Загадка града Китежа, по легенде погрузившегося в озеро, чтобы не подвергнуться разорению ордынцами, привлекала к себе внимание многих известных людей России. Композитор Н.Римский-Корсаков узнал о нем из статьи «Китеж на Светлом озере», опубликованной в журнале «Москвитянин» за 1843 год, и написал оперу «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии». В романе «В лесах» о Китеже писал П.Мельников-Печерский, в документальном цикле «В пустынных местах» – В.Короленко, в очерке «Светлое озеро» – М.Пришвин. В основе этих произведений лежит легенда о городе, погрузившемся в озеро Светлояр, находящееся возле села Владимирское, в двух часах езды от Нижнего Новгорода.
В 1936 году историю «невидимого града» подробно исследовал В.Л.Комарович, написавший книгу «Китежская легенда». В приложении к книге были представлены летописные предания о Китеже, затонувшем в озере Светлояр. О «светлоярской» прописке Китежа сказано в книге «Славянская мифология», изданной в 1995 году:
«Китеж, Китеж-град, Кидиш – в русских легендах город, чудесно спасшийся от завоевателей во время монголо-татарского нашествия 13 века. При приближении Батыя Китеж стал невидимым и опустился на дно озера Светлояр. Легенда о Китеже, по-видимому, восходит к устным преданиям эпохи ордынского ига. Впоследствии была особенно распространена у старообрядцев, причем Кидешу придавался характер убежища последователей старой веры. В утопических легендах Кидеш считался населенным праведниками, нечестивцы туда не допускались, в городе царила социальная справедливость.
Сказания о Кидеше включали рассказы о людях, давших обет уйти в Кидеш и писавших оттуда письма, о колокольном звоне, который можно слышать на берегу озера. Сходные средневековые легенды повествовали о фантастических благочестивых царствах (пресвитера Иоанна и т. п.), земном рае, островах блаженных; ср. также старообрядческие легенды о церквах «древнего благочестия», сохранившихся в далеком Опоньском (Японском?) царстве и других «далеких землях» (Беловодье, «Город Игната» и т. п.), «сокровенных местах», где можно спастись от антихриста».
Местоположение Китежа на дне озера Светлояр не подвергается сомнению практически во всех информациях, написанных нижегородцами. Вот одна из них:
«Давным-давно, еще до пришествия татар, великий князь Георгий Всеволодович построил на Волге город Малый Китеж (нынешний Городец), а потом, «переправившись через тихие и ржавые речки Узолу, Санду и Керженец», вышел к Люнде и Светлояру на «зело прекрасно» место, где поставил город Китеж Большой. Так на берегу озера появился славный Китеж-град. В центре города возвышались шесть глав церквей. Придя на Русь и завоевав многие земли наши, Батый услышал про славный Китеж-град и устремился к нему со своими ордами. Когда «злые татарове» подошли к Китежу Малому и в великой битве убили брата князя, сам он скрылся в новопостроенном лесном городе. Пленник Батыя, Гришка Кутерьма, не стерпел пыточных мучений и выдал тайные тропы к Светлояру. Татары грозовой тучей обложили город и хотели взять его силой, но когда они прорвались к его стенам, то изумились. Жители города не только не построили никаких укреплений, но даже не собирались защищаться. Жители молились о спасении, так как от татар не приходилось ждать чего-либо доброго. И как только татары ринулись к городу, из-под земли вдруг забили многоводные источники, и татары в страхе отступили. А вода все бежала и бежала... Когда стих шум родников, на месте города были лишь волны. Вдали мерцала одинокая глава собора с блестящим посредине крестом. Она медленно погружалась в воду. Вскоре исчез и крест».
