ЗАГАДКА ОДНОГО ПОСВЯЩЕНИЯ

 

Некрасовское стихотворение «Рыцарь на час» Достоевский считал шедевром творчества поэта. Высокого мнения об этом стихотворении были многие писатели – современники Некрасова. Немало внимания уделили «Рыцарю на час» исследователи его творчества. Казалось бы, произведение достаточно изучено, но есть в истории этого стихотворения одна загадка, свою версию в отношении которой я и хочу высказать...

Сильное, удивительное стихотворение! Редко кто, даже из самых совестливых русских поэтов, с такой честностью и беспощадностью высказал самые сокровенные, обычно таимые или приукрашенные чувства неудовлетворенности собой, желчные упреки самому себе за вынужденные отступления от избранного пути. Не врагам и даже не всем из друзей судить поэта – и в стихотворении появляется образ матери, перед ней кается он, у нее ищет новых сил в борьбе, в служении своему делу. А как рельефно выписаны окрестности ярославского села Аббакумцева, где была похоронена мать поэта, перед светлой памятью которой преклонялся Некрасов, к которой взывал в этом стихотворении-мольбе, стихотворении-исповеди. Перечитываешь эти обнажающие душу слова и испытываешь ощущение, будто вырвался из душной, тесной комнаты и вместе с поэтом вдохнул в себя знобящий морозный воздух, и яснее стали мысли, вернее чувства, отпала тина «мелких помыслов, мелких страстей».

Помню, с чего начался мой особый интерес к этому стихотворению. Как-то я перечитывал его во втором томе «Полного собрания сочинений и писем» Некрасова, изданного Государственным издательством художественной литературы в 1948 году, и обратил внимание на вклейку, воспроизводившую написанный рукой поэта отрывок из стихотворения. Под отрывком курсивом было напечатано, что Некрасов записал его в альбом Л.П.Шелгуновой. Я видел эту вклейку и раньше, но только в тот раз заметил крест-накрест пересекающие страницу темные линии. Видимо, листок был сложен вчетверо и долгое время хранился в таком виде, потому и остался след от складки. Но причем тогда альбом Шелгуновой, в который, как уверяла подпись под факсимиле, Некрасов написал отрывок?

За разъяснениями я обратился в конец книги, к комментариям. Здесь сообщалось, что стихотворение «Рыцарь на час» было задумано как четвертая глава большой одноименной поэмы, первая глава которой – стихотворение «На Волге (Детство Валежникова)». Далее указывалось, что в альбоме «стихотворение было посвящено Л.П.Шелгуновой, подруге поэта, переводчика и публициста Михаила Ларионовича Михайлова (1826–1865), который был арестован (8 сентября 1861 г.) и впоследствии сослан на каторгу за распространение прокламации «К молодому поколению», составленной Н.В.Шелгуновым».

Таким образом, в комментарии еще раз утверждалось, что стихотворение было вписано в альбом Шелгуновой. Больше того, оно, якобы, было посвящено ей! Однако конкретного посвящения на листке с некрасовским автографом нет. Есть приписка под стихотворением, но по содержанию она, конечно же, не относится к Шелгуновой: «Редки те, к кому нельзя применить этих слов, чьи порывы способны переходить в дело... Честь и слава им – честь и слава тебе, брат! Некрасов 24 мая 6 час. утра».

Ни тон отрывка – самобичующий, горький, небезопасный и для пишущего, и для хранящего эти строки, ни характер приписки никак не вязался с женским альбомом, в который они будто бы были вписаны. Гражданскую заостренность, доверительную страстность этого отрывка отмечали и авторы комментария: «Признавая идейную значительность данного чернового наброска, свидетельствующего о стремлении Некрасова к живому участию в революционной борьбе, мы полагаем, что стилистическая недоработанность этих двенадцати строк объясняется главным образом тем, что Некрасову была с самого начала ясна невозможность провести их через цензуру».

Двенадцать строк, о которых говорилось в комментарии, не вошли в окончательный текст стихотворения. Для убедительности дальнейших рассуждений привожу их:

Авторы комментария правильно писали об идейной значимости этого отрывка. Но справедливо ли было говорить о стилистической недоработанности этих двенадцати строк? Верно ли, что отрывок – всего лишь черновой набросок? Что это не так, меня убедило и данное отрывку название – «Из стихотворения «Рыцарь на час». Я подчеркиваю – из стихотворения. Естественно сделать вывод, что Некрасов с какой-то целью выписал отрывок из уже готового стихотворения. Здесь авторы комментария, видимо, справедливо заключили, что Некрасов понимал невозможность провести эти строки через цензуру и потому не вставил их в окончательный текст.

