Расследование судьбы библиотеки Ивана Грозного увлекло меня всерьез. После поездки в Вологду я отправился в Александров, к краеведу Ниткину, утверждавшему на юбилее Пташникова, что царскую библиотеку надо искать в Александровой Слободе. Этой темы мы уже касались с ним раньше, во время расследования причин и обстоятельств убийства в Александровой Слободе царевича Ивана, о чем и напомнил мне Ниткин. Однако я настоял на своем и уговорил его еще раз дать показания по этому делу, возможно, дополнив их новыми сведениями, появившимися в последнее время. Услышав мои доводы, Ниткин согласился, что таковые имеются.
– Но для полной картины я предлагаю начать не с этих новых сведений в пользу александровской версии, а с событий четырехсотлетней давности. Затем, соблюдая хронологию, довести эти события до наших дней. Вас устраивает такой план? – спросил Ниткин.
– Лучше и не придумаешь, – заверил я его, довольный тем, что с помощью Ниткина александровская версия получит в следствии по делу о библиотеке Ивана Грозного самое подробное освещение.
Вынув из книжного шкафа черную папку с тесемочками, Ниткин положил ее перед собой:
– Здесь у меня собраны материалы для будущей книги об истории Александровой Слободы. Одна глава этой рукописи – «Тайна царского книгохранилища» – целиком посвящена библиотеке московских государей. Не стану зачитывать ее с начала до конца, а, опираясь на даты, буду называть только факты и события, неопровержимо доказывающие, что библиотеку Грозного надо искать не в Москве, не в Вологде, не еще где-либо, а именно здесь, в Александровой Слободе. Если у вас возникнут какие-то сомнения или критические замечания, сразу же высказывайте их – возможно, они помогут мне при доработке рукописи, так что я буду вам только благодарен за них...
Я согласился с этим предложением, таким образом, взяв на себя роль Окладина, подвергающего критике почти каждое слово в защиту библиотеки Грозного.
В качестве первого доказательства Ниткин процитировал документ, с которого начал бы и я, если бы мне довелось защищать и обосновывать александровскую версию:
– «Подъем же его был не таков, как обычно езживал по монастырям... Взял с собой из московских церквей древние иконы и кресты, драгоценными камнями украшенные, золотую и серебряную утварь, одежду и деньги и всю казну... Ближним боярам и приказным людям велел ехать с семьями и с коньми, со всем служебным нарядом», – так Александровская летопись отозвалась на событие, происшедшее 3 декабря 1564 года, когда Иван Грозный выехал из Московского Кремля «неведома куда бяше». Сначала, из-за распутицы, он две недели прожил в Коломенском, затем направился в Троице-Сергиев монастырь, а оттуда, отслужив молебен, – в Александрову Слободу, где и обосновался на целых семнадцать лет. Для нас самое интересное в этом сообщении то, что царь взял с собою «всю казну», поскольку под казной подразумевали тогда не только деньги и драгоценности, но и государеву библиотеку – одно из самых главных и любимых сокровищ царя-книжника. Намереваясь, возможно, навсегда уехать из Москвы, он, конечно же, не оставил бы там такую ценность – в этом нет никаких сомнений.
Дожидаясь моих возражений, Ниткин прервал свой рассказ.
– Вы уверены, что до того, как попасть в Александрову Слободу, библиотека Грозного хранилась в Московском Кремле?
– А где же еще она могла находиться? – удивился Ниткин самой постановке такого вопроса.
– По дороге в Александрову Слободу Грозный сделал две продолжительные остановки. Почему не предположить, что тайник с царской книгохранительницей был в Коломенском или в Троице-Сергиевом монастыре?
– Считаю это маловероятным. Библиотека – такая ценность, которая вcегда должна находиться под рукой. Значит, ее следует искать в тех местах, где Грозный жил постоянно, а не там, куда наведывался время от времени.