Однако по поводу нахождения Китежа на дне Светлояра появились и сомнения. Так В.Н.Морохин – автор книги «Град Китеж и озеро Светлояр в русской культуре» (Н. Новгород, 1995) – писал:
«Откуда взялась знаменитая легенда? Когда она возникла? Когда стала известной в России? Этот вопрос пытались решить многие исследователи. Были среди них геологи и археологи. Казалось бы – проще простого: предположим, что город находится на дне озера, поищем его там, выясним, нет ли в ближайшей округе следов карста. И всё «встанет на свои места». В Нижегородской области карст – не редкость. Случалось – проваливались под землю целые цеха. Нет – все результаты бурения у берегов озера показывали одно и то же: вблизи него породы, способные размываться, растворяться не обнаруживались. Ничем кончились и поиски археологов. Следов загадочного города не было ни на подступах к озеру, ни на его дне. А ведь специальную экспедицию в 70-х годах снаряжала «Литературная газета», опускались на дно водолазы. Работа их была непростой: глубина озера – больше 30 метров, много коряг и затонувших деревьев. Мало пользы приносят и разыскания в старых изданиях, в архивах. Но может быть, есть настоящие древние летописи, которые упоминают град Китеж? Как это ни странно, есть! Только говорится в них не про Китеж, а про «Китешку». Это один из вариантов названия села в нескольких километрах к востоку от древнего города Суздаля. Сейчас официально это – Кидекша»...
Так на свет появилась вторая версия, где искать древний Китеж, – это село Кидекша Владимирской области. В.Н.Морохин следующим образом объясняет появление этой версии:
«Спрашивается: причем здесь Владимирская область, ведь это – четыре сотни километров от Светлояра? Связь – самая серьезная. Заглянув в историю Нижегородского Поволжья, мы обнаружим: истоки славянского населения этих мест – именно на владимирской земле. Сюда около тысячи лет тому назад добрались выходцы из Киевской Руси, обосновались здесь, построили крепости. И это стало этапом в движении славян на восток. Княжества Владимиро-Суздальской Руси вначале подчинили себе местное, тогда еще финно-угорское население – мерю, известную по летописям, по археологическим находкам... Открыв книгу Ореста Ткаченко «Мерянский язык», мы обнаружим: «-ешка» – это окончание направительного падежа множественного числа. Такого в русском языке нет, но перевести форму несложно: она отвечает на вопросы – «куда?» «к чему?». «Кит» – древний, известный во многих финно-угорских языках корень, обозначающий – «камень». «Китешка» – «К камням». Удивительно, но речка, через Суздаль текущая, – именно Каменка. И впадает она в Нерль в Кидекше. А дно у нее действительно каменистое, что редкость для Суздальского Ополья. Так что бежит речка, и правда, к камням».
Всем хороша версия с Китежем-Кидекшой, однако созвучие названий еще ни о чем не говорит. Да и озера, в которое мог бы погрузиться город, в Кидекше нет. Так появилась третья версия…
Впервые Ростов упоминается в летописной записи за 862 год. Но вот что пишет в статье «Некоторые данные о топографии Ростова X–XIV вв.», напечатанной в сборнике «История и культура Ростовской земли» (Ростов, 1994), А.Е.Леонтьев, уже много лет проводящий здесь раскопки и немало сделавший для восстановления прошлого Ростова:
«Летописная дата – 862 г., как указание на время, когда Ростов уже существовал, пока археологического подтверждения не нашла. Ко второй половине IX в. (и более раннему времени) могут относиться слои мерянского поселка, но это предположение требует доказательств. По имеющимся данным город со свойственными ему особенностями начинает складываться не ранее середины X в. Наиболее ранняя из имеющихся дендрохронологических дат – 963 г.» (т.е. по годичным кольцам на древесине).
Получается, что возраст Ростова умудрилась завысить на целое столетие даже «Повесть временных лет», в которой русская история представлена в урезанном виде. Как это объяснить?
