1. Исчезнувшие источники
Старинари – так иногда называли краеведов в XIX веке. Без ссылок на работы известных ростовских старинарей А.Я. Артынова и А.А.Титова рассказать о ростовской истории невозможно...
Александр Яковлевич Артынов был одним из первых ростовских краеведов, кто своей исследовательской и поисковой работой подверг сомнению официально признанную историю Ростовского края.
Родился он в 1813 году в селе Угодичи под Ростовом. Его отец занимался огородничеством и поставкой рыбы в монастыри, сын пытался продолжить его дело, но в коммерческих делах оказался не очень расторопным и вынужден был поступить в услужение к своему тестю – владельцу «железной» лавки в Ростове. Затем в Угодичах открыл собственную мелочную лавку, но и здесь, видимо, не преуспел, поскольку больше занимался изучением истории родного края, поисками старинных документов и рукописей. Этому занятию «для души» немало способствовали его поездки по торговым делам, знакомства с образованными купцами – любителями старины и книжной мудрости.
Обо всем этом Артынов красочно и подробно рассказал в книге «Воспоминания крестьянина села Угодич, Ярославской губернии Ростовского уезда», изданной в Москве в 1882 году. Книгу открывала статья другого известного ростовского краеведа – А.А.Титова, по сути, продолжившего начатое Артыновым дело.
Андрей Александрович Титов (1845–1911) родился в Ростове, в потомственной купеческой семье – уже его дед был купцом второй гильдии. В отличие от Артынова, Титов получил систематическое образование и никогда не нуждался. Больше того, он всю жизнь материально помогал не только крестьянским самородкам вроде Артынова, но и известному журналисту, поэту и краеведу Л.Н.Трефолеву, который способствовал ему в литературной и краеведческой работе, неоднократно печатал в редактируемом им «Вестнике Ярославского земства». Д епутатом Городской Думы Ростова и председатель Ростовской Земской управы, член Ростовского училищного совета и Почетный гражданин Ростова, Титов был награжден орденами Владимира, св. Анны и св. Станислава «возведен с потомством в дворянское Российской Империи достоинство». Но главное его достоинство – вклад в изучении истории Ростовского края. Он состоял членом 12 научных обществ и комиссий, около 700 названий насчитывает список его печатных работ.
Помимо книг «Ростовский уезд Ярославской губернии» и «Предания о ростовских князьях», в которых использованы собранные А.Я.Артыновым материалы, А.А.Титову принадлежит большое количество журнальных публикаций и книг, посвященных ростовской истории: «Ростов Великий», «Описание Ростова Великого», «Учение о седми таинствах церкви св. Димитрия Ростовского», «Сведения о кустарных промыслах по Ростовскому уезду Ярославской губернии» и др. Большой интерес для исследователей представляет его переписка с Л.Н.Трефолевым и известным историком В.О.Ключевским. Благодаря неустанной собирательской деятельности А.А.Титов стал обладателем огромной коллекции икон и старинных рукописей, он был одним из инициаторов реставрации Ростовского кремля и создания местного музея церковных древностей, из которого вырос современный музей-заповедник «Ростовский кремль».
Если в его становлении как краеведа и литератора большую роль сыграл Л.Н.Трефолев, то и сам А.А.Титов в свою очередь немало сделал для того, чтобы издать и представить читателям своего земляка А.Я.Артынова. В предисловии к его «Воспоминаниям» А.А.Титов писал:
«Посвящая более полувека все свободное от сельских занятий время на собирание сказок, преданий, легенд и т.д., А.Я.Артынов приобрел богатые материалы для изучения родной местности. Этому почтенному труду он отдался еще в то время, когда грамотности в народе почти совсем не было, когда он имел свое миросозерцание, «когда у него еще были живы предания», так энергически вытесняемые у нас новейшею народной школой. А.Я.Артынов записывал рассказы старожилов, горожан и крестьян, делал извлечения из рукописных книг когда-то знаменитых библиотек Хлебникова, Трехлетова, Маракуева и др. В его руках были две знаменитые рукописи: Хлебниковский ростовский летописец XVII века и рукопись бывшего владельца села Угодичи, стольника Мусина-Пушкина (XVII–XVIII вв.). Эти рукописи заключали в себе такие подробности, которые, как видно из воспоминаний Артынова и сделанных им извлечений, были поистине замечательными».
