Уроженец села Протасьево под Ростовом Авраамий Палицын (в миру – Аверкий Иванович) – автор «Сказания о Смутном времени», которым и сейчас пользуются историки. Происходил из старинного рода ростовских дворян. Родоначальником Палицыных по семейному преданию считался воевода Иван Микулаевич, выехавший на Русь из Литвы в 1378 году и получивший прозвище «Палица» за то, что в бою предпочитал биться своим излюбленным видом оружия – железной палицей весом в полтора пуда.
В книге «Ростовский уезд Ярославской губернии» А.А.Титов писал:
«Протасьево, село крестьян-собственников, при прудах и колодцах, в 21 версте от Ростова, 28 дворов и 69 ревизских душ, при 69 наделах. Местная каменная одноглавая, в связи с колокольнею, церковь святых мучеников Флора и Лавра и святого Василия Великого построена в 1795 году г. Палицыным, ранее здесь была деревянная церковь, которая существовала до 1790 года. В церковной ризнице, сказывают, есть немало старинных бумаг и указов… По Хлебниковскому летописцу тут была вотчина княгини Ксении, супруги князя Романа Андреевича Приимкова; сын княжны Ксении, князь Владимир Иванович Приимков, передал вотчину в род Палицыных, из них вышел знаменитый келарь Троицкой лавры Авраамий Палицын».
Если верить А.А.Титову, то род Палицыных проживал в селе Протасьево вплоть до конца XVIII столетия, когда какой-то «г. Палицын» возвел здесь каменную церковь. Но соответствует ли это сообщение истине – сказать трудно.
Авраамий Палицын начал службу еще при Иване Грозном. Служил воеводой в городе Коле (ныне – районный центр под Мурманском), был «государевым посланником» на Русском Севере, участвовал в отражении набега крымцев. Высказывалось предположение, что он участвовал в заговоре Шуйских, за что в 1588 году был пострижен в монахи и сослан в Соловецкий монастырь. При Борисе Годунове ему было возвращено конфискованное в опале имущество, он был переведен в Троице-Сергиев монастырь. Во время польско-литовской интервенции вместе с архимандритом Троице-Сергиева монастыря Дионисием Зобниновским написал послание к князю Дмитрию Пожарскому, призывая его возглавить борьбу за освобождение Москвы. Когда происходила 16-месячная осада Троице-Сергиева монастыря, был одним из вдохновителей его обороны, вместе с архимандритом Дионисием рассылал по городам грамоты, призывая ратных и прочих русских людей к общему походу против захватчиков. Активно участвовал в выдвижении на царство Михаила Романова, однако после возвращения из польского плена митрополита Филарета опять попал в опалу и вновь был сослан в Соловецкий монастырь, где и умер 13 сентября 1626 года (по другим сведениям в 1627 году).
Так выглядит наиболее распространенная версия биографии Авраамия Палицына, однако историки до сих пор спорят о его личности и поступках. В одном исследовании о нем сказано следующее (текст приводится в сокращении):
«Хотя Аверкий Палицын и пользовался большими милостями со стороны Шуйского, он, видимо не стесняясь этим, завязал хорошие отношения и с Тушиным; есть даже основание предполагать, что он, будучи келарем, по тушинской иерархии носил более высокий сан архимандрита. В эпоху боярского правительства, 11 сентября 1610 года, вместе с другими членами великого посольства отправился под Смоленск просить у короля Сигизмунда сына на русский престол. Там Аверкий Палицын предпочел вести, отдельно от послов, свою особую политику. Так, еще при представлении Сигизмунду он поднес ему такие роскошные дары, что перед ними стушевались дары даже главных членов посольства, князя Голицына и митрополита Филарета. Затем он, по-видимому, совсем перешел на сторону Сигизмунда и выпросил у него для своего монастыря ряд милостей: невзирая на все ужасы безвременья, он добился от короля разрешения монастырю получить из московской казны недоданную за три года денежную дачу. Дошло до того, что в одной из грамот Сигизмунда Аверкий был назван его, короля, «богомольцем», а архимандриту и братии лавры было предложено «Бога молити» за него «государя» и за сына его.