Еще раз обратимся к статье А.Е.Леонтьева и сделаем из нее небольшую подборку цитат с комментариями, которые дадут нам картину раскопок, проведенных на территории города:
«После работ в Ростове Н.Н.Воронина в 1954–1956 гг. археологическое изучение города было начато только в 1983 г. Планомерные исследования и наблюдения за культурным слоем позволили получить новые данные по истории древнего города. В общей сложности раскопки охватили 1742 кв. метров городской территории, сохранившей древние отложения. В сравнении с некоторыми другими русскими городами, это немного, но достаточно для того, чтобы получить новую информацию об истории Ростова, столь скупо освещенной письменными источниками».
Упомянутый здесь известный археолог Н.Н.Воронин обнаружил на месте Борисоглебской церкви в Ростове остатки княжеского дворца, сооруженного в 1214–1218 гг. князем Константином – сыном Всеволода Большое Гнездо. Так был определен центр древнего Ростова, по крайней мере – в XIII веке. Что же касается оценки величины площади проведенных раскопок как «немного», то она явно завышена, если сравнить ее с масштабами раскопок в Новгороде и Киеве.
Здесь не случайно названы именно эти города, поскольку к восстановлению прошлого Ростова, если сохранять историческую объективность, надо подходить с такими же мерками, если не с большими, учитывая топографические оcобенности Ростова, в частности – сильную влажность грунта из-за близости озера Неро. Можно ли в таком случае сказать, что археологические раскопки в Ростове проведены основательно и сенсационных находок здесь уже не будет? Мы поостереглись бы дать на этот вопрос утвердительный ответ. Вернемся к очерку А.Е.Леонтьева:
«Летопись совершенно права, называя жителями побережья оз. Неро финское племя меря. Ростов и окружавшие его селения возникли в хорошо освоенном земледельческом районе, отличавшемся большой, для своего времени, плотностью населения. Появление именно здесь Ростова как княжеского форпоста представляется закономерным».
С этим замечанием трудно не согласиться, а далее автор делает замечание, которое может стать ключевым в решении загадки происхождения Ростова: «Отчего город вырос на неудобном низком участке побережья – вопрос едва ли разрешимый».
А и правда – почему? Не в этой ли особенности расположения современного Ростова кроется разгадка его долетописной древности? Зачем было позднее возводить массивные крепостные стены, валы, если можно было выбрать место с естественными оборонительными рубежами?
Правда, А.Е.Леонтьев объясняет это тем, что по своим топографическим особенностям Ростов схож с «виками» – открытыми торгово-ремесленными поселениями, которые существовали в Балтике и Руси в VIII–XI веках, однако не получившими дальнейшего развития.
Но одно дело – «отрытое торгово-ремесленное поселение», и другое – административный центр, город, в самом названии которого заложена его функция: для безопасности огородиться от остальной местности. Нельзя же всерьез предполагать, что в те суровые времена ростовцам ничего не грозило? Заниматься ремеслом и торговлей можно было только после устранения внешней опасности, а она, конечно, существовала. Значит, был и город, но где?
На этот вопрос исследователи долетописного прошлого давно дали ответ: этот город – Сарское городище, находящееся в 15 километрах к югу от Ростова, на гряде в излучине реки Сары, впадающей в озеро Неро. Кто только ни работал здесь, начиная с 1820 года, когда в журнале «Вестник Европы» появился первый очерк Н.Бояркина под названием «Городище на реке Саре». Трудился здесь и граф А.С.Уваров (1825–1884), один из основателей Исторического музея, археологических обществ в Москве и Санкт-Петербурге, автор работы «Меряне и их быт по курганным раскопкам», зачитанной на Первом археологическом съезде. В 1903 году здесь вел раскопки русский мыслитель и художник Н.К.Рерих, позднее – такие известные археологи как Д.Н.Эдинг и Н.Н.Воронин, в наше время – А.Е.Леонтьев. Этот список можно дополнить, но и так ясно, какое значение имеет Сарское городище для исторической науки. Вот как в книге «Города, величеством сияющие» пишет об этом И.В.Дубов:
«Сарское городище является ключевым памятником, без понимания которого невозможно дальнейшее изучение истории Волго-Окского междуречья IX–X вв. В исторической науке давно сложилось представление, согласно которому Сарское городище и есть древний город Ростов, упоминаемый в летописи, т.е. это укрепленное поселение как бы предшествовало современному Ростову».