Довод Ниткина показался мне убедительным, и он продолжил:
– Если вы всерьез занимались изучением истории библиотеки Ивана Грозного, то не могли пройти мимо сообщения пастора Иоганна Веттермана, приведенного Францом Ниенштедтом в «Ливонской хронике». Это сообщение постоянно цитируется в литературе, посвященной судьбе царской книгохранительницы, но при этом, как правило, замалчивается тот факт, что переселение ссыльных ливонцев происходило летом 1565 года, когда Грозный жил в Александровой Слободе. Следовательно, и показ библиотеки Веттерману состоялся здесь же, в новой резиденции Грозного.
Я хотел возразить Ниткину, что показ царской книгохранительницы вполне мог произойти после окончания срока ссылки пленных ливонцев, но оставил это замечание при себе, поскольку точных сведений на этот счет в «Ливонской хронике» не было.
– Именно в Александровой Слободе Грозный усиленно занимался литературной деятельностью, что просто невозможно без наличия под рукой богатой библиотеки, каковой, несомненно, и была царская книгохранительница. В частности, именно в это время он редактировал Летописный свод, работа над которым требовала постоянного обращения к книгам по всеобщей иcтории и русским летописям. Здесь же, в Александровой Слободе, приобщался к литературному творчеству его старший сын царевич Иван – он «переписал вдругорядь» житие, составленное монахом Ионою, сделал введение к «Похвальному слову Антонию Сийскому». По словам Карамзина, «писано это за год до его смерти, не очень красиво и складно, но однакож по-тогдашнему грамотно».
Я вспомнил, как расследование убийства царевича Ивана впервые привело нас к загадке библиотеки московских государей, и еще раз подумал, что эти две тайны русской истории не случайно пересеклись именно в Александровой Слободе. Мой взгляд невольно задержался на копии с гравюры из книги датского посла Якова Ульфельда, висевшей на стене комнаты и сохранившей, по утверждению Ниткина, самое древнее изображение Слободы. Во время нашей прошлой встречи с Ниткиным мы гадали, в каком из изображенных на ней дворцовых строений произошло убийство царевича Ивана. Вполне возможно, что между местом убийства и местом расположения тайника с царской книгохранительницей было всего несколько шагов...
Нашу предыдущую встречу в этой же самой квартире, в старом двухэтажном доме на территории Александровского кремля, вспомнил и Ниткин:
– Еще одно свидетельство в пользу того, что Грозный перевез свою библиотеку в Александрову Слободу, я приводил вам в прошлый раз – это хранящаяся в Британском музее Острожская библия, подаренная царем Джерому Горсею. На ней рукой самого Горсея – английского торгового агента, жившего при Грозном в России, – написано: «Эту библию на славянском языке получил из царского книгохранилища Джером Горсей в 1581 году». Доподлинно известно, что до конца ноября этого года Грозный жил в Александровой Слободе, следовательно, здесь же находилось и царское книгохранилище.
Я высказал предположение, которое напрашивалось само собой:
– Отъезд Грозного из Слободы связывают с гибелью царевича Ивана в ноябре того же 1581 года. Представим, что царь действительно в 1564 году вывез свою библиотеку из Москвы, намереваясь навсегда поселиться в Слободе. Но с такой же долей вероятности он мог вернуть ее назад, в Московский Кремль, навсегда покидая Александрову Слободу, где память об убийстве сына постоянно терзала его сердце.
– Я уже не раз слышал подобные заявления, но для меня они все равно выглядят неубедительно. Не берется во внимание то обстоятельство, что после смерти царевича Ивана царь едва не помешался от горя, собирался отречься от престола, уйти в монастырь или бежать за границу. Естественно, что в таком надломленном состоянии духа ему было не до библиотеки. Так, брошенная царем на произвол судьбы, библиотека и осталась здесь, в Александровой Слободе. Косвенным доказательством этому может служить еще одно свидетельство, как ни странно, связанное с историей русского книгопечатания.
Я успокоил Ниткина, что не вижу здесь ничего странного, поскольку в ходе расследования судьбы библиотеки московских государей имя первопечатника Ивана Федорова упоминалось уже не раз.
