В основу книги положены очерки Михаила и Бориса Сударушкиных из краеведческих сборников «Семибратово» и «Сказание о Ростове Великом, затерянном граде Китеже и замечательных ростовцах», дополненные инфор-мацией из книг А.А.Титова «Ростовский уезд Ярославской губернии» и «Кураковщина», материалами архива князей Куракиных и других источников. Предлагается маршрут экскурсии по наиболее интересным местам Кураковщины, своеобразным сопровождением которой могут стать написанные авторами книги стихотворные переложения местных преданий. В «Приложении» представлена информация о действующих и порушенных церквях в селах Татищев-Погост, Гвоздево, Макарово, Ново-Никольское, Приимково.
СОДЕРЖАНИЕ
1. Исторические предания и исчезнувшие источники
2. Были и небыли заповедной Кураковщины
3. Семь селений малой Кураковщины
4. Монах Макарий, братья-сбродичи и село Семибраты-Макарово
5. Деревня Исады, монастырские мельницы и дача Вахрамеевых
6. «На столбовой дороженьке сошлись семь мужиков…»
7. Деревни и сёла большой Кураковщины
8. Семь окрестных селений Кураковщины
9. Объект Фатьяновской культуры
10. Земля Ростовская и Киевская Русь
11. «Сказка ложь, да в ней намёк…»
12. Архиепископ Вассиан из деревни Рылово
13. Граф Татищев и несбывшийся проект
14. И швец, и жнец, и в дуду игрец
15. Сказ о малой родине и местной Беловодии
16. Сказ о том, как братья-сбродичи хотели женить Алешу Поповича
17. Сказ о ростовской стороне и украденной жене
18. Путешествие по заповедной Кураковщине
ПРИЛОЖЕНИЕ
Сергиевская церковь села Татищев-Погост
Богоявленская церковь села Гвоздево
Предтечинская церковь села Макарово
Рождественская церковь села Приимково
Никольская церковь села Ново-Никольское
1. ИСТОРИЧЕСКИЕ ПРЕДАНИЯ И ИСЧЕЗНУВШИЕ ИСТОЧНИКИ
В 1885 году в Москве вышла книга А.А.Титова «Ростовский уезд Ярославской губернии» с подзаголовком «Историко-археологическое и статистическое описание, с рисунками и картой уезда», за которую автор был награжден Большой серебряной медалью Императорского Русского археологического общества. Однако эта высокая награда никак не сказалась на судьбе книги – она давным-давно стала библиографической редкостью, но не переиздавалась, пока в 1999 году не вышла книга Михаила Сударушкина «Расследуя старинные преданья», в которой о работе А.А.Титова говорилось следующее:
«Спустя больше столетия после выхода этой книги в свет, учитывая возросший интерес к краеведению и недостаток краеведческой литературы, ее необходимо переиздать. Пока же я предлагаю читателям сделанную мною выборку наиболее интересных топонимических и исторических преданий… Несмотря на спорность отдельных сведений, каждая из этих информаций может стать отправной точкой для увлекательного путешествие в прошлое местного края, для серьезного разговора об известных и малоизвестных произведениях устного народного творчества, о замечательных земляках-ростовцах и легендарных героях земли Ростовской. Наконец, их изучение способно расширить и углубить наше представление об истории Отечества».
Полное, репринтное переиздание книги А.А.Титова было осуществлено спустя больше десяти лет Государственным музеем-заповедником «Ростовский кремль». В предисловии к книге директор музея, доктор исторических наук А.Е.Леонтьев так писал о первом издании книги А.А.Титова:
«Книга содержала сведения «о данных местностях в отношении археологии, статистики и этнографии» и была посвящена «...будущим любителям отечествоведения». Будущим... Как в воду глядел Андрей Александрович! Спустя более ста лет его «Описание...» перешло в разряд исторических источников, позволяющих обратиться к ушедшей реальности. Исчезли многие села и деревни, волости и церковные приходы, многие из сохранявшихся в XIX в. археологических памятников. Изменился ландшафт, дорожная сеть, местами – даже рельеф местности. Перечень происшедших изменений бесконечен. Наконец, перестал существовать сам Ростовский уезд, в своих границах восходивший к Ростовскому княжеству XIV в. Ныне его территория поделена между тремя районами двух областей. Книга давно стала библиографической редкостью, и предлагаемый репринт – единственный способ вернуть ее читателю. Для нас это издание – знак уважения человеку, без которого Ростовский музей мог бы не состояться».