Сначала Сарское городище датировали VI–VII вв., позднее, после раскопок А.Е.Леонтьева, время основания городища сдвинули на век позднее, а сделанные находки относят к IX–XIV вв. Население городища, по мнению большинства ученых, сначала было мерянским, потом смешанным – вместе жили славяне и меря, занимавшиеся скотоводством, охотой и рыболовством, существовали ремесла и торговля, о чем говорят вещи иноземного производства. Наличие оборонительных валов, как считают исследователи, свидетельствует о том, что это был административный центр, где находились князь и его дружина...
Но тут опять начинают возникать сомнения. Дело в том, что за полтораста лет раскопок на Сарском городище здесь был найден только один (!) меч западноевропейской работы, кольчуга и навершие шлема. Не слишком ли мало для города, удостоенного чести быть названным в летописи?
Правда, тут надо учитывать, что еще в XIX в. здесь был открыт карьер по добыче щебня, с перерывами просуществовавший до тридцатых годов XX столетия. Но все равно непонятно, почему здешние археологические находки, если это был княжеский город, носят в основном бытовой характер: всевозможная посуда, восточные монеты, ювелирные инструменты и украшения, охотничьи ножи, копья и топоры? Где же специфические воинские доспехи? Не было ли Сарское городище лишь укрепленной вотчиной какого-нибудь местного ростовского боярина, где до этого находилась стоянка племени меря?
Не трудно представить, как к этому предположению отнесутся те, кто придерживается официальной точки зрения, что Сарское городище – это протогород Ростова, что здесь, как пишет И.В.Дубов, «произошло явление переноса города, связанное с наступлением новой эпохи в жизни всего края». А почему, собственно, произошел этот самый перенос? Время расцвета Сарского городища относят к X веку. Этим же временем, вспомним, датируют и первые археологические находки на территории современного Ростова. С какой стати переносить город в то время, когда он находится в самом расцвете? Исчезла внешняя угроза и оборонительные укрепления уже не требовались? Возник излишек свободного времени и рабочих рук, чтобы заняться постройкой на голом месте, на низком и болотистом озерном берегу еще одной крепости? Не легче ли было укрепить существующую, которая так удачно расположена: высокая гряда в петле реки с двух сторон?
Трудно объяснить все эти алогизмы, если на основании вcего вышеизложенного не сделать одно предположение: при всей уникальности и значении для понимания нашей истории Сарского городища, это не Ростов, который упоминается в летописях в IX–X вв., что место расположения настоящего Ростова до сих пор не найдено. Может, протогород Ростова находился не южнее от него, а в северном направлении? В этом отношении протекающая там река Устье давала уникальные возможности для возведения здесь первого поселения: высокие берега с густыми лесами, через Которосль связь с Волгой, через Вексу – с озером Неро. Но если остановиться на этой версии, тогда опять возникнет вопрос, почему город переехал на новое место.
Поэтому наиболее вероятное на наш взгляд предположение состоит в том, что загадка древнего Ростова навсегда похоронена на дне озера Неро, что легенда о затопленных в нем золотых воротах города появилась на свет не случайно. Город просто был вынужден сдвинуться с места потому, что его первоначальное местоположение было залито озером Неро, по какой-то причине раздвинувшим свои берега. В пользу этого предположения – существование на дне озера гряды, протянувшейся от берега к берегу, явно свидетельствующее о происшедшем здесь геологическом разломе или о какой-то другой катастрофе. А.А.Титов писал об извержении 5 тысяч лет назад в здешних местах вулкана. Сообщение это более чем сомнительно, но, как говорится, нет дыма без огня. Так, могло иметь место падение метеорита. Но это уже предмет географического краеведения, вернемся к историческому.