– Тем лучше, вам легче будет понять, о чем пойдет речь. Как известно, сразу после отъезда из Москвы Ивана Федорова его дело продолжили Андроник Невежа и Никифор Тарасиев, в 1568 году напечатавшие в Москве Псалтырь. Некоторое время спустя их вызвали в Александрову Слободу, где они и продолжили книгопечатание. Есть основания предполагать, что здешняя типография существовала до 1582 года – сохранилось свидетельство об этом папского посла Антонио Поссевино. Таким образом, александровская друкарня Андроника Невежи и Никифора Тарасиева просуществовала почти полтора десятка лет, однако к настоящему времени сохранилась только одна Псалтырь 1577 года – на ее выходном листе точно указаны место и дата выпуска: «Составися штанба сия еже есть печатных книг дело богом спасаемом и тезоименитом в Новом граде Слободе, в лето седьмь тысяч восемьдесят четвертое».
– Неужели за столько лет в этой типографии больше ничего не напечатали? – выразил я недоумение.
– Сохранилось сообщение семнадцатого века, что в разные годы здесь были изданы часовники, апостолы, евангелия и прочие церковные книги. Но ведь их можно было печатать в Москве, под наблюдением митрополита. Спрашивается – зачем потребовалась Грозному типография здесь, в Александровой Слободе, где он в то время постоянно обитал?
Не дождавшись моего ответа, Ниткин высказал свое предположение:
– Не использовал ли царь александровскую типографию в борьбе со своими противниками вроде Стефана Батория? Известно, что тот имел походную типографию, в которой печатал так называемые «разметные письма», направленные против Грозного. Не организовал ли и Грозный нечто подобное в Александровой Слободе? А для деятельности такого рода нужна не только типография, но и возможность цитировать русские и западноевропейские хроники, произведения видных церковных авторов. Не была ли для Грозного таким источником библиотека московских государей, которую он перевез сюда из Москвы?
Очередная версия Ниткина показалась мне заслуживающей внимания, но возникало сомнение: как получилось, что ни одно из этих посланий Грозного не дошло до наших дней?
У Ниткина и на этот счет было свое объяснение:
– Во-первых, они имели сиюминутную ценность, поэтому их не берегли. Во-вторых, их опасно было хранить в Ливонии, где они в основном распространялись. Ну, а в-третьих, если они попадали в руки приверженцев Стефана Батория, их тут же уничтожали. Осталось свидетельство Михаила Гарабурды, который сообщал Грозному, что «во многих немецких городах ходят от царского имени бранные письма, весьма оскорбительные для польского короля». Ясно, что такие письма не отличались вежливыми дипломатическими выражениями, а с помощью типографского станка их можно было распространять по всей Европе.
Свидетельство писаря Литовского княжества Михаила Гарабурды, имя которого тоже упоминалось в ходе нашего расследования, прозвучало для меня убедительно. Но тут Ниткин выдвинул еще одно предположение, с которым я никак не мог согласиться:
– С учетом всего сказанного сам собой напрашивается вопрос – на пустом ли месте в 1569 году заработала здесь типография Андроники Невежи и Никифора Тарасиева? Не в Слободе ли по велению Грозного возникла и первая русская типография, где были напечатаны анонимные книги? Основоположник русского книгопечатания Иван Федоров вполне мог начать свою издательскую деятельность именно здесь, в Александровой Слободе. В старой писцовой книге место, где сейчас стоит церковь Богоявления, а раньше находилась типография Андроника Невежи, названо «печатной Слободкой, что бывал Глинский двор». Трудно сказать, когда появилось это название, но деталь выразительная – типография стояла на дворе ближайших родственников Грозного по материнской линии. Еще до переезда сюда в 1564 году царь постоянно наведывался в Слободу, мог здесь заметить Ивана Федорова, лично контролировал работу его первой друкарни, а уж потом повелел построить более совершенную типографию в Москве.
Я вынужден был заметить Ниткину, что хотя его версия в целом выглядит основательно, однако более достоверно предположение, что первые опыты книгопечатания Иван Федоров сделал в Троице-Сергиевом монастыре, под руководством Максима Грека.