Безусловно, Андрей Александрович Титов заслуживает самых добрых слов. Одно только непонятно – почему рядом с ним не названо имя Александра Яковлевича Артынова, который помог Титову написать эту замечательную книгу? Если убрать из нее все собранные Артыновым сведения из Хлебниковского летописца, Мусин-Пушкинского сборника и других рукописей, то книга «Ростовский уезд Ярославской губернии» в списке подобных изданий заняла бы рядовое, неприметное место. Это прекрасно понимал сам А.А.Титов, в своем обращении «К будущим любителям отечествоведения» заслуженно отметивший вклад Артынова в создание книги. В частности он писал: «Помещая при описании селений имена бывших владельцев – князей ростовских, с обозначением годов их владения, я держался буквально рукописи г. Артынова, где в некоторых местах были обозначены эти годы».
В полной мере Титовым были использованы все записанные Артыновым сказки, легенды и предания Ростовского края. Негоже и нам забывать имя этого замечательного человека – без обращения к его наследию ростовскую историю невозможно ни понять, ни объяснить.
Александр Яковлевич Артынов был одним из первых ростовских краеведов, кто своей исследовательской и поисковой работой подверг сомнению официально признанную историю Ростовского края.
Родился он в 1813 году в селе Угодичи под Ростовом. Его отец занимался огородничеством и поставкой рыбы в монастыри, сын пытался продолжить его дело, но в коммерческих делах оказался не очень расторопным и вынужден был поступить в услужение к своему тестю – владельцу «железной» лавки в Ростове. Затем в Угодичах открыл собственную мелочную лавку, но и здесь, видимо, не преуспел, поскольку больше занимался изучением истории родного края, поисками старинных документов и рукописей. Этому занятию «для души» немало способствовали его поездки по торговым делам, знакомства с образованными купцами – любителями старины и книжной мудрости.
Обо всем этом Артынов красочно и подробно рассказал в книге «Воспоминания крестьянина села Угодич, Ярославской губернии Ростовского уезда», изданной в Москве в 1882 году. Книгу открывала статья другого известного ростовского краеведа – А.А.Титова, по сути, продолжившего начатое Артыновым дело.
Андрей Александрович Титов (1845–1911) родился в Ростове, в потомственной купеческой семье – уже его дед был купцом второй гильдии. В отличие от Артынова, Титов получил систематическое образование и никогда не нуждался. Больше того, он всю жизнь материально помогал не только крестьянским самородкам вроде Артынова, но и известному журналисту, поэту и краеведу Л.Н.Трефолеву, который способствовал ему в литературной и краеведческой работе, неоднократно печатал в редактируемом им «Вестнике Ярославского земства». Д епутатом Городской Думы Ростова и председатель Ростовской Земской управы, член Ростовского училищного совета и Почетный гражданин Ростова, Титов был награжден орденами Владимира, св. Анны и св. Станислава «возведен с потомством в дворянское Российской Империи достоинство». Но главное его достоинство – вклад в изучении истории Ростовского края. Он состоял членом 12 научных обществ и комиссий, около 700 названий насчитывает список печатных работ.
Помимо книг «Ростовский уезд Ярославской губернии» и «Предания о ростовских князьях», в которых использованы собранные А.Я.Артыновым материалы, А.А.Титову принадлежит большое количество журнальных публикаций и книг, посвященных ростовской истории: «Ростов Великий», «Описание Ростова Великого», «Учение о седми таинствах церкви св. Димитрия Ростовского», «Сведения о кустарных промыслах по Ростовскому уезду Ярославской губернии» и др. Большой интерес для исследователей представляет его переписка с Л.Н.Трефолевым и известным историком В.О.Ключевским. Благодаря неустанной собирательской деятельности А.А.Титов стал обладателем огромной коллекции икон и старинных рукописей, он был одним из инициаторов реставрации Ростовского кремля и создания местного музея церковных древностей.
Если в его становлении как краеведа и литератора большую роль сыграл Л.Н.Трефолев, то и сам А.А.Титов в свою очередь немало сделал для того, чтобы издать и представить читателям своего земляка А.Я.Артынова. В предисловии к его «Воспоминаниям» А.А.Титов писал:
«Посвящая более полувека все свободное от сельских занятий время на собирание сказок, преданий, легенд и т.д., А.Я.Артынов приобрел богатые материалы для изучения родной местности. Этому почтенному труду он отдался еще в то время, когда грамотности в народе почти совсем не было, когда он имел свое миросозерцание, «когда у него еще были живы предания», так энергически вытесняемые у нас новейшею народной школой. А.Я.Артынов записывал рассказы старожилов, горожан и крестьян, делал извлечения из рукописных книг когда-то знаменитых библиотек Хлебникова, Трехлетова, Маракуева и др. В его руках были две знаменитые рукописи: Хлебниковский летописец XVII века и рукопись бывшего владельца села Угодичи, стольника Мусина-Пушкина (XVII–XVIII вв.). Эти рукописи заключали в себе такие подробности, которые, как видно из воспоминаний Артынова и сделанных им извлечений, были поистине замечательными».