В 1889 году вышла еще одна книга Артынова – «История села Угодичи». А всего он опубликовал 16 работ и оставил после своей смерти в 1896 году около восьмидесяти рукописей объемом в 50 тысяч страниц. Его похоронили в Угодичах, рукописи хранятся в библиотеках и музеях Ростова, Санкт-Петербурга, Москвы. Вот только несколько названий: «История Ростова Великого», «Сказки и легенды Ростовского края», «Ростова Великого князья, иерархи и знаменитые люди», «Ростовский летописец», «Ростовская мифология», «Летопись бытия временных лет Ростова Великого». Хотя зачастую в них использованы одни и те же материалы, они дают такую картину истории и культуры Руси Ростовской, какой не найдешь в других источниках.
Существует два полярных мнения о деятельности Артынова. Одно из них, резко негативное, высказал в статье «Сказание о Руси и вечем Олзе в рукописях А.Я.Артынова» известный историк Н.Н.Воронин: «Артынов склонялся к тому направлению, которое, в целях утверждения ретроградских исторических взглядов, не останавливалось даже перед подделкой источников. С особым постоянством Артынов берет эпиграфом своих трудов слова Николая I: «Надо сохранить в России, что искони бе»... Но Артынов, судя по его трудам, не столько собирал местные предания, сколько сочинял их сам, его больше пленяло собственное творчество».
Обвинение брошено очень серьезное – подделка исторических источников. А между тем Воронин так и не привел, по сути, ни одного конкретного примера, непосредственно доказывающего это обвинение. Нет ничего зазорного и в словах Николая I, которые часто приводил Артынов, – они вполне могли стать девизом всех русских историков и старинарей. Единственное, пожалуй, в чем прав Воронин, так это в утверждении, что Артынов был недостаточно образован. Но это уже не вина его, а беда. В придачу это обвинение никак не стыкуется с обвинением Артынова в подделке рукописей под древность: чтобы заниматься этим делом, нужна высокая образованность. Тут у Воронина явно не сходятся концы с концами.
Нам представляется более справедливой и объективной оценка личности Артынова, сделанная другим исследователем его наследия, – Ю.К.Бегуновым:
«Артынов принадлежал к числу тех непрофессиональных собирателей русского фольклора, кто, не имея возможности получить систематическое образование, все же сумел овладеть знаниями и посвятить свою жизнь благородной цели: собиранию и литературной обработке русских местных сказок, повестей, преданий и песен. Горячий патриот Ростова Великого и его древней культуры, Артынов прожил долгую жизнь, вторую половину которой провел в неустанных исследовательских поисках, в литературном труде, не заботясь ни о суетной славе ученого и писателя, ни о материальной выгоде от своих занятий. Такие люди, как Артынов, были подлинными самородками среди народных литераторов и непрофессиональных собирателей фольклора, независимых и бескорыстных».
В чем же дело? Почему тот же Воронин обвинил Артынова в изготовлении литературных подделок? Можно сказать, что Артынов сам дал повод для этих обвинений и сам покаялся в «грехах». Вот что он писал в конце своих воспоминаний:
«К сожалению, делая выписки, я не удержал слов подлинника, а думая, что будет понятнее, придерживался современного языка и, много раз переписывая, не сохранил потом и малейших остатков слога рукописи, который в некоторых местах у меня еще удерживался. Крайне теперь жалею, что первоначальные оригиналы и многие списки и рассказы, написанные мною в отдельных тетрадках, ушли на обертку товаров в моей лавочке (от такого точно истребления спас много подобных вещей А.А.Титов в 1880 г.). Уже после при свидании у гр. Уварова с Михаилом Петровичем Погодиным (известный историк, исследователь летописей и собиратель древних исторических памятников. – М.С.) я все свои списки собрал и переписал в особую книгу и вот в 1880 г. я из этой-то книги и составил сборник ростовских сказаний; такое же сказание я написал о князьях, иерархах и именитых людях Ростова Великого. Снова повторяю, что с горестию вспоминаю теперь о том, что хотя многие события прежде были буквально выписаны из летописей Хлебникова, Трехлетова и др., но я по неопытности исправляя язык и слог, который тогда считал тяжелым и неудобным, лишил свои сказания главного достоинства и тем уменьшил цену своих полувековых трудов. Теперь к стыду моему вижу ясно истину слов: «всяк возносяй себя смирится!» Теперь мой сборник и летописи, исправленные моей дерзновенной рукой, стали ни то, ни се, да и первоначальных списков у меня уже нет».