И все же – к кому обращался Некрасов в приписке под стихотворением? Почему на альбомном листке остались следы сгиба? С какой стати в шесть часов утра 24 мая Некрасов записал отрывок в альбом Шелгуновой? В каком году это случилось?

Все эти вопросы и заставили меня заняться историей стихотворения вплотную. Составители «Полного собрания сочинений и писем» В.Е.Евгеньев-Максимов, А.М.Еголин и К.И.Чуковский связывали отрывок из стихотворения с М.И.Михайловым,сосланным за распространение прокламации в Сибирь. Значит, это к нему обращался Некрасов в своей безадресной приписке?

Чтобы ответить на этот вопрос и другие, возникшие после внимательного ознакомления с факсимиле некрасовского автографа, я обратился к монографии Евгеньева-Максимова «Жизнь и деятельность Н.А.Некра-сова». И здесь писалось об альбоме Шелгуновой, и здесь прозаическая приписка связывалась с именем Михайлова: «Нет сомнения, что только что приведенная прозаическая приписка имеет в виду одного из видных сотрудников «Современника», близкого Некрасову человека, поэта, переводчика, беллетриста, публициста М.И.Михайлова, вскоре после создания «Рыцаря на час» подвергшегося суровым репрессиям за распространение революционной прокламации».

В сносках объяснялось, почему обращение к Михайлову уместно в альбоме Шелгуновой – они были гражданскими мужем и женой. Кроме того, здесь делалась попытка приблизительно установить дату написания отрывка: «Ясно, что эта запись не могла быть сделана раньше 1862 года, ибо Михайлов был арестован в сентябре, а сослан в декабре 1861 года, а в записи, точнее в прозаической приписке, говорится о нем, как уже пострадавшем за свои убеждения».

Казалось бы, всё становилось на свои места. Некрасов, чтобы поддержать арестованного Михайлова, записал отрывок из стихотворения «Рыцарь на час» в альбом его гражданской жены. Шелгунова, чтобы показать этот автограф Михайлову,вырвала листок из альбома. Единственное, что смущало меня, это дата под припиской – «24 мая 6 час. утра». Какая серьезная причина заставила Некрасова переписать отрывок в столь раннее время?

Расследуя историю загадочного посвящения дальше, в четвертом выпуске «Некрасовского сборника» за 1967 год я нашел статью А.М.Гаркави «К творческой истории стихотворения Некрасова «Рыцарь на час» и из нее узнал, что мои сомнения по поводу того, куда был записан некрасовский автограф, вполне оправданны. Вот что писал Гаркави о высказанной в «Полном собрании сочинений и писем» мысли о том, что стихотворение посвящено Шелгуновой и вписано в ее альбом: «Эти указания и эти комментарии в той части, где они касаются истории появления некрасовского автографа, нуждаются в существенной поправке. Вопреки им стихотворение Некрасова не было вписано в альбом Шелгуновой. И посвящено оно было не Шелгуновой, а непосредственно Михайлову... В нашем распоряжении есть документальное свидетельство, что строфы «Рыцаря на час» были записаны Некрасовым не в альбом, а на отдельном листке».

Далее Гаркави объяснял, как появилась эта ошибка. В 1902 году вышел сборник «Литературный архив, издаваемый П.А.Картавовым». Там впервые было сказано, что отрывок из стихотворения «Рыцарь на час» находится в альбоме Шелгуновой. Она умерла в 1901 году. После ее смерти появилось объявление о продаже принадлежавшего ей альбома автографов. О записи рукой Некрасова строф из «Рыцаря на час» говорилось, что она «написана на вложенном листе писчей бумаги». Первым ошибся Картавов, а потом ошибка перекочевала во все некрасовские издания.

Итак, мои сомнения подтвердились. Осталось только выяснить, кому отрывок посвящен и когда написан. И я опять обратился к статье Гаркави: «... есть все основания считать, что набросок, посланный Михайлову, был действительно ранним наброском стихотворения и что «Рыцарь на час» был создан в два приема: в июне 1862 года и поздней осенью того же года».

Первоначально я чуть было не поддался убедительности приведенных Гаркави доводов, но вспомнил, как выглядит некрасовский автограф. Разве похож он на черновой набросок? Разве не сам Некрасов написал вверху страницы: «Из стихотворения «Рыцарь на час»? Поэтому я остался при своем мнении, что Некрасов выбрал из готового стихотворения самые суровые, самые горькие строки. Об этом свидетельствовали и отточия, и заглавие, и три первые строчки, взятые из окончательного текста:

По всему чувствуется, что кусок взят из живой ткани стихотворения, вряд ли уместно говорить о его стилистической недоработанности. Другое дело – Некрасов не отдал эти строфы на суд цензуры, сократил стихотворение, когда впервые опубликовал его в 1-2 номере «Современника» за 1863 год. Ведь в журнальном варианте не было и заключительных строк «О мечты! о волшебная власть ...» – и они не прошли цензурное ушко.

