ПОИСКИ СЧАСТЛИВОГО В «ПОДЛЫЕ» ВРЕМЕНА

Над поэмой «Кому на Руси жить хорошо» Некрасов начал работать сразу после крестьянской реформы 1861 года. Сестра поэта – Анна Алексеевна Буткевич – говорила, что поэма «была любимым детищем брата. Болезнь и смерть помешали ему завершить свое любимое детище». Таким образом, можно считать, что последним годом работы Н.А.Некрасова над поэмой является 1877 год, когда автором были внесены последние штрихи в эту великую поэму, ставшую национальной гордостью русского народа.

«Я задумал, – говорил Некрасов, – изложить в связном рассказе всё, что я знаю о народе, всё, что мне привелось услыхать из уст его, и я затеял «Кому на Руси жить хорошо». Это будет эпопея современной крестьянской жизни». Так определил жанр поэмы сам Некрасов. Впрочем, он называл ее и просто поэмой: в разговоре с Глебом Успенским, в переписке с А.М.Жемчужниковым, в самых последних разговорах с А.С.Сувориным в 1877 году. «Уже больной, он не раз с одушевлением говорил о том, что можно было бы сделать, если бы еще года три–четыре жизни, – вспоминал Суворин. – Это такая вещь, которая только в целом может иметь свое значение. И чем дальше пишешь, тем яснее представляешь себе дальнейший ход поэмы, новые характеры, картины. Начиная, я не видел ясно, где ей конец, но теперь у меня всё сложилось, и я чувствую, что поэма всё выигрывала бы и выигрывала».

Короче говоря, Некрасов не придерживался одного термина, определяя жанр поэмы: то эпопея, то просто поэма. Гораздо больше определений придумали исследователи творчества Некрасова. В 1878 году, меньше чем через год после смерти поэта, в Петербурге вышла, пожалуй, первая книга, посвященная Некрасову – «Николай Алексеевич Некрасов», в которой составитель книги А.Голубев так определил жанровые особенности поэмы: «Поэма написана в форме сказки, где фигурирует и скатерть самобранка, и коробочка волшебная».

В этом наивном определении подмечена внешняя особенность великой поэмы, сразу бросающаяся в глаза – ее сказочность. Действительно, в этом – одна из жанровых особенностей поэмы, но этим они не исчерпываются.

В 1918 году в сборнике «Голос минувшего» в статье «В руках у палачей слова» В.Е.Евгеньев-Максимов опубликовал донесение цензора Лебедева, прочитавшего представленные для публикации части поэмы. В своем донесении в Главное управление по делам печати цензор, не мудрствуя лукаво, назвал поэму «серией стихотворений».

Кроме этих определений поэмы, данных современниками Некрасова, ее называли циклом поэм, опять просто сказкой, опять просто поэмой. Еще больше и разнообразия и путаницы внесли в этот вопрос советские некрасоведы. В книге «Творческий путь Н.А.Некрасова» В.Евгеньев-Максимов назвал поэму «крупнейшим этапным произведением в истории жанра эпической поэмы». «Изумительный протокол всероссийского крестьянского съезда, непревзойденная стенограмма прений по острому политическому вопросу», – так назвал это художественное произведение в своей, в общем-то, небезынтересной и во многом другом справедливой книге «Поэзия труда и борьбы» критик В.Архипов.

«Революционно-демократическая поэма о народе» – это название присвоила поэме критик Т.Беседина. Не дело присваивать художественному произведению политический термин, нельзя ставить знак равенства между подходом к тому или иному вопросу политика и художника. Между ними есть немаловажная разница – ради ближайших политических целей политику надо чем-то пренебрегать, художник же может пренебрегать только теми деталями, которые не имеют художественной ценности.

Еще раз вспомним слова Некрасова, приведенные в начале нашей статьи: «… я затеял «Кому на Руси жить хорошо». Это будет эпопея современной крестьянской жизни». Воспоминания Глеба Успенского оставили нам еще одно определение, данное этому произведению самим автором:

«Действительно, Н.А. много думал над этим произведением, надеясь создать в нем «народную книгу», т.е. книгу полезную, понятную народу и правдивую. В эту книгу должен был войти весь опыт, данный Н.А. изучением народа, все сведения о нем, накопленные, по собственным словам Н.А., «по словечку» в течение 20-ти лет».