Согласитесь – очень искреннее, с болью написанное признание. Однако Воронина и других недоброжелателей Артынова оно не убедило, а точнее – они просто отбросили его прочь. Почему? Чтобы ответить на этот вопрос, надо хотя бы вкратце рассказать о тех письменных источниках, которые использовал Артынов и которые затем исчезли. И начнем с так называемого Мусин-Пушкинского сборника.
По сообщению Артынова, в Мусин-Пушкинский сборник было включено 120 текстов о князьях языческой Руси VIII–IX вв., то есть описанные в них события выходили за границы «Повести временных лет». Именно это обстоятельство и возбудило гнев тех, кто считал и продолжает считать, что перед событиями, описанными в «Повести временных лет», русской истории (а следовательно, и русского народа) практически не было. Короче говоря, Мусин-Пушкинскому сборнику выпала примерно та же судьба, что и знаменитой «Влесовой книге», которую многие исследователи тоже считают подделкой. И все потому, что существование этих произведений рушит установившееся представление о русской истории, в основе которой лежит норманнская теория, унижающая достоинство русского народа.
По сведениям, приведенным Артыновым, полное название Мусин-Пушкинского сборника звучало так: «Книга о славяно-русском народе, о великих князьях русских и ростовских, отколе призыде корень их». Написана она была, якобы, княгиней Ириной Михайловной Мусиной-Пушкиной вместе со своим супругом Алексеем Богдановичем – стольником царя Алексея Михайловича. Время написания – вторая половина XVII – начало XVIII в. Было в ней более пятисот страниц, «в дестевую меру, на грубой желтоватой бумаге, и писана кудреватым почерком не одной руки, с картинками и заставками весьма искусной руки». По предположению А.А.Титова, это могли быть просто записи рассказов, которые собирались и излагались досужими дворовыми для развлечения своих господ, скучавших в деревенской глуши. «Но и в этом случае, – оговаривался А.А.Титов, – подобного рода рассказы весьма любопытны, так как они чисто местного характера – Ростовской области – и носят на себе следы великокняжеских преданий удельной Руси».
Однако с этим мнением не согласились другие исследователи, выдвинувшие предположение, что И.М.Мусина-Пушкина была только владелицей позднего списка рукописи, подлинник которой был написан одним из книжников ростовского князя Константина. А может, этот книжник лишь переписал еще более древнюю рукопись? Известно, что князь Константин обладал богатой по тем временам библиотекой в тысячу томов, при нем началось ростовское летописание, из Ярославля была переведена в Ростов первая на северо-востоке Руси школа, получившая название Григорьевский затвор.
Отметим еще одно обстоятельство, которое может оказаться знаменательным. В конце XVIII в. граф Алексей Иванович Мусин-Пушкин нашел на Ярославской земле «Слово о полку Игореве» – а его предки были владельцами другого уникального сборника, содержавшего сведения, которые, по замечанию Титова, «были поистине замечательными». Что скрывается за этим? Не просматривается ли здесь еще один след, ведущий к разгадке тайны «Слова о полку Игореве»?
Среди материалов Мусин-Пушкинского сборника, посвященных ростовской теме, обращает внимание сказочная повесть «Михей Русин, ростовец» – о ростовском купце, встретившимся во время своих странствий с солунскими братьями Кириллом и Мефодием и принявшим от них крещение. Случилось это, по утверждению автора сказания, в 860 году, то есть гораздо раньше крещения Руси киевским князем Владимиром. После крещения Михей Русин вернулся в Ростовскую землю и, таким образом, стал здесь первым христианином.
По поводу этого сказания недоброжелатели Артынова были единодушны, заявив, что тут явно просматривается намерение автора сборника не только сделать более древней историю русского христианства, но заодно приподнять роль и значение земли Ростовской как одного из первых центров христианства на Руси.