Но вернемся к вопросу о том, когда стихотворение «Рыцарь на час» было создано. В посмертном издании некрасовских стихотворений, осуществленном в 1879 году, редактор С.И.Пономарев поставил его под 1860 годом, мотивируя это тем, что тематически оно связано с поэмой «На Волге», написанной в 1860 году.

К.И.Чуковский, исходя из того, что отрывок, найденный в бумагах Шелгуновой, по его мнению, написан в 1862 году, относит и время написания окончательного текста к этому же году. Но я уже писал, что сомнительно считать отрывок наброском. Не написан ли он позднее? Действительно ли он адресован Михайлову?

С мнением Чуковского о том, что стихотворение создано в 1862 году, трудно не согласиться. В ноябре этого года Некрасов ездил в Грешнево на похороны своего отца. Воспоминание о церкви в Аббакумцеве, в ограде которой похоронена мать поэта, есть в стихотворении, причем, на мой взгляд, вспоминается недавнее, только что увиденное поэтом. Совпадает и время действия – поэт выходит из дома в морозную ночь, вспоминает меховую шапку звонаря церкви в Аббакумцеве. Таким образом, стихотворение «Рыцарь на час», всего вероятней, было написано в конце 1862 года, после возвращения Некрасова из Грешнева в Петербург. Остается выяснить, когда была сделана выписка из стихотворения, попавшая к Шелгуновой, и к кому обращается Некрасов в прозаической приписке.

Чтобы ответить на эти вопросы, я обратился к последнему «Полному собранию сочинений и писем» Некрасова (Ленинград, «Наука», 1981. Т. 2). Уж здесь-то, надеялся я, всё расставлено по своим местам. Но комментарий к стихотворению «Рыцарь на час» опять меня не убедил. В нем говорилось, что автограф «фрагмента ранней редакции... известен как автограф из альбома Л.П.Шелгуновой», что советские исследователи Евгеньев-Максимов, Чуковский и Гаркави, «дополняя друг друга, доказали, что приписка имела весьма определенный адрес – М.Л.Михайлова, арестованного 14 сентября 1861 г. К М.Л.Михайлову, сосланному в Сибирь, летом 1862 г. отправлялись Н.В. и Л.П. Шелгуновы, которым, по всей вероятности, Некрасов и вручил свой автограф для передачи Михайлову. Судя по проставленной под текстом дате, этот ранний вариант создавался во время пребывания Некрасова в Петербурге в мае 1862 года».

Итак, речь опять идет о том, что автограф, оказавшийся у Шелгуновой, – «ранний вариант» стихотворения и адресован он Михайлову. «Время работы Некрасова над «Рыцарем на час», – указано в комментарии, – устанавливается по дате фрагмента ранней редакции (май 1862 г.) и отдельным деталям поздней редакции, указывающим на непосредственные впечатления от пребывания поэта в Грешневе и Аббакумцеве (осень 1862 г.)».

Вспомним, что арест Михайлова был первым в писательской среде. Сотрудничать в «Современнике» он начал еще в 1852 году, здесь публиковались его статьи, стихи, переводы. Авдотья Яковлевна Панаева писала о нем в своих воспоминаниях: «Михайлов был очень веселого и живого характера, и на него смотрели как на человека, который ни о чем другом не думает, как о победах над женщинами». Много писал о женском вопросе, однако Чернышевский относился к этим статьям Михайлова равнодушно, а Добролюбов, когда встал вопрос о том, чтобы сделать Михайлова сотрудником «Современника», писал Некрасову: «Михайлова взять – ведь это курам на смех». Некрасов, защищая Михайлова, писал Добролюбову в Ниццу, что он «очень полезен по редакции», но о собственных произведениях Михайлова был не высокого мнения и в том же письме называл его статьи «так себе». Многие считали, что участие Михайлова в революционном движении не результат убеждений, а увлечения. Говорили, что на каторге Чернышевский и Михайлов встретились, как чужие. Возможно, это было вызвано тем, что именно Михайлов познакомил Чернышевского с провокатором Всеволодом Костомаровым, показания которого оказались решающими на суде. Кроме того, по Петербургу ходили слухи об откровенных показаниях Михайлова на допросе.

Все перечисленные обстоятельства отнюдь не умаляют других заслуг Михайлова, но вызывают определенные размышления. Вспомним приписку под отрывком из стихотворения, оказавшимся у Шелгуновой. Она звучит так, будто речь идет об очень близком Некрасову человеке, перед которым он преклоняется, чувствует свою слабость. Был ли таким для Некрасова Михайлов? Известно, что после его ареста Некрасов посетил Михайлова в тюрьме, подписал петицию с просьбой о его освобождении, под псевдонимом «М.Илецкий» продолжал печатать в «Современнике», поддерживал сосланного Михайлова материально. Всё это говорит о том, что Некрасов близко к сердцу принял арест Михайлова. Но мог ли он чувствовать угрызения совести после его ареста? – Отзвук этого угрызения, на мой взгляд, слышится в приписке под стихотворением.