Столь же запутанным остается в некрасоведении вопрос о порядке расположения частей поэмы. В 1920 году, подготавливая первое советское издание произведений Некрасова, К.И.Чуковский на основании авторских помет на рукописи «Пир – на весь мир», напечатал эту часть в середине повествования, а «Крестьянка» оказалась в конце поэмы. Сразу же по выходу издания в свет академик П.Н.Сакулин предложил печатать «Пир – на весь мир» в конце поэмы, что в советское время чаще всего и делалось.

Однако вспомним еще раз, как сам Некрасов говорил о своей поэме: «Это такая вещь, которая только в целом может иметь свое значение. И чем дальше пишешь, тем яснее представляется себе дальнейший ход поэмы, новые характеры, картины. Начиная, я не видел ясно, где ей конец, но теперь у меня всё сложилось, и я чувствую, что поэма всё выигрывала бы и выигрывала».

Так говорил Некрасов в разговоре с Сувориным перед самой своей смертью. Эти слова могут стать своеобразным ключом к пониманию особенностей поэмы. Во-первых, из них становится ясно, что замысел поэмы менялся по мере ее создании, отсюда и изменение авторской позиции, и неоднородный характер повествования, достигший наибольшей гражданственности и агитационности в части «Пир – на весь мир». Во-вторых, очень важно учитывать признание Некрасова, что поэма только в целом могла бы иметь свое полное значение.

Поставив «Пир – на весь мир» в конец поэмы, многие за Некрасова и вопреки замыслу Некрасова находят в поэме счастливого – Гришу Добросклонова. Вспомним, как при такой выигрышной в смысле «революционности» перемены мест частей заканчивается поэма:

А считал ли сам поэт Гришу Добросклонова тем самым счастливым человеком, которого искали семеро странников?

Известно воспоминание Глеба Успенского, в котором передавался следующий разговор с поэтом:

«Однажды я спросил его:

– А каков будет конец? Кому на Руси жить хорошо?

– А вы как думаете?

Н.А. улыбался и ждал.

Эта улыбка дала мне понять, что у Н.А. есть на мой вопрос какой-то непредвиденный ответ, и чтобы вызвать его, я наудачу назвал одного из поименованных в начале поэмы счастливцев.

– Этому? – спросил я.

– Ну вот! Какое там счастье!

И Н.А. немногими, но яркими чертами обрисовал бесчисленные черные минуты и призрачные радости названного мною счастливца.

– Так кому же? – переспросил я.

– Пьяному».

Так ответил Некрасов. Долгое время было принято считать, что он просто пошутил, но этот разговор, на мой взгляд, нельзя совсем сбрасывать со счета, как это, например, сделал критик М.В.Теплинский в статье «О предполагаемом финале поэмы Н.А.Некрасова «Кому на Руси жить хорошо». У нас нет оснований не доверять воспоминаниям Глеба Успенского, а закончить поэму встречей странников с единственно счастливым на Руси – пьяным – Некрасов вполне мог. Да, в последние месяцы своей жизни Некрасов работал над частью «Пир – на весь мир», где появляется образ Гриши Добросклонова, но не надо забывать, что поэма так и осталась незавершенной. Продолжим цитировать воспоминания Глеба Успенского:

«Затем он рассказал, как именно предполагал закончить поэму. Не найдя на Руси счастливого, странствующие мужики возвращаются к своим семи деревням: Горелову, Неелову и т.д. Деревни эти, смежные, стоят близко друг от друга, и от каждой идет тропинка к кабаку. Вот у этого-то кабака встречают они спившегося с кругу человека, «подпоясанного лычком», и с ним, за чарочкой, узнают, кому жить хорошо».

Таким образом, не было у Некрасова мысли завершить поэму образом Гриши Добросклонова, и, следовательно, его образ не несет той роли, которой наградили его, называя искомым счастливым.

В этой связи уместно будет вспомнить студенческую работу известного советского поэта А.Твардовского, опубликованную в сборнике «О Некрасове», вышедшем в Верхне-Волжском книжном издательстве в 1975 году. Молодой Твардовский писал:

«Итак, речь идет о двух тенденциях замысла поэмы. Согласно одному из них, выдвигаемому К.Чуковским, Грише Добросклонову принадлежит в поэме решающая роль, как искомого «счастливца». Думается, что не следует переоценивать этот образ, наделяя его значением развязки. Можно сомневаться, осуществил ли бы Некрасов тот свой план поэмы, о котором он рассказывал в недатированном разговоре с Г.Успенским, но нельзя предположить, чтобы все линии, все пути сложнейшего повествования были сведены к Грише Добросклонову, как бы вообще ни был сам по себе этот образ идейно значителен. Недостаточность такого разрешения была бы совершенно очевидна».