Если судить об Артынове по оценкам его недоброжелателей, то он предстает перед нами фигурой воистину гениальной, равной, по меньшей мере, творцу «Илиады» Гомеру. Подумайте сами: полуграмотный ростовский мужик создает 120 рассказов о несуществующих героях и событиях, перекраивает всю русскую историю вплоть до принятия Русью христианства! И это еще не всё – он же сочиняет так называемую Хлебниковскую летопись, в которой дает объяснение 250 ростовским топонимам, «Сказание о Руси и вечем олзе», на которое так рьяно набросился Н.Н.Воронин, другие источники! Пожалуй, такое даже Гомеру было бы не по силам, однако недоброжелателей Артынова это не останавливает, и они наделяют его такими талантами и такой работоспособностью, которые выходят за пределы человеческих возможностей. При этом все обвинения в подделке древних текстов строятся, практически, на одном обстоятельстве – исчезновении тех рукописей, на которые ссылается Артынов. В этом отношении он повторил судьбу Алексея Ивановича Мусина-Пушкина, не сумевшего сохранить список «Слова о полку Игореве». «Сначала сам подделал, потом – сам же уничтожил», – главный довод их судей. Как и А.И.Мусин-Пушкин, Артынов пытался оправдаться, подробно рассказывал, где и при каких обстоятельствах видел ту или иную рукопись. Так, в примечании к «Сказанию о Руси и вечем Олзе» указал, что оно списано им с «харатейного листа ветхости его ради, а списано верно тож». Назвал и владельца списка – Дмитрия Ивановича Минаева, отца поэта Дмитрия Минаева.
В своих «Воспоминаниях» Артынов детально рассказал и о том, как нашел под клетью Никольской церкви в Угодичах часть архива и библиотеки Мусиных-Пушкиных, в том числе – принадлежавший им сборник сказаний. Сообщил, как погиб это сборник: в Угодичи приезжал с ревизией чиновник Ярославской Палаты государственных имуществ Надежин, который и увез рукопись вместе со всем сельским архивом «на многих возах». Позднее, когда Палату госимуществ ликвидировали, принадлежавшие ей бумаги были проданы Ярославской бумажной фабрике с аукциона на переработку. Хотя исследователи, проверявшие эти сведения, и выяснили, что такой чиновник Я.А.Надежин действительно существовал, недоброжелатели Артынова остались при своих сомнениях. Бедный Артынов, пересказывая своим первым читателям обнаруженные им старинные рукописи, наверное, и не догадывался, что он подрывает устои неприкасаемой и незыблемой, как считали ее основатели, норманнской теории. Идут годы, стройная пирамида этой теории рушится то в одном месте, то в другом, но ее упрямо подпирают теоретическими подпорками новые жрецы: одни – по привычке подчиняться общепринятому, официальному, другие – из соображений собственного удобства, третьи – себе на уме. Они прекрасно понимают, что если русский народ осознает подлинные масштабы своей истории и культуры, это возвысит его духовно и он обретет достоинство, которое они на протяжении столетий так усиленно старались искоренить.
Но вернемся к «Воспоминаниям» Артынова. Вот он рассказывает о том, как у него «родилось непреодолимое желание посвятить себя истории Ростова Великого»: «Материалов для этого было у меня много, как письменных, так преданий старины и рассказов старожилов; к тому же в библиотеке Хлебникова встретились мне две рукописи: первая начала XVII в., по его словам, «Подворный список г. Ростова»... Вторая рукопись тоже XVII в. более 700 листов, которую Хлебников называл тоже подворным списком теремов князей Ростовской округи и летописцем ростовским. Скоропись много схожа с рукописью стольника Алексея Богдановича Мусина-Пушкина».
В предисловии к книге «Ростовский уезд Ярославской губернии» А.А.Титов в числе использованных им источников называет «Рукописи А.Я.Артынова и Хлебниковский летописец, списанный Артыновым». Всего в этом списке 16 позиций, но «артыновскому» источнику Титов уделяет оcобое внимание, подчеркивая, что «часто» делал выписки из переписанного им Хлебниковского летописца, и «дословно» приводит предисловие редактора «Ярославских губернских ведомостей» Ф.Я.Никольского к рукописи А.Я.Артынова «Описание села Угодичи».