Версия о поглощении первоначального Ростова озером Неро звучит неожиданно, нигде вроде бы не упоминается, но, по крайней мере, она объясняет хотя бы одну загадку Ростова: почему первое летописное свидетельство о нем не находит археологического подтверждения.
Параллель между историей долетописного Ростова и легендой о Китеже напрашивается сама собой.
Во-первых, если принять во внимание, что название «Китеж» мерянского происхождения, то ростовская земля – один из наиболее крупных центров расселения меря.
Во-вторых, Ростов стоит на берегу озера, которое вполне могло поглотить старую часть города и породить легенду о «невидимом» граде Китеже.
В-третьих, легенда о затоплении города убедительно объясняет причину, по которой археологические раскопки не подтверждают дату первого летописного упоминания Ростова.
Можно сделать предположение, что легенда о граде Китеже появилась гораздо раньше, чем принято считать, что чудесным образом до нас дошла одна из мерянских легенд, которую славяне пересказали на свой лад и увязали ее с ордынским нашествием. А на вопрос, почему легенда увязала Китеж именно с озером Светлояр, убедительно ответил тот же В.Н.Морохин:
«Природными святынями обычно становится всё, что поражает воображение людей. Было чему удивиться человеку, который открыл Светлояр. Удивительная чистота и прозрачность воды. Необычная для в общем-то небольшого озера глубина – до 36 метров. И конечно, совсем необыкновенна красота Светлояра... Природные святыни имеют свойство переходить из рук в руки, когда сменяют друг друга живущие возле них народы, когда в фаворе оказываются другие религии. И остаются именно святынями, где люди поклоняются, пусть совсем иным, но богам».
В «ростовской версии» есть элемент историзма, которого лишены две другие версии. Легенда о Китеже, скорее всего, потому и не попала в русские летописи, что это была мерянская легенда, родившаяся на берегу мерянского озера Неро. Меря, как и пришедшие сюда славяне, были язычниками, поклонялись камням, отсюда и название Китежа. Нельзя исключить и славянское происхождение легенды о невидимом граде Китеже. В любом случае, тайна остается тайной, а потому возможно появление и других версий местонахождения невидимого града Китежа. Одна из таких версий связана с историей земли Переславской …
Археологи обнаружили на Переславской земле неолитические стоянки 5–6 вв. до нашей эры, элементы фатьяновской культуры – по имени деревни Фатьяново под Ярославлем, и так называемой абашевской культуры, относящейся к XIII – VIII вв. до нашей эры. Здесь, как и в районе Ростова, находится много мерянских могильников. В «Повести временных лет» сказано коротко, но определенно: «На Ростове-озере меря, а на Клещине-озере сидят тоже меря». Клещино озеро – так называлось в древности Плещеево озеро. Затем сюда пришли славянские племена кривичей, которые вместе с меря в 882 году участвовали в походе князя Олега на Киев. Наконец, в 1152 году на реке Трубеж был основан Переславль-Залесский. Так из южного района Руси сюда перекочевало и название реки, и первоначальное название города – Переяславль.
Всё, казалось бы, ясно в местной истории, однако есть в ней одна малоизвестная и загадочная страница, до сих пор нерасшифрованная до конца. Это легенда о Берендеевом царстве, о котором ныне напоминают название скромной железнодорожной станции Берендеево на полпути из Москвы в Ярославль и Берендеево болото, которое занимает площадь более пяти тысяч гектаров и простирается между селом Давыдовским и деревнями Федосово, Погорелка, Черницыно, Родионцево и Милославка. Здесь, как предполагают местные краеведы, и находилось загадочное царство Берендея.
