, как Александр Иванович Вахрамеев, были единицы. Про его отца – купца И.А.Вахрамеева – один из старожилов Ярославля вспоминал такой факт.
Однажды он заметил, как мыши снуют по верхам кулей, а существовала примета, что это к неурожаю. «Ишь, гадины, по верхам бегают, опять хлеб подорожает. Нам это на руку, а каково бедным-то! – сказал купец приказчикам. – Бедным-то каково!.. А все же прибавьте, молодцы, завтра по алтыну».
Вот так, алтын за алтыном, и довели народ до революции. Наверное, если бы знал Вахрамеев–младший, что большевики используют принадлежавшую их семье Исадскую мельницу под склад боеприпасов, которые будут падать на головы мятежников, разрушил бы ее до основания.
Шестнадцать дней мятежа дорого обошлись не только Ярославлю, но и вcей губернии. И после подавления мятежа не прекращалась здесь вооруженная борьба против новой власти. Наиболее широкий размах так называемое бело-зеленое движение приняло в Рыбинском, Мологском, Пошехонском, Даниловском, Любимском уездах. В этом отношении Ростовский уезд оказался более спокойным, хотя и здесь были поджоги комитетов бедноты, прятались в лесах дезертиры. Когда весной двадцатого года в очередной раз объявили дни явки дезертиров в местные Советы, в одном Ростовском уезде их пришло из леса около трехсот человек. А сколько убежденных врагов советской власти и просто русских людей, не желающих воевать, еще долго скиталось по лесам!
Естественно, что все трудности становления новой власти касались и бывшей Кураковщины, чуть было не состоявшаяся диверсия на артиллерийском складе в Исадах – лишь один пример. Но следует заметить, что размах послереволюционного противостояния не принял бы таких размеров, если бы не вмешательство во внутренние российские дела извне. Тот же полковник Перхуров, поднимая мятеж в Ярославле, рассчитывал не так на собственные офицерские отряды и поддержку жителей, как на интервенцию с Севера. И в этом отношении мятеж в Ярославле – не заслуга или вина ярославцев, а их беда, вызванная удобным, в самом центре России, географическим расположением города и всей губернии…
В 1977 году ученики Семибратовской средней школы встретились с жителем деревни Исады Н.А.Бубновым и записали его воспоминания. В годы первой мировой войны Николай Алексеевич Бубнов служил на Западном фронте, был избран депутатом Сибирского осадного тяжелого полка, членом бюро Совета народных комиссаров Западной области, который командировал его на Первый Всероссийский крестьянский съезд при Государственной думе в Петрограде. Здесь слушал выступления Зиновьева, Каменева, Чернова, Спиридоновой. В перерывах съезда, собираясь в комнате № 5 фракции большевиков, говорили о необходимости ехать по домам и устанавливать Советскую власть на местах. Так после четырех лет мотания по фронтам Николай Алексеевич вернулся в родную деревню Исады.
Земское волостное правление находилось тогда в селе Макарово, председателем правления состоял бывший священник села Гвоздево Соколов. После разговора Н.А.Бубнова с руководством правления было принято решение о его роспуске и созыве общего волостного собрания для организации Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. Агитируя за явку на собрание, Н.А.Бубнов обошел 17 деревень волости, где проводил первоначальные выборы – по одному депутату от каждого селения. Состоявшимся в Макарове собранием выбранных депутатов был избран волисполком в составе И.А.Ушакова (председатель), В.М.Носкова, М.П.Прохорова, Савинова, Панчехина, Н.А.Бубнова.
Весной 1918 года Николай Алексеевич был назначен комиссаром юстиции Ростовского уездного исполнительного комитета. Большую часть времени выполнял поручения исполкома по городу и уезду, одновременно занимал должность коменданта пункта по надзору за военнопленными при станции Семибратово. Опять обратимся к воспоминаниям Н.А.Бубнова: «Председателем УИК был эсер Минин-Дмитриев, бывший прапорщик. Члены УИК: Пашкевич – меньшевик, провизор городской аптеки; Николаев – военком; Мороховец – меньшевик, бывший поручик; Комиссаров – эсер, депутат от деревни Нажеровка, из торговцев Питера, хороший оратор; Подымаха был очень популярен; Чехонин – коммунист; Тимофеев – от рабочих фабрика «Рольма», коммунист; Еремеев – железнодорожник; Разин – комиссар гарнизона офицеров; Володя Курский – идейный партиец, активный и верный товарищ; Додонов, Чикин… Вот все, кого я знал и помню».