В своем обстоятельном предисловии Ф.Я.Никольский так писал о Хлебниковском летописце: «Составитель этой летописи по всей вероятности ростовец, близкий к княжескому дому, местным административным учреждениям и вообще официальной и частной письменности края, так как в подробности занимается бытом и историей преимущественно Ростова, Ростовского княжеского дома и подростовных селений; а потому в исторической части заслуживает полного доверия. Но относительно времен отдаленной, доисторической древности Ростовская летопись преисполнена мифами и бредит славянизмом, красавицами, волшебниками, богатырями и т.п., почти ничего не говоря о первобытных обитателях Ростовского края – мерянах, и в этом отношении доверия не заслуживает».
Таким образом, полного доверия Хлебниковский летописец у Никольского не вызывает, однако, по его мнению, это не относится к подростовным селениям «числом около 250». Он замечает, что «помещенные в очерке сведения в значительной степени проливают свет на прошлое Ростовского края. Из них показывается, между прочим, что немалое число подростовных селений образовалось из княжеских и боярских дач и называлось по фамилиям своих основателей, например: князь Шестак – село Шестаково, князь Юрий – селище Юрьево, боярин Стятин или Константин – село Скнятиново, семь братьев князей – село Семибраты».
Из Мусин-Пушкинского сборника мы уже приводили «П овесть о князе Владимире, сыне Вандала». Чтобы дать представление о том, какими еще преданиями располагал Артынов, приведем три примера из двух разных источников: первый – из устных ростовских преданий, два других – из Хлебниковского летописца.
СКАЗАНИЕ О РАТМИРЕ, СТАЛЬНОМ ПОЯСЕ
Ратмир, сын ростовского богатыря Претича, внук сподвижника великого князя Святослава Игоревича Демьяна Куденовича, однажды близ Холопьего городка, находившегося при слиянии Волхова и Волховца, спас от разбойников дочь новгородского тысяцкого Константина Добрынича. Благодарная красавица подарила своему спасителю меч деда своего Добрыни, а вместе с ним пообещала отдать ему руку свою и сердце, однако не назвала своего имени.
Прошло много времени, и Претич послал своего сына к своему другу Константину просить дочь его Татьяну стать женой юного витязя. Тысяцкого в тот момент не оказалось дома: он вместе с великим князем Владимиром воевал с дунайскими болгарами. Ратмир из Новгорода поехал в Киев, и вместе с ростовским богатырем Александром Поповичем они разбили великую рать печенегов, обступивших Киев.
Константин Добрынич полюбил Ратмира как сына бранного своего товарища Претича и пообещал ему отдать руку своей дочери. Дорогой из Киева в Новгород тысяцкий увидел на Ратмире меч своего отца и спросил у него, где он взял меч. Ратмир отвечал ему, только не мог сказать, как зовут полюбившуюся ему красавицу.
По приезде в Новгород боярин расспросил свою дочь, кому она отдала меч Добрыни. Та ему рассказала то же самое, что и Ратмир, только не призналась, что вместе с мечом отдала витязю свою руку и сердце. Константин решил ее испытать и сказал, что у него просят ее руки два витязя: один великокняжеский, с которым он приехал из Киева, а другой из Ростова, сын друга его Претича Демьянова, и что ни тому, ни другому он отказать не может.
– Выбирай из них любого, который тебе придется по сердцу, – сказал боярин.
– Без этих женихов я выбрала себе суженого, спасителя моей чести, а может быть, и жизни.
– В таком случае, сама и отказывай женихам, первого приведу к тебе ростовца, сына друга моего Претича.
Татьяна твердо решила отказать ему, каково же было ее удивление, когда в вошедшем она узнала своего спасителя. Молодые вскоре поженились. Ростовцы прозвали Татьяну «Демьянихой Ростовской».