В судьбе этой тайны истории своеобразную роль сыграл драматург А.Н.Островский. В своей «весенней сказке» «Снегурочка», написанной в 1873 году, он соединил предание о Берендеевом царстве с фантастическим персонажем вылепленной из снега девушки и как бы закрепил в общественном сознании мысль о том, что и то и другое – всего лишь сказочные образы. В отношении Снегурочки всё понятно. Сказка о ней была опубликована И.А.Худяковым еще в 1862 году, позднее историк и фольклорист А.Н.Афанасьев тоже обратился к образу Снегурки (Снежевиночки) в своей работе «Поэтические воззрения славян на природу» (1865–1869). Талантливый драматург превратил сказочный персонаж в трагическую фигуру, заставляющую задуматься о сущности бытия, любви и смерти, а Берендеево царство, в котором происходит действие сказки, превратилось в утопическое государство гармонии, построенное на правде и любви. Но вот среди берендеев появляется Снегурочка – дочь Весны и Мороза, которая не знает любви. Нарушается светлый уклад жизни берендеев, между ними начинаются распри и усобицы. Снегурочка вымаливает у матери-Весны дар любви – и погибает. Гибнет, бросившись в озеро с Ярилиной горы, и полюбивший ее Мезгирь.
Красивый и трагический сюжет сказки Островского так и просился в оперу – и она появилась: в 1881 году ее написал композитор Н.А.Римский-Корсаков, что еще больше закрепило представление о Берендеевом царстве как о чем-то бесконечно далеком от реальности. А между тем тут не всё так просто и ясно…
«Загадки царства Берендея» – под таким названием в № 4 журнала «Русь» за 1995 год был опубликован очерк переславского краеведа В.Ф.Воронова. Вот что он писал:
«Берендеево царство – не выдумка, не плод воображения. Есть убедительные доказательства его существования. Недалеко от Переславля-Залесского, ближе к границе с Владимирской землей, видны остатки древнего жилья, признаки дубовых мостовых, окаменевших от времени, черепки глиняной посуды, обсеченные камни – и все это из года в год затягивается болотом. Ученые полагают, что здесь некогда стоял город Берендеев».
Но кто они – берендеи? По одной версии – это дружественное Руси тюркское племя, впервые упомянутое в «Повести временных лет» в записи за 1097 год. Но проходит чуть больше одного столетия – и берендеи в русских летописях уже не упоминаются, что связывают с началом ордынского нашествия и приходом берендеев в Залесскую Русь, в непроходимые леса и болота. В пользу этой версии есть одно доказательство – по сведениям жителей деревни Черницыно на окраине их деревни стояла каменная «баба», но при строительстве железнодорожного моста ее заложили в фундамент. «Славяне не ставили каменных изваяний женщин, хотя поклонялись камням-валунам, – пишет В.Воронин. – Берендеи-тюрки оставляли «каменные бабы» на месте своих стоянок, когда покидали насиженные места. Ушли берендеи с берегов древнего озера, гонимые во второй раз татаро-монголами в 1238 году, оставив славян сражаться с врагом на долгие столетия».
По другой версии Берендей – это языческий бог, покровительствующий лесам, рекам, ручьям и родникам. В очерке «Загадки царства Берендея» приводятся тексты двух местных легенд. Вот краткое содержание первой из них:
«Царь Берендей любил по вечерам на озеро ходить. Вечерние лучи солнца скользили по глади озера. Царь ждал, когда взойдет луна и зальет окрестность холодным призрачным светом. И вдруг Берендей услышал чарующую музыку. В расплескавшихся волнах увидел царь красавицу-русалку. Заманила она Берендея в подводное царство, и волны поглотили Берендея. Царица Рогнеда забеспокоилась, побежала к озеру, стала кликать супруга, но болото только ответило ей эхом: «Берендей! Дей-ей-ей!» Так и осталась она с маленьким сыном в тереме. Но тоска одолела царицу, и пошла она опять на озеро. По-женски всплакнула и запричитала: «Муженек ты мой ненаглядный! Что ж ты словечка жене своей сказать не хочешь?» От тоски и горя превратилась Рогнеда в каменное изваяние женщины, каких немало в степях на пути следования кочевых тюрков».