В 1889 году вышла еще одна книга Артынова – «История села Угодичи». А всего он опубликовал 16 работ и оставил после своей смерти в 1896 году около восьмидесяти рукописей объемом в 50 тысяч страниц. Его похоронили в Угодичах, рукописи хранятся в библиотеках и музеях Ростова, Санкт-Петербурга, Москвы. Вот только несколько названий: «История Ростова Великого», «Сказки и легенды Ростовского края», «Ростова Великого князья, иерархи и знаменитые люди», «Ростовский летописец», «Ростовская мифология», «Летопись бытия временных лет Ростова Великого». Хотя зачастую в них использованы одни и те же материалы, они дают такую картину истории и культуры Руси Ростовской, какой не найдешь в других источниках.
Существует два полярных мнения о деятельности Артынова. Одно из них, резко негативное, высказал в статье «Сказание о Руси и вечем Олзе в рукописях А.Я.Артынова» известный историк Н.Н.Воронин: «Артынов склонялся к тому направлению, которое, в целях утверждения ретроградских исторических взглядов, не останавливалось даже перед подделкой источников. С особым постоянством Артынов берет эпиграфом своих трудов слова Николая I: «Надо сохранить в России, что искони бе»... Но Артынов, судя по его трудам, не столько собирал местные предания, сколько сочинял их сам, его больше пленяло собственное творчество».
Обвинение брошено очень серьезное – подделка исторических источников. А между тем Воронин так и не привел, по сути, ни одного конкретного примера, непосредственно доказывающего это обвинение. Нет ничего зазорного и в словах Николая I, которые часто приводил Артынов, – они вполне могли стать девизом всех русских историков и старинарей (так в XIX в. иногда называли краеведов). Единственное, пожалуй, в чем прав Воронин, так это в утверждении, что Артынов был недостаточно образован. Но это уже не вина его, а беда. В придачу это обвинение никак не стыкуется с обвинением Артынова в подделке рукописей под древность: чтобы заниматься этим делом, нужна высокая образованность. Тут у Воронина явно не сходятся концы с концами. Нам представляется более справедливой и объективной оценка личности Артынова, сделанная другим исследователем его наследия, – Ю.К.Бегуновым:
«Артынов принадлежал к числу тех непрофессиональных собирателей русского фольклора, кто, не имея возможности получить систематическое образование, все же сумел овладеть знаниями и посвятить свою жизнь благородной цели: собиранию и литературной обработке русских местных сказок, повестей, преданий и песен. Горячий патриот Ростова Великого и его древней культуры, Артынов прожил долгую жизнь, вторую половину которой провел в неустанных исследовательских поисках, в литературном труде, не заботясь ни о суетной славе ученого и писателя, ни о материальной выгоде от своих занятий. Такие люди, как Артынов, были подлинными самородками среди народных литераторов и непрофессиональных собирателей фольклора, независимых и бескорыстных».
В чем же дело? Почему Артынова обвиняли в изготовлении литературных подделок? Можно сказать, что он сам дал повод для этих обвинений и сам покаялся в «грехах». Вот что он писал в конце своих воспоминаний:
«К сожалению, делая выписки, я не удержал слов подлинника, а думая, что будет понятнее, придерживался современного языка и, много раз переписывая, не сохранил потом и малейших остатков слога рукописи, который в некоторых местах у меня еще удерживался. Крайне теперь жалею, что первоначальные оригиналы и многие списки и рассказы, написанные мною в отдельных тетрадках, ушли на обертку товаров в моей лавочке (от такого точно истребления спас много подобных вещей А.А.Титов в 1880 г.). Уже после при свидании у гр. Уварова с Михаилом Петровичем Погодиным (известный историк, исследователь летописей и собиратель древних исторических памятников. – Б.С.) я все свои списки собрал и переписал в особую книгу и вот в 1880 г. я из этой-то книги и составил сборник ростовских сказаний; такое же сказание я написал о князьях, иерархах и именитых людях Ростова Великого. Снова повторяю, что с горестию вспоминаю теперь о том, что хотя многие события прежде были буквально выписаны из летописей Хлебникова, Трехлетова и др., но я, по неопытности исправляя язык и слог, который тогда считал тяжелым и неудобным, лишил свои сказания главного достоинства и тем уменьшил цену своих полувековых трудов. Теперь к стыду моему вижу ясно истину слов: «всяк возносяй себя смирится!» Теперь мой сборник и летописи, исправленные моей дерзновенной рукой, стали ни то, ни се, да и первоначальных списков у меня уже нет».