Так писал Твардовский еще в 1937 году, а до сих пор опытные некрасоведы наделяют образ Гриши Добросклонова значением искомого счастливца. Вряд ли это правомерно. Мне думается, что в этом смысле студенческая работа Твардовского имеет большую научную ценность, чем все опыты вульгарного социологизма. Ведь называя Гришу Добросклонова искомым счастливым, мы вольно или невольно вгоняем поэму в очень узкое ложе, в результате чего и появляются такие определения жанра поэмы, как «изумительный протокол крестьянского съезда».

Рамки поэмы гораздо шире. Народной книгой называл сам Некрасов свое произведение, поэтому вопрос о счастливом тоже был бы решен автором в народном духе. А когда кругом мерзопакостная действительность, то и впрямь можно позавидовать пьяному, который ее не замечает.

В связи с этим вспоминается история создания поэмы «Современники». Летом 1875 года Некрасов в последний раз приехал в Карабиху, где усиленно работал над этой поэмой. Принято считать, что именно здесь он закончил работу над ней. Еще раз обратимся к книге В.В.Жданова «Жизнь Некрасова»:

«Некрасову удалось с большой художественной убедительностью показать начинавшийся разгул капиталистического хищничества в России. Почти за всеми персонажами сатиры угадываются реальные лица, известные в то время промышленные и финансовые тузы, именитые спекулянты, титулованные казнокрады. В этом и состоит особенность поэмы: в сатирических картинах клубной жизни автор соединил документальную основу с яркими гротескными характеристиками персонажей. Он выставил на позор худшие стороны отечественного капитализма, и сделал это в то время, когда многие его черты еще не обрисовались достаточно ясно».

Можно сказать, что «худшие стороны отечественного капитализма», реанимированного в начале 90-х годов прошлого столетия, сегодня опять «обрисовались» в России во всей своей неприглядности. Уверен, что именно поэтому поэма «Современники» даже не упоминается в учебнике для 9-го класса «В мире литературы», вышедшем в 2000 году, – это вполне естественно для издания, одобренного Министерством образования Российской Федерации – государства, вернувшегося в капиталистический строй социального неравенства. Как бы учащиеся не задумались, откуда за столько короткий срок в России появились миллиардеры, в руках у которых оказались фабрики, заводы, недра, огромные счета в иностранных банках? Как же можно рубить сук, на котором держится нынешняя власть?!

Приведу еще одну цитату о поэме «Современники» – из книги Анатолия Федоровича Тарасова «Некрасов в Карабихе», последний раз изданной в Ярославле в 1982 году:

«Поразительна меткость и точность характеристик, раскрывших самую суть капитализма. Даже не верится, что стихи эти писались сто лет назад, так подходят они к современному нам капиталистическому миру Запада. А ведь тогда капитализм в России еще только складывался».

Фронтовик Анатолий Федорович Тарасов, после окончания Великой Отечественной войны буквально из руин восстановивший усадьбу «Карабиха», человек очень честный и принципиальный, не мог даже предполажить, что вскоре поэма «Современники» опять злободневно зазвучит не в «капиталистическом мире Запада», а в попятившейся назад России.

Далее он пишет:

«Поразительна поэма и своей «фактичностью». За каждым героем современники поэта видели реальных деятелей – Губонина и Варшавского, Путилова и Кокарева, Полякова и фон Мекка и множество других. Поэма пересыпана тонкими штрихами и намеками, для нас уже не всегда понятными. Некрасов знал всю подноготную своих «героев» – и запечатлел ее в едких стихах. Недаром великий сатирик М.Е.Салтыков-Щедрин был от поэмы в восхищении. «Зачем Вы не подписались под стихами? Стихи отличные, только выпущенного жалко», – писал он Некрасову из Парижа, прочитав поэму в «Отечественных записках».