– Обе эти версии имеют одинаковое право на существование, – не стал спорить Ниткин. – Однако вы должны согласиться, что если поcле отъезда Грозного здесь осталась царская типография, о чем имеется свидетельство Поссевино, то с такой же долей вероятности тут могла остаться и царская библиотека.
При всем моем старании быть беспристрастным судьей я не смог возразить Ниткину, и он приступил к изложению следующего свидетельства:
– Ясно, что такую ценность, как библиотека московских государей, Грозный хранил в подземном тайнике, недоступном огню и прочим напастям. О том, что такие подземелья имелись в Александровском кремле, остались свидетельства не только в легендах и преданиях, хотя и они своеобразно отражают исторические факты, но и в воспоминаниях современников Ивана Грозного. Так, опричник Генрих Штаден писал о подземном ходе, которым можно было на тройке коней проехать из кремля к реке Серой и в Старую Слободу. Другое свидетельство, более позднего происхождения, оставил духовник учрежденного в кремле Успенского собора иеромонах Корнилий, почти двадцать лет руководивший здесь строительными работами. Сохранилась монастырская «сказка», поданная Корнилием московским писцам в 1675 году, в которой он сообщал, что под Успенской церковью имеется «погреб с выходом. Над погребом палатка же кладовая». В монастырской описи, составленной спустя два года, под третьим номером был упомянут «тайник». Уже в начале двадцатого столетия в Александрову Слободу приезжали специалисты Российской академии наук с конкретным заданием найти вход в кремлевское подземелье. С помощью служителей Успенского монастыря им это удалось, они проникли в подземелье, но на другой день по указанию Синода были выдворены оттуда.
Я удивился, почему специалисты академии вдруг попали в такую немилость. Ниткин объяснил, не вдаваясь в подробности:
– Вероятно, у церкви, как и у государства, есть свои, церковные тайны, которые до поры до времени нельзя разглашать. После революции, с 1919 по 1926 год, когда в бывшем монастыре открыли краеведческий музей, именно по этому отрезку подземелья длиной в сто метров водили экскурсии. Но и на этот раз сработал какой-то непонятный механизм и вход в подземелье был замурован, а с годами забыли и место его расположения.
– Над поисками этих подземелий словно проклятие висит, – сказал я в шутку, но реакция Ниткина на мои слова была вполне серьезной:
– Слухи о том, что на тайник с библиотекой московских государей наложено проклятие, давно ходят в народе. Считается, что начало библиотеке положила Софья Палеолог. А она, как говорили о ней, ведала так называемым проклятием фараонов, вычитанным ею в древних книгах, хранившихся в императорской Константинопольской библиотеке, в которой, не иcключено, действительно были книги из знаменитой Александрийской библиотеки. Иван Грозный обнаружил в Московском Кремле спрятанный Софьей Палеолог тайник с книгами, перевез их в Александрову Слободу – и последовали несчастья: поражение в Ливонской войне, гибель царевича Ивана, мученическая болезнь Грозного и смерть в одночасье, больше похожая на убийство от рук ближайших подручных. Царь Федор, возможно, тоже хотел найти тайник с книгами – и тоже скоропостижная смерть. Она же постигла и Бориса Годунова, который, как образованный человек, не мог не заинтересоваться библиотекой московских государей. Известно, что большой интерес к поискам царской книгохранительницы проявлял Ватикан, с этой целью пытался использовать своего ставленника Лжедмитрия – и тот погиб в результате заговора Шуйского. Имеются сведения, что поисками библиотеки занимался Петр Первый – и он умер скоропостижно, в расцвете сил, не реализовав все свои замыслы. Захватив Москву, царскую книгохранительницу пытался отыскать Наполеон, после чего удача отвернулась от него, больше он не выиграл ни одной битвы и при невыясненных обстоятельствах умер на острове Святой Елены. Не правда ли – складывается весьма удручающая картина?
Я согласился, что список жертв «проклятия» Софьи Палеолог выглядит внушительно и при желании его можно расширить вплоть до Николая Второго, также умершего не своей смертью.