Согласитесь – очень искреннее, с болью написанное признание. Однако Воронина и других недоброжелателей Артынова оно не убедило, а точнее – они просто отбросили его прочь. Почему? Чтобы ответить на этот вопрос, надо хотя бы вкратце рассказать о тех письменных источниках, которые использовал Артынов и которые затем исчезли. И начнем с так называемого Мусин-Пушкинского сборника.
По сообщению Артынова, в Мусин-Пушкинский сборник было включено 120 текстов о князьях языческой Руси VIII–IX вв., то есть описанные в них события выходили за границы «Повести временных лет». Именно это обстоятельство и возбудило гнев тех, кто считал и продолжает считать, что перед событиями, описанными в «Повести временных лет», русской истории (а следовательно, и русского народа) практически не было. Короче говоря, Мусин-Пушкинскому сборнику выпала примерно та же судьба, что и знаменитой «Влесовой книге», которую многие исследователи тоже считают подделкой. И все потому, что существование этих произведений рушит установившееся представление о русской истории, в основе которой лежит норманнская теория, унижающая достоинство русского народа.
По сведениям, приведенным Артыновым, полное название Мусин-Пушкинского сборника звучало так: «Книга о славяно-русском народе, о великих князьях русских и ростовских, отколе призыде корень их». Написана она была, якобы, княгиней Ириной Михайловной Мусиной-Пушкиной вместе со своим супругом Алексеем Богдановичем – стольником царя Алексея Михайловича. Время написания – вторая половина XVII – начало XVIII в. Было в ней более пятисот страниц, «в дестевую меру, на грубой желтоватой бумаге, и писана кудреватым почерком не одной руки, с картинками и заставками весьма искусной руки». По предположению А.А.Титова, это могли быть просто записи рассказов, которые собирались и излагались досужими дворовыми для развлечения своих господ, скучавших в деревенской глуши. «Но и в этом случае, – оговаривался А.А.Титов, – подобного рода рассказы весьма любопытны, так как они чисто местного характера – Ростовской области – и носят на себе следы великокняжеских преданий удельной Руси».
Однако с этим мнением не согласились исследователи, выдвинувшие предположение, что И.М.Мусина-Пушкина была только владелицей позднего списка рукописи, подлинник которой был написан одним из книжников ростовского князя Константина. А может, этот книжник лишь переписал еще более древнюю рукопись? Известно, что князь Константин обладал богатой по тем временам библиотекой в тысячу томов, при нем началось ростовское летописание, из Ярославля была переведена в Ростов первая на северо-востоке Руси школа, получившая название Григорьевский затвор.
Отметим еще одно обстоятельство, которое может оказаться знаменательным. В конце XVIII в. граф Алексей Иванович Мусин-Пушкин нашел на Ярославской земле «Слово о полку Игореве» – а его предки были владельцами другого уникального сборника, содержавшего сведения, которые, по замечанию Титова, «были поистине замечательными». Что скрывается за этим? Не просматривается ли здесь еще один след, ведущий к разгадке тайны «Слова о полку Игореве»?
Среди материалов Мусин-Пушкинского сборника, посвященных ростовской теме, обращает внимание сказочная повесть «Михей Русин, ростовец» – о ростовском купце, встретившимся во время своих странствий с солунскими братьями Кириллом и Мефодием и принявшим от них крещение. Случилось это, по утверждению автора сказания, в 860 году, то есть гораздо раньше крещения Руси киевским князем Владимиром. После крещения Михей Русин вернулся в Ростовскую землю и, таким образом, стал здесь первым христианином. По поводу этого сказания недоброжелатели Артынова были единодушны, заявив, что тут явно просматривается намерение автора сборника не только сделать более древней историю русского христианства, но заодно приподнять роль и значение земли Ростовской как одного из первых центров христианства на Руси.