«Значит, каменная «баба», стоящая на берегу болота несколько столетий в районе деревни Черницыно, это окаменевшая от горя царица Рогнеда», – делает автор очерка вывод, еще раз доказывающий, что берендеи – это тюркское племя, бежавшее в Залесскую Русь от татаро-монгол.
Здесь же автор очерка приводит еще одну легенду:
«На горе, где сейчас расположена деревня Давыдово, стоял в древности терем царя Берендея. Была у царя красивая дочка Маша. Когда она подросла, Берендей стал подумывать о ее выданье. Как-то раз приехали к царскому терему два богатыря-красавца, один краше другого. Машеньке понравился Иван-царевич, но Берендей невзлюбил его. Ему по нраву пришелся царевич Федор. Машенька не смогла противиться отцовской воле, тихо ушла на болото и бросилась в трясину. Иван-царевич с горя пошел на болото вслед за возлюбленной и покончил с собой на том же месте. Но царевич Федор любил Машеньку также горячо и преданно. Болотная трясина поглотила и Федора-царевича».
«Могла ли быть у Берендея-тюрка дочка-славянка Маша?» – задается автор вопросом. И действительно, получается неувязка. И всё становится на свои места, если предположить, что Берендей – русский князь. Кстати, Рогнедой звали жену Ярослава Мудрого, по легенде основавшего Ярославль.
Еще раз обратимся к очерку В.Воронина:
«Самым унылым и страшным местом на Берендеевом болоте называют Волчью гору. Есть мнение, что некогда здесь было большое поселение с бойкой торговлей. И тут мне невольно вспомнился образ чернявого Мезгиря, иноземного гостя, влюбившегося в Снегурочку. Но девушка любила стройного русоволосого пастушонка Леля и все бродила меж деревьев и слушала, как Лель играет на дудочке. Помните, как «туча с громом сговаривались... Ты греми, гром, а я дождь разолью. Лель мой, Лель мой!..» Мезгирь подкупает бедную Бобылиху, перебивавшуюся с хлеба на квас, и просит ее приворожить Снегурочку. И вот теперь посудите сами: Снегурочка – языческий образ славян, Мезгирь – из иноземного племени. Значит, славяне и берендеи жили по соседству, жили мирно, как еще раньше славяне с угро-финнами, торговали друг с другом, и есть предположение, что у них были смешанные браки».
Автор очерка не заметил, как в качестве доказательства версии о тюркском происхождении берендеев привел сюжет сказки о Снегурочке, написанной А.Н.Островским. Но возникает вопрос: что подтолкнуло драматурга соединить в одном произведении легенду о Берендеевом царстве и сказку о Снегурочке?
В.Воронин так объясняет историю происхождения «весенней сказки» «Снегурочка»:
«По пути в свое имение Щелыково А.Н.Островский задержался на несколько дней в Переславле-Залесском и поселился в маленькой приземистой гостинице. Писатель был изумлен не только Плещеевым озером, но и переславцами, «народом красивым и рослым, умным и обаятельным, вольным умом и откровенным – душа нараспашку». Великий драматург ходил на хороводы, прислушивался к переславскому говору, записывал песни и частушки, знакомился с местными сказаниями. Приехав в Щелыково, Островский создает пленительный образ языческой Снегурочки».
Можно с уверенностью предположить, что именно местная легенда и лежит в основе написанной драматургом сказки о Снегурочке из царства Берендея. Другой вопрос – как появился образ Мезгиря. Хотя, возможно, и он был подсказан местным преданием.
Таким образом, чем глубже проникаешь в тайну Берендеева царства, тем больше убеждаешься в том, что не было здесь никакого тюркского племени берендеев, а было обособленное славянское поселение, оставившее память о себе в красивых легендах и топониме, природу которого, возможно, правильно раскрыл Владимир Даль. Заглянем в его «Толковый словарь живого великорусского языка». Вот как здесь объясняется слово «берендейка»: «В Троицкой Лавре, в 50 верстах от села Берендеева, режут из дерева известные игрушки, людей, животных; их в торговле называют берендейками». От этого слова образовалось слово берендеить – берендейки строгать, заниматься пустяками, игрушками.