– Впрочем, наша история почти на вcем своем протяжении носит довольно-таки мрачный характер, – сам себя поправил Ниткин, из чего я заключил, что к этому «проклятию» он, несмотря на приведенные им сведения, относится скептически. – Как всегда в таких случаях, когда речь идет об исчезнувших сокровищах, появились фальшивки, в которых было «точно» указано, где искать тайник с царской книгохранительницей. Так, в некую комиссию «Феномен», занимающуюся поисками библиотеки московских государей, принесли план, якобы нарисованный одним поляком для короля Сигизмунда в то время, когда в Московском Кремле находились польские интервенты. На этом плане было указано местоположение тайника Грозного, однако при тщательном изучении плана выяснилось, что это более поздняя подделка. То же самое произошло и с планом, будто бы сделанным русским зодчим Федором Конем – строителем стен и башен Белого города в Москве. Из приложенной к плану «сказки» следовало, что Борис Годунов, придя к власти, якобы хотел арестовать зодчего и выведать у него секрет тайника, но Федор Конь в последний момент сбежал вместе с планом. Однако и этот «старинный документ» оказался фальшивкой, а сведения, приведенные в «сказке», изобиловали ошибками, неприличными даже для школьника.
Ниткин отложил толстую папку с рукописью в сторону и раскрыл другую – более тонкую и заполненную газетными вырезками. Одну из них, с изображением какого-то чертежа, положил перед собой.
– Возле каждой исторической загадки со временем возникает такая огромная груда сенсационных домыслов, что она начинает заслонять само существование этой загадки и ставит ее под сомнение. К сожалению, это происходит и с тайной библиотеки московских государей. И самый большой вред поискам библиотеки наносит, как ни странно, наша массовая печать, призванная просвещать, а не запутывать. Вот одна из таких публикаций под заголовком «Бесценные сокровища подземного города», где подлинные сведения перемешаны с сомнительными, а то и просто с высосанными из пальца. Журналист начинает с того, что рассказывает о событии, которое действительно имело место. В 1976 году Исторический музей в Москве получил письмо от заключенного одной из кемеровских колоний, который сообщал, что знает месторасположение тайника с библиотекой Ивана Грозного, что трижды спускался в ведущее к нему подземелье, находящееся в окрестностях Александрова, что за определенное вознаграждение – в том числе за досрочное освобождение из колонии – готов показать этот тайник. Я давно знал об этом письме, поэтому меня крайне удивило, с какой легкостью журналист связал его с работой в Александровском кремле комиссии по проблемам биолокации. Дело в том, что мы давно настаивали на проведении таких исследований, и письмо из колонии не имело к ним никакого отношения. Но дальше – больше. Журналист публикует интервью руководителя этой группы, который заявил следующее: «На сегодняшний день не осталось сомнений, что найдена именно библиотека Грозного: книги, которые в последний раз видели современники кровавого царя – князь Андрей Курбский, переводчик Максим Грек, опричник-переводчик Штаден и др. Но это еще не всё. Кроме книг, в обнаруженном нами подземном городе хранятся бесценные произведения искусства».
– Откуда такая уверенность, что это именно тайник с книгами и сокровищами? – удивился я. – Видел ли он хоть одну книгу из этого подземелья?
– Когда этот самый вопрос руководителю исследовательской группы задал журналист другой газеты, он ответил так: «Точное место тайника назвать трудно, так как он окружен астральной защитой».
– Зачем же делать такие заявления, что библиотека уже найдена? Только ради того, чтобы привлечь к себе внимание?
– Думаю, здесь был расчет, что столь сенсационное заявление поможет достать средства для продолжения поисков на более высоком уровне, с привлечением соответствующей техники, приборов. Но получилось совсем другое – дутая сенсация нанесла только вред делу поисков библиотеки моcковских государей в Александровой Слободе. Причем для того, чтобы окончательно расправиться с александровской версией, привлекли таких авторитетных и уважаемых историков, как академик Борис Александрович Рыбаков, – Ниткин достал из папки еще одну вырезку. – Вот что он сказал корреспонденту одной из газет: «В 1970–1971 годы я длительное время вел раскопки в Александровой Слободе. Ничто не говорило о том, что там существует тайник с библиотекой. Кроме того, известно, что в восемнадцатом веке монашенки под руководством старца Корнилия прошли по вcем подземельям, разбирая кирпичные стены, так как монастырю требовался камень для строительства. Тайник, если он и был, просто не мог уцелеть». Прочитав это интервью, я даже засомневался, на самом ли деле академик Рыбаков говорил такое.