Если судить об Артынове по оценкам его недоброжелателей, то он предстает перед нами фигурой воистину гениальной, равной, по меньшей мере, творцу «Илиады» Гомеру. Подумайте сами: полуграмотный ростовский мужик создает 120 рассказов о несуществующих героях и событиях, перекраивает всю русскую историю вплоть до принятия Русью христианства! И это еще не всё – он же сочиняет так называемую Хлебниковскую летопись, в которой дает объяснение 250 ростовским топонимам, «Сказание о Руси и вечем олзе», на которое так рьяно набросился Н.Н.Воронин, другие источники! Пожалуй, такое даже Гомеру было бы не по силам, однако недоброжелателей Артынова это не останавливает, и они наделяют его такими талантами и такой работоспособностью, которые выходят за пределы человеческих возможностей. При этом все обвинения в подделке древних текстов строятся, практически, на одном обстоятельстве – исчезновении тех рукописей, на которые ссылается Артынов. В этом отношении он повторил судьбу Алексея Ивановича Мусина-Пушкина, не сумевшего сохранить список «Слова о полку Игореве». «Сначала сам подделал, потом – сам же уничтожил», – главный довод их судей. Как и А.И.Мусин-Пушкин, Артынов пытался оправдаться, подробно рассказывал, где и при каких обстоятельствах видел ту или иную рукопись. Так, в примечании к «Сказанию о Руси и вечем Олзе» указал, что оно списано им с «харатейного листа ветхости его ради, а списано верно тож». Назвал и владельца списка – Дмитрия Ивановича Минаева, отца поэта Дмитрия Минаева.
В своих «Воспоминаниях» Артынов детально рассказал и о том, как нашел под клетью Никольской церкви в Угодичах часть архива и библиотеки Мусиных-Пушкиных, в том числе – принадлежавший им сборник сказаний. Сообщил, как погиб это сборник: в Угодичи приезжал с ревизией чиновник Ярославской Палаты государственных имуществ Надежин, который и увез рукопись вместе со всем сельским архивом «на многих возах». Позднее, когда Палату госимуществ ликвидировали, принадлежавшие ей бумаги были проданы Ярославской бумажной фабрике с аукциона на переработку. Хотя исследователи, проверявшие эти сведения, и выяснили, что такой чиновник Я.А.Надежин действительно существовал, недоброжелатели Артынова остались при своих сомнениях. Бедный Артынов, пересказывая своим первым читателям обнаруженные им старинные рукописи, наверное, и не догадывался, что он подрывает устои неприкасаемой и незыблемой, как считали ее основатели, норманнской теории. Идут годы, стройная пирамида этой теории рушится то в одном месте, то в другом, но ее упрямо подпирают теоретическими подпорками новые жрецы: одни – по привычке подчиняться общепринятому, официальному, другие – из соображений собственного удобства, третьи – себе на уме. Они прекрасно понимают, что если русский народ осознает подлинные масштабы своей истории и культуры, это возвысит его духовно и он обретет достоинство, которое они на протяжении столетий так усиленно старались искоренить.
Но вернемся к «Воспоминаниям» Артынова, где он рассказывает, как у него «родилось непреодолимое желание посвятить себя истории Ростова Великого»: «Материалов для этого было у меня много, как письменных, так преданий старины и рассказов старожилов; к тому же в библиотеке Хлебникова встретились мне две рукописи: первая начала XVII в., по его словам, «Подворный список г. Ростова»... Вторая рукопись тоже XVII в. более 700 листов, которую Хлебников называл тоже подворным списком теремов князей Ростовской округи и летописцем ростовским. Скоропись много схожа с рукописью стольника Алексея Богдановича Мусина-Пушкина».
В предисловии к книге «Ростовский уезд Ярославской губернии» А.А.Титов в числе использованных им источников называет «Рукописи А.Я.Артынова и Хлебниковский летописец, списанный Артыновым». Всего в этом списке 16 позиций, но «артыновскому» источнику Титов уделяет оcобое внимание, подчеркивая, что «часто» делал выписки из переписанного им Хлебниковского летописца, и «дословно» приводит предисловие редактора «Ярославских губернских ведомостей» Ф.Я.Никольского к рукописи А.Я.Артынова «Описание села Угодичи».
В своем обстоятельном предисловии Ф.Я.Никольский так писал о Хлебниковском летописце: «Составитель этой летописи по всей вероятности ростовец, близкий к княжескому дому, местным административным учреждениям и вообще официальной и частной письменности края, так как в подробности занимается бытом и историей преимущественно Ростова, Ростовского княжеского дома и подростовных селений; а потому в исторической части заслуживает полного доверия. Но относительно времен отдаленной, доисторической древности Ростовская летопись преисполнена мифами и бредит славянизмом, красавицами, волшебниками, богатырями и т.п., почти ничего не говоря о первобытных обитателях Ростовского края – мерянах, и в этом отношении доверия не заслуживает».