О РОСТОВСКОМ КНЯЗЕ РАТОБОРЕ
Ростовский князь Ратобор был третьим сыном князя и волхва Звонара. Отец и два старших брата считали его за дурака, а потому он и не мог рассчитывать стать правителем Ростовской области, но ему случайно достались упавшие с неба дорогие вещи: соха, топор, иго и чаша, вследствие чего он и был назначен отцом править Ростовскою землею вместо своих старших братьев. Однажды Ратобор сидел на берегу реки Ишни близ Черного омута (ныне тут стоит село Демьяны) и увидел прилетевших четырех лебедей: трех белых и четвертого черного. Лебеди стали купаться и тотчас же превратились в красивых девиц. В трех белых лебедях Ратобор узнал дочерей волшебницы Сидонии Мерековицы, жившей на том месте, где стоит теперь деревня Мерековницы (Карашской волости). Старшая из них называлась Провора-Чупруниха, жившая на месте теперешней деревни Чупрунихи (Шулецкой волости, не далее двух верст от Демьян); вторая – Тихонрава-Шендора (жила, где ныне погост Шендора Ивашевской волости) и младшая Разума-Ваулиха. В образе же черного лебедя была княжна Милолика, дочь новгородского князя Избора, еще в детстве похищенная колдуньей Сидонией. Из этих четырех девиц Ратобор и выбрал двух: Милолику он взял за себя, а Разуму-Ваулиху сосватал своему другу – новгородскому князю Перею-Туче…
О КРЕЩЕНИИ РОСТОВЦЕВ
Повелел князь Владимир храмы идольские сокрушать нещадно, и послал бирючей своих и глашатаев во все концы града Ростова и по волостям и весям его: «Да идут все люди во град ко крещению. Аще кто не обрящется у терема князя, богатый или убогий, нищ или раб, противен мне да будет». И стеклось бесчисленное множество народа с женами и детьми, и влезли все в озеро, и стояли в нем одни по уши, другие до персей, младенцы же у берега. А других младенцев на руках держали. Попы на плотах ездили по озеру и молитвы творили ко крещению, давая одному сонму (сборищу) одно имя, другому – другое. И были там великий князь со своим синклитом и владыка Киева Михаил со всем освященным собором, взирая на прославляющих Бога…
После того, как А.Я.Артынов переписал Хлебниковский летописец, а его владелец – ростовский купец и собиратель древностей Павел Васильевич Хлебников – умер, уникальная рукопись исчезла: то ли сгорела во время пожара, то ли, как пишет А.А.Титов, делась «неизвестно куда». Таким образом, речь идет об источнике, достоверность которого невозможно проверить. Но стоит ли на этом основании подвергать сомнению само существование хлебниковских рукописей? Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся опять к воспоминаниям Артынова: «В то время ростовских летописей было в изобилии и почти у каждого было по многу старинных рукописей. Нарочитая и самая лучшая рукописная библиотека древних списков была у Федора Семеновича Шестакова».
К этому сообщению, свидетельствующему о богатстве книжного собрания Ростова, А.А.Титов, готовивший «Воспоминания» Артынова к печати, сделал еще более удивительную сноску:
«Рукописей в начале XIX столетия действительно было много. Покойный ростовский гражданин А.И.Щеников, умерший в начале 60-х годов в глубокой старости, рассказывал нам лично, что вскоре после перевода митрополии из Ростова в Ярославль в 1789 г. свитков и рукописей валялось в башнях и на переходах архиерейского дома целые вороха. И он, бывши в то время мальчиком, вместе с товарищами вырывал из рукописей заставки и картинки, а из свитков золотые буквы и виньетки и наклеивал их на латухи».
Принимая во внимание это сообщение, трудно даже представить, какими огромными книжными сокровищами обладал Ростов Великий, какие редчайшие рукописи погибли здесь! Артынова обвиняют в пропаже всего нескольких рукописей, которые лишь побывали в его руках, а их погибли в Ростове сотни, а может, и тысячи. В «целых ворохах» свитков и рукописей вполне могло оказаться и «Слово о полку Игореве». Но к этому мы еще вернемся. Кстати, в неприятии «Слова» как подлинного произведения древнерусской литературы во многом сказываются рецидивы все той же болезни под названием «норманнская теория» – ведь руководствуясь ею, трудно объяснить, как у «полудикого» народа появилось такое гениальное произведение. И совсем другое дело, если история русского народа началась не с пришествия «мудрых» варягов, а гораздо раньше, о чем красноречиво свидетельствует прошлое Ростова Великого. Признание нерасторжимой связи слов и понятий Русь – Ростов – Россия открывает возможность узнать подлинную историю русского народа.