– Что же вас возмутило? – спросил я Ниткина, несколько покоробленный тем, что он подверг сомнению слова такого уважаемого историка.
– Во-первых, в сохранившихся документах нет никаких сведений, что монахини вынимали из подземных ходов камень для строительства. Во-вторых, сама эта операция невозможна, поскольку сразу же вызвала бы обвал подземелий, которым к тому времени исполнилось свыше ста лет. В-третьих, в этом заявлении почему-то полностью игнорируются сообщения о том, что подземелья под Александровским кремлем существовали и после строительной деятельности здесь иеромонаха Корнилия. Таким образом, однобокостью страдают как заявления в пользу существования в Александровой Слободе подземелий, так и полностью их отрицающие. Однако, на мой взгляд, первые гораздо убедительнее, если, конечно, не принимать во внимание безответственные заявления о том, что библиотека Грозного уже найдена. Тот же руководитель межведомственной комиссии по проблемам биолокации в своем сенсационном интервью сообщил очень интересные, заслуживающие внимания сведения, полученные в результате проведенной ими работы.
После всего услышанного об «астральной защите» и прочем я уже стал относиться к этому источнику с недоверием. Ниткин понял это и зачитал следующий отрывок из интервью:
– «Наша группа провела приборные и биолокационные исследования на территории Александровского кремля. И мы обнаружили наличие сложнейших подземных ходов и емкостей, в которых находятся книги и иные ценности. Подвалы и ходы располагаются на разных глубинах и простираются как на территории монастыря, так и далеко за его пределами. Мы определили также места и фундаменты бывших грозненских дворцов, расположение печатной Слободы, усадьбы Глинских, большой деревянной столовой, где Грозный справлял свои многочисленные свадьбы, «подземной трубы». О результатах исследования было доложено в Археологический институт Академии наук России. Проведенные в связи с этим археологические работы поверхностных раскопок полностью подтвердили показания приборно-биологических исследований».
Я согласился с Ниткиным, что если бы руководитель группы, занимавшейся поисками подземелий в Александровском кремле, ограничился этим заявлением, не называя в нем «книги и иные ценности», то его интервью выглядело бы гораздо убедительней.
– Безусловно! – воскликнул Ниткин. – Была проделана огромная, кропотливая работа, составлен весьма подробный и обоснованный план подземелий и несохранившихся сооружений на территории кремля – и благодаря одному необдуманному заявлению, что библиотека Грозного уже найдена, всё это подвергнуто теперь сомнениям и насмешкам.
Под наблюдением Ниткина, используя его пояснения и замечания, я перерисовал опубликованный в газете план Александровского кремля с обозначением несохранившихся строений времен Ивана Грозного и подземелий. Кто знает, может, одно из этих подземелий, проложенное от дворцов на казенном дворе к усадьбе Глинских или к государевым хоромам, действительно ведет к бесценным сокровищам России – библиотеке московских государей?
Разговор с Ниткиным укрепил меня в убеждении, что Александровская версия судьбы царской книгохранительницы имеет столько же прав на существование, сколько и московская, а, следовательно, также достойна кропотливого изучения и серьезных научных изысканий. И не исключено, что обе эти версии одинаково достоверны – что-то будет найдено под Московским Кремлем, где библиотека хранилась первоначально, что-то отыщется в Александровой Слободе, куда Грозный, конечно же, не мог отправиться без книг.
«Подъем же его был не таков, как обычно езживал по монастырям... Взял с собой из московских церквей древние иконы и кресты, драгоценными камнями украшенные, золотую и серебряную утварь, одежду и деньги и всю казну», – звучало в ушах под стук колес электрички, увозящей меня из Александрова.