Таким образом, полного доверия Хлебниковский летописец у Никольского не вызывает, однако, по его мнению, это не относится к подростовным селениям. Он замечает, что «помещенные в очерке сведения в значительной степени проливают свет на прошлое Ростовского края. Из них показывается, между прочим, что немалое число подростовных селений образовалось из княжеских и боярских дач и называлось по фамилиям своих основателей, например: князь Шестак – село Шестаково, князь Юрий – селище Юрьево, боярин Стятин или Константин – село Скнятиново, семь братьев князей – село Семибраты».
В книге «Расследуя старинные преданья» Михаил Сударушкин писал:
«Ошибаются те, кто считает, что единственным источником достоверных сведений о начальной русской истории могут служить только археологические раскопки и «Повесть временных лет». Расследование старинных преданий дает для изучения отечественной истории уникальный, богатейший материал, который по значимости можно поставить рядом с летописными свидетельствами».
Именно с этой позиции, широко используя предания, собранные А.Я.Артыновым, и составлена эта книга о заповедной Кураковщине – об одном из интереснейших регионов древней земли Ростовской.
2. БЫЛИ И НЕБЫЛИ ЗАПОВЕДНОЙ КУРАКОВЩИНЫ
В 1886 году в типографии Ярославского губернского правления А.А.Титов отдельной брошюрой издал историко-этнографический очерк «Кураковщина», в котором была рассказана история одноименного региона Ростовского края. В вводной части очерка «Кураковщина» А.А.Титов рассказал, как на рынке случайно приобрел бумаги, принадлежавшие Московской домовой конторе князей Куракиных, владельцев нескольких деревень и сел, вошедших позднее в Приимковскую волость Ростовского уезда:
«Из копии отказных книг, выданных сыну генерал-майора князю Степану Борисовичу Куракину из Ростовского Уездного Суда в 1793 г., видно, что после покойного его родной бабки, супруги обер-шталмейстера, действительного камергера князя Александра Борисовича Куракина, Александры Ивановны [урожденная Панина, ум. в 1786 г.] и князя Степана, тетки двора Ея Императорского Величества фрейлины Аграфены Александровны Куракиной, осталось недвижимое имение в Ярославском наместничестве, Ростовского округа, к которому законными наследниками были князья Александр, Алексей, Иван и Степан Борисовичи. Из числа ростовских имений генерал-майору кн. Степану Борисовичу Куракину, по полюбовному разделу с братьями, достались село Семибраты с 188 д<ушами>, д<еревня> Семеновская с 136 д., с<ело> Гвоздево с 54 д., д. Исады c 24 д., д. Ломы с 46 д., д. Кладовицы с 121 д., д. Никольская с 85 д., а всего 654 души с женами и со всеми семействами и 2474 десятин земли. [Прочим братьям досталось в этой же местности 2531 душа при селениях: Приимково, Стрелы, Иваново, Петрушино, Бакланово, Васильково, Воэхта, Праслово, Вахрушево, Головинское, Полежайка, Кетошь, Курбаки. Сколько было при этих селениях душ, из наших документов не видно.] Впрочем, как видно из бумаг, кн. Степан был главным распорядителем над имением и остальных своих братьев, посылая им следуемый на их часть оброк.
Вся эта местность, где находилась Кураковская вотчина, полна историческими воспоминаниями. Большая часть этих селений, переданных Императрицею Екатериной II после 1764 г. гр. Паниным и Орловым и затем перешедшая по наследству к кн. Куракиным, принадлежала прежде ростовским князьям Гвоздевым, Приимковым, Темкиным, Щепиным и Бахтиаровым, которыми была в разное время приложена в ростовские монастыри и в дом пречистому успению Богородицы, на помин душ; впрочем, Куракины в этой местности имели небольшие владения и до 1764 г.».
Судя по обнаруженным Титовым документам, во владение местными вотчинами, по решению Ростовского уездного суда, С.Б.Куракин вступил 1 апреля 1793 года. Среди документов Титов нашел устав управления ростовскими вотчинами, сочиненный князем Степаном Борисовичем Куракиным. Устав датирован 7 июня 1794 года и открывался наставлением бурмистрам, в котором были такие пункты:
«– Должен иметь бурмистр хождение за всеми вотчинными делами со вcевозможным старанием и усердием и везде во всяких личных обидах крестьян защищать...