И опять приходится удивляться, как «фактичность» поэмы удивительным образом проявилась в наши дни: за каждым из ее персонажей можно разглядеть не современников Некрасова – « Губонина и Варшавского, Путилова и Кокарева, Полякова и фон Мекка», а наших с вами современников-олигархов, отличающихся такой же неразборчивостью в средствах при накоплении первоначального капитала и захвате бывшей государственной, всенародной собственности. Те же грандиозные аферы, то же мелкое жульничество, тот же « разгул капиталистического хищничества». Разница лишь в том, что сегодня всё это происходит под лозунгами восстановления демократии, то есть власти народа. Цинизм отвратительный – передать принадлежавшую народу собственность кучке жуликов и при этом доказывать, что так захотел сам народ.

Я не случайно привел здесь цитату из книги А.Ф.Тарасова – основателя и первого директора литературного музея Н.А.Некрасова в Карабихе…

В 1902 году Россия отмечала 25-летие со дня смерти поэта. В Ярославле было решено открыть Некрасовскую выставку, за помощью в ее устройстве обратились к проживавшему в Карабихе брату поэта Федору Алексеевичу. Вот тогда он и вспомнил, что в 1875 году в усадьбе неизвестно по какому поводу ждали обыска, и он, как человек осторожный, собрал в восточном флигеле, где останавливался поэт, его бумаги и через узенькое окошко спустил их в глухой подвал центрального дома. Сыновья Федора Алексеевича, один из которых – Константин – стал в дальнейшем книгоиздателем и в 1916 году выпустил книгу «Архив села Карабиха», сумели проникнуть в подвал и извлекли на свет связку бумаг. В ней оказались тетрадь стихотворений, с которой Некрасов приехал в Петербург из Грешнева, черновики написанных в Карабихе поэм, письма, фотографические карточки сосланных в Сибирь декабристов, стихи и проза разных лет. Но самой ценной и неожиданной находкой оказалась рукопись незаконченного романа «Жизнь и похождения Тихона Тростникова», над которой, как выяснили исследователи творчества Некрасова, он работал в 1843 году. Через три года очерк из этого романа под названием «Петербургские углы» был опубликован в составленном Некрасовым «Петербургском сборнике». В объявлении о подписке на журнал «Современник» сообщалось, что роман будет опубликован полностью, однако после этого сообщения читатели не увидели больше ни одной его страницы. Появление «Петербургского сборника» привлекло к Некрасову внимание Третьего отделения, возможно, именно по этой причине Некрасов и не закончил работу над романом. Вероятно, это же побудило Некрасова переправить рукопись романа в Карабиху.

Сейчас уже нельзя сказать с полной определенностью, всё ли спрятанное в подвале центрального дома усадьбы сохранилось к 1902 году, все ли бумаги передал устроителям Некрасовской выставки осторожный Федор Алексеевич. Обращает на себя внимание один факт. В 1927 году известный исследователь жизни и творчества поэта В.Евгеньев-Максимов встречался в Карабихе с вдовой Федора Алексеевича – Натальей Павловной, которая вспомнила, что самые важные бумаги, самые опасные в политическом отношении были спрятаны где-то в кладовой Карабихского винокуренного завода, которой к тому времени уже не существовало. Однако напрашивается несколько вопросов. Точно ли знала Наталья Павловна, где эти бумаги были спрятаны? Окончательно ли они потеряны для нас? Какие новые тайны жизни и творчества Некрасова приоткрыла бы их находка?..

Еще один вопрос – какого обыска ждали в Карабихе в 1875 году? Может, он был связан с явлением, которое получило название «хождение в народ», когда революционная молодежь направилась в деревню, чтобы внести в сознание крестьян идеалы справедливого общественного строя?

Не надо быть литературоведом, чтобы увидеть незавершенность поэмы «Современники» в ее напечатанном виде. Об этом прямо сказано в отзыве о поэме Салтыкова–Щедрина: «Стихи отличные, только выпущенного жалко». В связи с этим возникает последний вопрос – не хранились ли в тайнике, о котором вспомнила Наталья Павловна, «потаенные», недошедшие до нас главы поэмы «Современники», над которой Некрасов работал летом того же 1875 года?..

«Я могу по первому впечатлению сказать, что поэма поразила меня своею силою и правдою… Описание оргии, спичи и лежащая на всем фоне угрюмость – всё отлично задумано и отлично выполнено», – это еще один отзыв Салтыкова-Щедрина о «Современниках».

