Покушение на В.И.Ленина послужило поводом для объявления красного террора, который оставил на судьбе России еще один кровавый рубец. Однако до недавнего времени большинство судило об этом покушении только по урезанной газетной информации да по книге «Выстрел в сердце революции», выпущенной «Политиздатом» и включившей в себя лишь те сведения, которые не противоречили официальной версии. Уже в наше время в газетах появилось сообщение, что дело о покушении на Ленина проверяет группа опытных работников Генеральной прокуратуры России, – факт сам по себе многозначительный, неоднозначно свидетельствующий, что это дело требует тщательного дорасследова ния, о чем некоторые давно догадывались. Однако тут же промелькнули публикации, озадачившие более информированных читателей, в частности, в газете «Труд» была напечатана статья, в которой говорилось:
«Многие годы, даже десятилетия, папка с делом Фанни Каплан хранилась в глубоких тайниках Лубянки. Никто, даже высшие юристы, не говоря уже о нашем брате-газетчике, к ней не допускался. Не положено! Сов. секретно!.. Как можно было объявить на весь мир, что та же Каплан считала Ильича «предателем социализма»…
Благодаря таким публикациям у читателей складывалось впечатление, что протоколы допросов Фанни Каплан нигде и никогда не печатались, что их только сейчас, в условиях демократии, смогли извлечь из «глубоких тайников Лубянки». Но это не так – еще в 1923 году они были опубликованы в журнале «Пролетарская революция» и с ними можно было легко ознакомиться, в том числе и с объяснением Каплан своего поступка: «Стреляла в Ленина я потому, что считала его предателем революции и дальнейшее его существование подрывало веру в социализм». Другое дело, что эти протоколы не переиздавались, а лишь выборочно цитировались, но нагнетать вокруг них страсти, говорить об их недоступности нет причин. Это может привести к новым ошибкам, что и случилось – в той же статье приводятся слова одного из наших известных прокуроров, что «Каплан допрашивали, согласно официальным протоколам, четыре раза». Между тем даже в журнале «Пролетарская революция» приведены протоколы шести допросов! Но это, возможно, мелочи. Больше настораживает другое – намечается явно конъюнктурная тенденция сделать из террористки Фанни Каплан чуть ли не новую национальную героиню. Подобные попытки обелить терроризм – аморальны, они разлагают общество, в какую бы привлекательную идеологическую обертку их не заворачивали, толкают политических авантюристов к насилию. Всё это и заставило меня еще в 1990 году на анализе имеющихся свидетельств о покушении провести как бы собственное его расследование. Так в провинциальном издательстве «Рыбинское подворье» небольшим тиражом вышла составленная мною книга «Фанни Каплан: «Я стреляла в Ленина», где официальная точка зрения на это покушение подвергалась сомнению и приводились доводы в пользу иной версии. Но судьба провинциальных изданий незавидна – их, в основном, знает свой, узкий круг читателей. Затем последовала публикации в литературно–историческом журнале «Русь», но в сокращенном, журнальном варианте. И вот новый, расширенный вариант очерка.
Наблюдая и переживая то, что происходит сегодня в России, начинаешь испытывать опасение, как бы в пылу межпартийных баталий историческая истина опять не пострадала от политической конъюнктуры, и это касается не только оценки мотивов и обстоятельств покушения на Ленина. Насколько автору публикации удалось самому избежать субъективности и предвзятости – судить читателю. В любом случае, даже если читатель не согласится с предлагаемым комментарием событий и документов, он, ознакомившись с ними, может попытаться сделать свой вывод о том, что же случилось 30 августа 1918 года и кто заказал покушение на Ленина.
Из характеристики Фанни Каплан, составленной в Киевской тюрьме 30 июля 1907 года:
Имя, отчество, фамилия или про звище и к какой категории ссыльных относится? – Фейга Хаимовна Каплан. Каторжанка.
Куда назначается для отбытия наказания? – Согласно отношения Главного Тюремного Управления от 19 июня 1907 года № 19641 назначена в ведение Военного Губернатора Забайкальской области для помещения в одной из тюрем Нерчинской каторги.