– Наблюдать должен бурмистр, чтобы крестьяне, сколь возможно, лучше обращались с соседями, от всяких ссор и раздоров отходить сколь возможно...
– Всякие просьбы от крестьян к бурмистру приходящие по внутренним мелким делам cловесные должны быть записаны в журнал...
– С поверенными, кои выбраны из прочих селениев, предписываю бурмистру со всевозможным уважением обращаться, так как с такими людьми, кои выбраны от миру...
– Ежели крестьянин взойдет в вотчинное правление с какой-нибудь просьбой о своей нужде, то бурмистру принять от него оную с ласкою и никак не утесняя, даров денежных или каких иных не токмо требовать, – если б и дарили, то ни под каким видом не принимать...
– Накрепко наблюдать бурмистру, чтобы креcтьяне не обращались в пьянство, отчего может произойти разного рода буянства, непотребства и озорничество...»
Устав предусматривал четкую систему наказаний за всевозможные провинности, в том числе за неоправданное расходование «мирских» денег, превышение власти, оговоры и т.д. В самом конце этого удивительного документа cтояла подпись князя и его собственноручное указание: «В конторе чтоб завсегда лежала б для прочтения из поверенных или крестьян кто пожелает».
Документ действительно необыкновенный – в условиях крепостного права в нем сказано не только об обязанностях крепостных, но и об их правах! Причем многие пункты этого устава не потеряли злободневности и в наше время, их не мешало бы вывешивать в наших административных учреждениях, где до сих пор не выветрился чиновничий произвол.
В этих же обнаруженных Титовым документах упоминается имя одного из бурмистров – Никиты Досугова, долгие годы возглавлявшего Семибратовское вотчинное управление и запросившегося на покой. Высказав сожаление по поводу его ухода, отметив его «честность и расторопность в исправлении оной должности», князь С.Б.Куракин приказывает:
«Итак, повелеваю вам без всякого малейшего пристрастия и каковой бы то ни было натяжки выбрать четырех человек самых умных, добрых и честных и хорошего поведения людей, коих вам ко мне с Досуговым после крещения выслать для обозрения и познания их лично, после чего я и учиню выбор, кому быть восприемником звания бурмистерского».
«Приказ князя по этому поводу показывает, насколько и в прошлом веке умные люди ценили выборное начало и, как видно, ничего не проигрывали», – справедливо заметил А.А.Титов. Посетив в июне 1801 года Семибраты, С.Б.Куракин остался очень доволен оказанным ему приемом и в следующем приказе написал семибратовцам: «Надеюсь, что после такого приема и изъявления моей благодарности всякий начальник по своему званию потщится вcеми силами и со всяким усердием исполнять свою должность по данным от меня правилам... Одним словом, я желаю утешаться управлением вашей вотчины и тогда останется у меня единый предмет печься с утешением о благе вашем, вот чего я желаю и от вас ожидаю».
Примеров подобного демократизма, заботы о cвоих подданных и уважительного отношения к ним в эпоху крепостного права трудно найти в других источниках того времени. Но может возникнуть сомнение – насколько найденные документы отвечали истинному положению дел в Кураковщине? На этот вопрос весьма убедительный ответ дал сам народ – в том же очерке «Кураковщина» А.А.Титов привел следующие слова из песни рабочих Гагаринской писчебумажной фабрики:
- – Кто живет в таких палатах?
- – Мужики из Семибратов.
- – Видно, барин их хорош,
- Что не тащит каждый грош.
С.Б.Куракин умер в 1805 году, во владение Кураковщиной вступил его брат Алексей Борисович, продолживший, по словам А.А.Титова, порядок управления, установленный старшим братом. Но здесь же Титов приводит текст письма А.Б.Куракина бурмистру Матвееву с ультиматумом крестьянам – или он продает свою ростовскую вотчину, или увеличивает оброк с нее с 20 000 до 30 000 рублей. По сути дела, это был самый настоящий шантаж. Посовещавшись, крестьяне выбрали второе, в ответ получив новое послание, заканчивающееся напоминанием: «дабы надлежащий оброк доставляем был мне к вышеписанному времени во всякой исправности».