В июне в Ростовский исполком пришел ходок из села Фатьяново с сообщением о якобы происшедшем там кулацком мятеже. По решению исполкома Н.А.Бубнов, как выходец из крестьян, был командирован в село с особыми полномочиями. Предлагали взять оружием, но он решил обойтись без него. На следующий день с этим же ходоком направился в Фатьяново. «Там нас уже ждали, – вспоминал Н.А.Бубнов. – Толпа митингует, много котелков и шляп – это бывшие торговцы из столицы. Встаю на стол, говорю: «Вот я, товарищи, один и без оружия, ваш ходок может это подтвердить. Я крестьянин из Семибратова, прибыл с поручение исполкома разобраться в ваших обидах и помочь».
После долгих споров, пререканий и жалоб на некоторых членов сельсовета, замешанных в пьянстве и вымогательстве, было принято решение организовать новые выборы, неугодных вывести из состава сельсовета и выбрать делегата для работы в уездном исполкоме.
На предстоящий в июле 1918 года съезд Советов в Москву должен был ехать председатель Ростовского исполкома Минин-Дмитриев, поэтому возник вопрос о его временной замене. Проголосовали за Н.А.Бубнова, так он начал работать в кабинете. Пятого июля, поздно вечером, в кабинет председателя исполкома, разместившегося в бывшей гостинице «Лион» Губичева, ворвался эсер Комиссаров, долгое время не появлявшийся в исполкоме. Н.А. вспоминал: «Вижу – сильно возбужден, походит к столу и требует: «А ну, товарищ Бубнов, уматывай отсюда, власть перешла к нам. В Москве ЦК и Ленин арестованы, есть «молния» по телеграфу». Требую к себе начальника почты, отвечают – сбежал. Входит дежурный с телеграфа, подает телеграмму. Комиссаров ждет. У меня на столе наган, подвигаю его поближе. Вижу – в коридоре стоит рабочий с винтовкой, догадываюсь – прислал с фабрики Тимофеев. Читаю телеграмму: «Всем! Всем! Час назад пущена с провокационной целью телеграмма поднявших мятеж эсеров. Не верить! Оставаться на местах! Ульянов (Ленин)».
Утром стало известно о белогвардейском мятеже в Ярославле. Сразу же был собран митинг, организована выдача оружия, выставлены заставы на дорогах в город, по улицам направлены патрули. Из рабочих фабрики «Рольма» и цикорного завода сформированы отряды и направлены в Ярославль. По железной дороге постоянно курсировал маневровый паровоз. Военкомат провел изъятие оружия у населения. «Приносят и ко мне в кабинет: шашки, ножи, старинные пистолеты, – вспоминал Н.А.Бубнов. – Людей не хватает. Часто забегают Тимофеев и Еремеев, выносим решение: изолировать всех проживающих в городе офицеров, не исключая и старика-генерала Судьбина. По городу ползут тревожные слухи. Вот уже десять суток без сна. Зовут на станцию железной дороги. Не доходя до хлебозавода, на пустыре, из-за угла выходят двое. Скорее чувствую, чем вижу взмах руки, удар пришелся по шее. Очнувшись, вижу рядом березовый катыш. Не помню, как дошел обратно. Вызванный утром городской врач Шатский установил ушиб позвоночника в области шеи, с потерей движения. Решили отправить в деревню, к отцу, и тот же маневровый паровоз отвез меня в Семибратово».
После выздоровления Н.А.Бубнов некоторое время работал в исполкоме Приимковской волости, в апреле 1919 года с Ростовским рабочим ударным батальоном отправился на фронт. В Симбирске получил назначение в Латышский гаубичный артдивизион 26-й стрелковой дивизии, вместе с которым, преследуя армию Колчака, дошел до Иркутска.
Любопытное совпадение: примерно в то же время в тайге под Иркутском сдался в плен красным партизанам руководитель Ярославского мятежа полковник Перхуров, после поражения на Волге перешедший на службу Колчаку. Прозрение пришло к нему только на состоявшемся в Ярославле суде, где он заявил в последнем слове: «Ликвидация белых армий показала, что активных сторонников, хотя бы и косвенных, было больше у советской власти».