Вероятно, жители села Берендеева всерьез занимались резьбой по дереву, если название села увековечилось в русском языке. Но нам представляется более интересным объяснение В.И.Далем слова «берендить» – мешать, препятствовать, спорить, перечить. Не от этого ли слова произошло название Берендеева царства, которое отличалось неуступчивостью, самостоятельностью и т.д.?
И как тут опять не вспомнить легенду о Китеже, который погрузился на дно озера, чтобы не достаться завоевателям. Не появилось ли Берендеево болото на месте этого исчезнувшего озера, навсегда сокрыв тайну невидимого града Китежа?
К тайне Берендеева царства, помимо А.Н.Островского, прикоснулся и другой замечательный русский писатель Михаил Михайлович Пришвин (1873–1954). Он родился в Орловской губернии, но Ярославию называл своим «любимым краем», подолгу здесь жил и многое здесь написал.
Имя Пришвина чаще всего связывают с произведениями, посвященными русской природе, фольклору, этнографии, истории. Однако начало его биографии было весьма далеким от этих «тихих» тем. За «свободомыслие» он был исключен из Елецкой гимназии. Будучи студентом Рижского политехникума, за участие в марксистском кружке был арестован. Оказавшись в центре литературной жизни Петербурга, сблизился с декадентами. Во время первой мировой войны был фронтовым корреспондентом.
Весной 1925 года Пришвин поселился в местечке «Ботик» под Переславлем-Залесским, на берегу Плещеева озера. Здесь пишет книгу «Лесная капель», работает над записками «Родники Берендея», с дополнениями опубликованными в 1935 году под названием «Календарь природы». О путешествиях по Ярославскому краю рассказал в повести «Неодетая весна», опубликованной в 1940 году. В том же году вышла книга «Лесная капель», также навеянная ярославскими впечатлениями.
В начале Великой Отечественной войны Пришвин опять приезжает на ярославскую землю, живет в селе Усолье на реке Нерль. Здесь возобновляет работу над романом-сказкой «Осударева дорога», начатом еще в 30-е годы, пишет «Рассказы о ленинградских детях», эвакуированных в «Ботик», создает сказку-быль «Кладовая солнца», действие которой происходит в районе Переславля-Залесского.
Летом 1948 года Пришвин приезжает в деревню Новоселки Переславского района. Эти впечатления также отразились в дневниках писателя, которые он вел всю жизнь. В книге «Глаза земли» они были опубликованы в 1957 году, уже после смерти писателя.
Константин Паустовский в очерке о Пришвине писал:
«В повестях, рассказах и «географических очерках» Пришвина всё объединено человеком – неспокойным, думающим человеком с открытой и смелой душой. Великая любовь Пришвина к природе родилась из его любви к человеку. Все его книги полны родственным вниманием к человеку и к той земле, где живет и трудится этот человек. Поэтому и культуру Пришвин определяет как родственную связь между людьми. Пришвин пишет о человеке, как бы чуть прищурившись от своей проницательности. Его не интересует наносное. Его занимает суть человека, та мечта, которая живет у каждого в сердце».
Ярославцы могут гордиться, что «родственное» внимание к Ярославской земле и ее людям так широко и талантливо отразилось в произведениях Пришвина. Но в данном случае нас интересует одна любопытная деталь. Мы уже упоминали очерк Пришвина «Светлое озеро», в котором упоминается город, погрузившийся в озеро Светлояр. И он же, Пришвин, написал «Родники Берендея», знал легенду о Берендеевом царстве, о котором написал следующую фразу: «Попасть в Берендеево царство – все равно, что в Невидимый град: надо потрудиться, надо быть сильным и чистым сердцем». Может, и у Пришвина возникло предположение, что эти красивые легенды связаны между собой?