Но были и другие оценки поэмы. «Сама эта действительность – не та, которая имеет право на внимание поэта», – писал, например, критик П.И.Вейнберг, как бы положив начало кампании против поэмы, которая, удивительное дело, продолжилось и в советское время. Возможно, у многих советских критиков такая резко негативная оценка «Современников» была связана не столько с их примиренческой позицией в отношении «прелестей» капитализма, против которых выступал Некрасов, сколько с их непримиримостью в отношении следующих некрасовских строк, раскрывающих национальный состав воротил «русского» бизнеса:

Так некрасовские «Современники» оказались неугодными власти и в дореволюционное, и в послереволюционное время. Чтобы убедиться в последнем, достаточно перелистать советские школьные учебники литературы, в которых поэма или вовсе не упоминалась, или упоминалась вскользь, как нечто незначительное. Но еще более «крамольной», я бы даже сказал – политически опасной, она стала в нынешнее «демократическое» время, когда персонажи поэмы заимели реальных двойников. При политической и моральной (точнее сказать – аморальной) поддержке нынешней власти, ориентированной на развитие олигархического капитализма, стена молчания вокруг поэмы «Современники» стала сегодня значительно выше и крепче. «Самый отчаянный коммунист» Некрасов опять стал неугоден.

Среди завсегдатаев ресторана господина Дюссо, в котором происходит действие поэмы, биржевые мошенники, жулики-банкиры, проворовавшиеся директора акционерных компаний, ренегаты из бывших интеллектуалов, помогающие организовывать грандиозные аферы и спекуляции, ловкие подрядчики, мечтающие получить от правительства средства на создание «Центрального дома терпимости». Всем им Некрасов дает очень точную, уничижительную характеристику:

«Бывали хуже времена…» – под таким заголовком в журнале «Русь» в 1994 году был опубликован очерк Александра Курилова, который увидел в нашей нынешней действительности отражение того, о чем писал Некрасов:

«Невольно припоминаются первые строки «Современников»:

Еще вчера казалось, что к такому далекому прошлому возврата нет и не будет. Но Провидение распорядилось иначе, ниспослав нашему народу очередное тяжкое испытание, отбросив нас к эпохе первоначального накопления со всеми атрибутами «свободного» предпринимательства и процветания «рыцарей» наживы, сделав в мгновение ока актуальной и проблему «народных заступников», способных противостоять всей этой «шайке... хищников смелых... Сколько было написано и наговорено на тему «Некрасов – наш современник», а на поверку оказывается всё наоборот: не он, а мы в одночасье стали современниками поэта… Прочитайте заново Некрасова, не пожалеете. Вы увидите, куда, в какой мир мы возвращаемся и какая «славная жизнь» нас там ожидает. И может быть, впервые осознаете до конца, в какие исторические дали мы скатываемся. И захотите остановить попятное это движение, откажете в доверии тем, кто всеобщее процветание связывает напрямую с появлением у нас новых господ, и возьмете заботу о будущем страны в свои руки. Чтобы каждому, а не только новоиспеченным «героям времени», жилось на Руси вольготно, счастливо, весело»…

Итак, поиски Некрасовым счастливого в «подлые» времена закончились безрезультатно. Увы, сегодня эти поиски опять не увенчались бы успехом. Если, конечно, не принять за счастливых тех, кто входит во «всеберущий, всехватающий, всеворующий союз», который вновь вернулся в Россию, казалось бы, из небытия. Но ведь они могут туда и вернуться. Какое же это счастье – всё время бояться за свое будущее, за будущее своих детей?..

Так было при Некрасове – вспомним князя Ивана из «Современников», сына которого убили на дуэли из-за того, что «вором отца обозвали при нем». Сегодня стреляют не на дуэлях, а из-за угла, и масштабы этой стрельбы гораздо больше, чем во времена Некрасова. Так что счастье «всеворующих» весьма сомнительно. Другое дело – опять пришло их время жить не по совести и распоряжаться судьбами тех, кто не умеет, как они, воровать и мошенничать.

А.Курилов уверен, что Некрасов видел счастливого в «народном заступнике» Грише Добросклонове:

«Хотя у поэта не было никаких иллюзий относительно будущего своего нового героя:

он не сомневается, что выше счастья, чем доля «народного заступника», нет и не может быть», – пишет он в заключение очерка.

А вот у меня, по правде говоря, сомнения остаются. И пьяный на звание счастливого действительно кажется единственно подходящей кандидатурой – что во времена Некрасова, что сегодня. Ведь времена-то – одинаковые.

Конечно, бывали хуже… Но не было подлей.

главная | назад

Hosted by uCoz