Характерно, что в челобитных Палицына Сигизмунду нигде не упомянут архимандрит лавры Дионисий – личность весьма симпатичная, впоследствии причтенная церковью к лику святых. После этого Палицын уехал из-под Смоленска к Москве, – вероятно, с целью пропагандировать мысль о предоставлении русского трона Сигизмунду. Однако по приезде в Москву ему пришлось скрыть свои польские симпатии и преданность Сигизмунду: он даже постарался подделаться под господствовавшее там антипольское настроение и пристать (трудно сказать, насколько искренне) к числу наиболее смелых и непреклонных противников Сигизмунда. Впрочем, деятельность Палицына за это время рисуется еще пока не вполне ясно. Он держался казаков и их правительства, отчасти из личных, по-видимому, симпатий, отчасти и из практических соображений, ибо это была у Москвы единственная организованная сила. Он исполнил за это время много их поручений, часто служа, вероятно, только орудием в казацких руках для достижения их противогосударственных целей. Такую роль ему пришлось играть, по-видимому, и в отношениях казаков к Минину и Пожарскому. Впрочем, и личные симпатии Палицына были скорее на стороне казаков, чем на стороне земских людей. В конце концов, казацкие таборы ходом вещей были вынуждены подчиниться земской рати. В этом «примирении» Палицын сыграл, по-видимому, некоторую роль почти лишь декоративного характера. Некоторую роль (может быть, такую же) он играл и при избрании на царство Михаила Романова. Вскоре после этого Палицын, по-видимому, против воли, отправился в Соловки, где продолжал свой давно начатый труд: «История в память сущим предыдущим родам». Кроме этого труда, ему принадлежит, быть может, одна из частей так называемого «Иного сказания» – «Повесть 1606 года». Как человек и политический деятель, Палицын принадлежит к числу тех неустойчивых в своих убеждениях, шатких в своей преданности, стойких лишь в неразборчивом достижении личных выгод людей, которые в таком ужасающем числе расплодились на Руси в Смутное время. Среди них он, несомненно, занимает одно из первых мест. Деятельность его и до сих пор не может почитаться вполне выясненной, ибо в числе источников ее одно из главных мест занимает его «История», где он искусно перепутал ложь с истиною, заметая следы своих темных деяний. Историк Забелин заклеймил его на своем своеобразном языке именем «кривого» человека. Несмотря на исчерпывающую критику Забелина и Платонова, некоторые историки, например Ключевский, стоят еще на старой точке зрения, возвеличивая А., воздавая ему много свыше его действительных заслуг».
Если внимательно вчитаться в этот текст, то сразу бросается в глаза обилие таких слов, как «возможно», «вероятно», «скорее всего», «может быть». По сути, в этой негативной оценке Палицына нет ни одного конкретного обвинения, поэтому неудивительно, что такой серьезный и опытный историк, как В.О.Ключевский, «возвеличивал» Палицына. Современный историк С.Перевезенцев, придерживающийся в отношении к Палицыну позиции Ключевского, пишет:
«Во время осады Троице-Сергиева монастыря польско-литовскими войсками в сентябре 1608 – январе 1610 года Авраамий Палицын, по распоряжению царя, находился в Москве. Здесь он, с одной стороны, добивался царской помощи для осажденных в монастыре, а с другой стороны, помогал продовольственному снабжению самой Москвы, неоднократно сбивая спекулятивные цены на хлеб. В 1611 году Авраамий находился в Смоленске и принимал участие в переговорах с польским королем Сигизмундом, но вскоре вернулся в Троицу и вместе с тогдашним троицким архимандритом Дионисием стал соавтором патриотических посланий, побуждавших русский народ бороться с польскими захватчиками. Эти грамоты оказали значительное влияние на общие национально-освободительные настроения в России, в частности, став одним из побудительных мотивов к формированию войск народного ополчения. Активно содействовал примирению и объединению разных ополченских формирований. Действенную помощь оказывал Авраамий Палицын и народному ополчению под командованием Минина и Пожарского, освободившему Москву. В 1613 принял участие в Земском соборе, на котором решался вопрос об избрании нового русского царя. Подпись Авраамия Палицына стоит под «Грамотой утвержденной» об избрании на царство Михаила Романова. Летом 1620 года Авраамий оставил обитель и последние 8 лет жизни он провел в Соловецком монастыре».
Как видим, здесь деятельность Палицына освещена положительно и даже его появление в Соловецком монастыре не связано с наказанием за какие-то прегрешения.
В своем «Сказании» Палицын приводит сведения, которые дают представление о социальных причинах Смуты; всё сочинение пронизано идеей патриотической борьбы против иностранных интервентов. Авраамий выступает как писатель, мастерски владеющий образной литературной речью – не случайно известно 226 списков «Сказания», а в 1784 году оно было издано в Москве.
В первых главах излагаются события от смерти Ивана Грозного до начала правления Василия Шуйского, но основную часть «Сказания« составляет описание осады Троице-Сергиевой обители. Рассказывается о разорении и освобождении Москвы, об избрании на престол Михаила Федоровича и о вторжении польского королевича Владислава. Авраамий объясняет причины Смуты грехами русских людей перед Богом. И первым грехом называет убийство Борисом Годуновым молодого царевича Димитрия. Но главный грех – «всего мира безумное молчание»: оставшись без законного царя, русское общество не смогло перенести это испытание и распалось на отдельные противоборствующие группы, руководимые своекорыстными интересами. В итоге государство пришло в упадок, а русская земля «побрела розно».
Чтобы ни говорили об Авраамии Палицыне его недоброжелатели, его произведение и сегодня является ярким образцом древнерусской исторической литературы, проникнутым высокой идеей патриотизма и гражданственности.