Следует в оковах или без оков? – В ручных и ножных кандалах.
Может ли следовать пешком? – Может..
Требует ли особо бдительного надзора и по каким основаниям? – Склонна к побегу.
Состав семейства ссыльного? – Девица.
Рост? – 2 аршина и 3,5 вершка.
Глаза? – Продолговатые, с опущенными вниз углами, карие.
Цвет и вид кожи лица? – Бледный.
Волосы головы? – Темно-русые.
Особые приметы? – Над правой бровью продольный рубец caнт. 2,5 длины.
Возраст? – По внешнему виду 20 лет.
Племя? – Еврейка.
Природный язык? – Еврейский.
Говорит ли по-русски? – Говорит.
Каким судом осуждена? – Военно-полевым судом от войск Киевского гарнизона.
К какому наказанию приговорена? – К бессрочной каторге.
Когда приговор обращен к исполнению? – 8 января 1907 года.
Эта характеристика, извлеченная из так называемого статейного списка № 132, была составлена в Киевской губернской тюрьме перед отправкой арестованной в Сибирь. Первоначально военно-полевым судом Киевского гарнизона Фан ни Каплан была приговорена к смертной казни, позднее замененной вечной каторгой. Столь суровый приговор был вынесен за подготовку террористического акта, во время которого преждевременно взорвалась самодельная бомба, причем при взрыве серьезно пострадала сама Каплан. Вероятно, именно это обстоятельство, а также молодость неопытной, начинающей террористки Доры – под этой кличкой ее знали киевские анархисты и полицейские – сыграло свою роль в смягчении приговора.
Впрочем, вопрос о том, действительно ли Фанни Каплан участвовала в подготовке террористического акта, остается открытым. Как было дело? В Киеве, в одном из номеров Первой купеческой гостиницы на Подоле, раздался взрыв. На месте взрыва полиция задержала Фанни Каплан, однако второму участнику этого события – Якову Шмидману, по кличке Сашка-реалист, удалось убежать. Можно предположить, что именно он и подготавливал взрыв, а 16-летняя белошвейка Фанни Каплан появилась в его номере совсем по другому поводу, а вину взяла на себя, так сказать, из романтических соображений.
Можно предположить, что и признание в покушении на Ленина произошло похожим образом. Есть свидетельство, что Яков Шмидман, ставший к тому времени Виктором Гарским, из Одессы срочно приехал в Москву и встретился со Свердловым. О чем они говорили, увиделся ли еще раз Сашка-реалист со своей киевской знакомой, которая в 1907 году, возможно, спасла его от смертной казни, – неизвестно. Но трудно избавиться от ощущения, что эти два события каким-то образом связаны между собой.
Окончательно еще не оправившаяся от ранения Каплан сначала была отправлена в Мальцевскую каторжную тюрьму, а затем на вечную каторгу в Акатуй.
На вопрос – требует ли Фанни Каплан «особо бдительного надзора», судебный чиновник, верно угадав авантюрную натуру арестованной, категорично заявил: «Склонна к побегу». Вероятно, о склонности к авантюризму свидетельствует и ложное заявление Каплан, что она происходит из мещан Речинского еврейского общества, которое при проверке не подтвердилось. Что скрывалось за этой ложью – сказать трудно. Можно только предположить, что она потребовалась Каплан для сокрытия каких-то обстоятельств своего происхождения, которые могли бы навредить ей лично или ее близким.
Там же, в Киевской тюрьме, была сделана фотография Фанни Каплан. Совместно со словесным портретом эта фотография дает некоторое представление о внешности и личности террористки – малосимпатичной, возможно, действительно целиком отдавшейся политической борьбе и фанатично уверенной в том, что будущее России невозможно без революционных потрясений и обильного кровопускания. Позднее, под влиянием известной в революционных кругах М.А.Спиридоновой, с которой познакомилась на каторге, Фанни Каплан из анархистки «перекрестилась» в эсерку, но это, по всей видимости, не отразилось на ее приверженности к террору – главному оружию всех экстремистских партий.