Вся вина Михайлова состояла в провозе через границу прокламации. Некрасов каждодневно, с каждым выпуском своего журнала рисковал свободой. Неужели, спрашивается, он ставил заслуги Михайлова выше своего вклада в служение народу? Воля Некрасова считать, что этот вклад мог бы быть больше, но вряд ли он не сознавал, что его деятельность не сопоставима с деятельностью того же Михайлова, который в своем творчестве испытывал сильное влияние некрасовской поэзии, во многом ему подражал.

Отрывок из стихотворения «Рыцарь на час», написанный в шесть часов утра, был создан Некрасовым под сильным впечатлением какого-то события и для определенной цели, исполнение которой нельзя было откладывать. Отъезд Шелгуновых к Михайлову вроде бы отпадает – стихотворение было создано позднее, когда Некрасов побывал в Аббакумцеве. На это есть прямое указание в самом стихотворении:

 

 

Ясно, что стихотворение писалось после того, как была арестована целая группа прогрессивных литераторов, и, в частности, Чернышевский, взятый под стражу 7 июля 1862 года. Отрывок, оказавшийся у Шелгуновой, мог быть переписан Некрасовым 24 мая 1863 года, но мне представляется более вероятным следующий, 1864 год...

Официальным поводом для ареста Чернышевского послужило перехваченное полицией письмо Герцена и Огарева к Серно-Соловьевичу с предложением совместно с Чернышевским приступить к изданию закрытого властями «Современника». Некрасову просто повезло, что после так называемого «огаревского дела» Герцен не упомянул поэта, будто бы издание «Современника» было возможно без Некрасова, без его энергии и опыта. Арест Чернышевского некоторым образом можно поставить в вину Герцену – легко поучать издалека, находясь в безопасности.

Но вернемся к письму Герцена. Одного упоминания имени Чернышевского было недостаточно для ареста, и жандармы прибегли к услугам провокатора Всеволода Костомарова. Так Чернышевский оказался в Петропавловской крепости. Вот перед кем совестливый Некрасов не мог не чувствовать вины – перед Чернышевским. Некрасов на свободе, а человек, с которым он делал одно общее дело, – в крепости. 19 мая 1864 года на Мытнинской площади в Петербурге состоялся обряд гражданской казни Чернышевского. 20 мая в сопровождении жандармов он был отправлен в Сибирь. 22–23 мая закованного в цепи Чернышевского провезли через Ярославль. Не ему ли 24 мая Некрасов адресовал отрывок из стихотворения «Рыцарь на час», оказавшийся впоследствии в бумагах Шелгуновой?

В этой версии есть одно слабое место – из составленной Ашукиным «Летописи жизни и творчества Некрасова» известно, что в середине мая Некрасов вместе с сестрой и Селиной Лефрен выехал за границу. Письменных свидетельств об этой поездке осталось мало, и возможно, что выдвинутая мною версия не противоречит этому факту. Если отрывок был посвящен Чернышевскому, то всё становится на свои места – и самобичующий тон стихотворения, и доверительный, дружеский характер прозаической приписки, и это обращение – «брат».

Нужны новые поиски, новые сопоставления. Нужно ответить на вопрос, почему автограф, адресованный Чернышевскому, оказался в бумагах Шелгуновой. Может, с ее помощью Некрасов хотел передать стихотворение своему арестованному «брату»?

Так ли, иначе ли было на самом деле, пока нельзя сказать определенно, но ряд перечисленных здесь деталей подвергает версию о посвящении отрывка Михайлову серьезному сомнению. Вспомним, что для возобновления «Современника» Некрасов пошел на некоторые отступления от пути, которым шел вместе с Чернышевским, отсюда горькие упреки самому себе. Вспомним, что замыслом создать поэму «Рыцарь на час» Некрасов делился с Чернышевским. Еще раз сопоставим близкие даты: 20 мая – Чернышевского отправляют в Сибирь, 22–23 мая он в сопровождении жандармов проезжает Ярославль, 24 мая – Некрасов в 6 часов утра переписывает наиболее сильные строки стихотворения на отдельном листке. Наконец, опять вспомним строки, не вошедшие в окончательный текст стихотворения:

Не толпу ли на Мытнинской площади, собравшуюся во время гражданской казни Чернышевского, имел в виду Некрасов?

главная | назад

Hosted by uCoz