Князья Куракины – старинный род русской аристократии, принадлежавший к потомкам князя Гедимина, основателя литовского княжества (XIV в.). Восхождение рода Куракиных к высшей российской знати начал князь Борис Иванович Куракин (1676-1727). Он стал свояком Петра I, женившись на одной из сестер Лопухиных. Одним из первых он был послан Петром за границу, получил там образование и стал одним из образованнейших людей своего времени, выдающимся русским дипломатом, наиболее ярко проявившим себя в конце Северной войны. За это Петр Первый поручил ему руководство всем дипломатическим корпусом России. Активно занимался литературным трудом: написал путевые записки и автобиографию, задумал большое историческое сочинение, посвященное деятельности Петра Первого, но успел составить только подробное оглавление. Среди других представителей рода Куракиных следует упомянуть Бориса Александровича Куракина – сенатора, президента Камер-коллегии и коллегии экономии, влиятельного придворного в царствование Екатерины Второй. Его сын Александр Борисович Куракин (1752-1818) был товарищем игр и занятий Павла Первого, вместе с которым воспитывался под руководством своего дяди графа Н.И.Панина. Разделил интерес цесаревича к истории Мальтийского ордена. Учился в Киле и Лейденском университете, увлекался масонством и французским просветительством. Много ездил по Европе и в 1815 году описал свои путешествия в автобиографической книге. По возвращении в Россию принимал участие в масонской ложе. При восшествии на престол Павла Первого был назначен вице-канцлером, способствовал династическому браку Павла Первого с Марией Федоровной, который повысил авторитет России на международной арене. Был награжден Павлом Первом орденом Святой Анны, орденом Святого Александра Невского, бриллиантовыми знаками ордена Св. Андрея Первозванного (1796 г.) и орденом Св. Станислава. Участвовал в заключении конвенции о принятии Мальтийского ордена под покровительство России. Был удостоен большого креста ордена Иоанна Иерусалимского, стал канцлером российских орденов. В конце царствования Павла Первого его влияние при дворе резко упало, однако по-прежнему он присутствовал на царских обедах. В 1798 году был уволен со службы и отправлен в деревню, где со временем собрал богатую библиотеку (?). Екатерина Вторая наградила его орденом Св. Владимира I степени. При Александре Первом был назначен членом Государственного Совета, в 1806 году был направлен послом в Вену. Выступал за проведение Россией самостоятельной внешней политики и невмешательство в европейские конфликты, настаивал на переговорах с Наполеоном. Принимал участие в заключении Тильзитского мира (1807), подписанного с русской стороны А.Б.Куракиным и Д.И.Лобановым-Ростовским, с французской – Талейраном. Добился выгодного для России мирного договора с Наполеоном. Тогда же Наполеон наградил его орденом Почетного легиона. В 1808-1812 гг. – посол в Париже, был сторонником объявления войны Франции. Накануне смерти написал распоряжение о предоставлении свободы крестьянам одной из своих вотчин, император подписал его, но оно так и не было приведено в исполнение.
Алексей Борисович Куракин (1759–1829) изучал юридические науки в Лейденском университете, в 1796 году был назначен генерал-прокурором, но вскоре, лишившись покровительства Павла Первого, вынужден был уйти в отставку и удалиться в свое имение. В 1801 году, при воцарении Александра Первого, был назначен председателем комиссии для пересмотра прежних уголовных дел, в 1804 году – членом Государственного Совета, в 1807 году – министром внутренних дел. В 1810 году был послан с письмом Александра Первого к Наполеону. В 1826 году назначен канцлером российских орденов, был членом суда над декабристами.
Всего Куракины владели этими вотчинами до 1827 года, ровно 30 лет. Затем они перешли во владения графини Елизаветы Николаевны Чернышовой – внучки князя А.Б.Куракина. «Переход этот не изменил ни экономического положения, ни типа крестьян прежней вотчины кн. Степана Борисовича Куракина, – пишет А.А.Титов в заключение своего очерка. – Даже крестьянская реформа немного коснулась этого народа: как прежде, так и теперь он известен под именем Кураковщины».
Этим замечанием можно бы и закончить рассказ о «заповедной» Кураковщине, чем-то со стороны и за давностью лет похожей на страну Беловодию, которую долго и безуспешно искали наивные русские мужики. Однако вряд ли прав Титов, что смерть «необычного крепостника» С.Б.Куракина, несколько cмен владельцев и крестьянская реформа ничего не изменили в положении крестьян – наступали другие времена. После реформы 1861 года Кураковщина, как и вся Россия, оказалась на совершенно новом этапе истории, когда «нравственные указы» чудаков-баринов вроде С.Б.Куракина окончательно утратили силу и в действие вcтупили капиталистические законы, в которых на первое место выступила погоня за прибылью.
Вряд ли можно назвать совпадением, что на территории заповедной Кураковщины по нашему предположению родилось одно из самых значительных произведений русской литературы о пореформенной России – поэма Н.А.Некрасова «Кому на Руси жить хорошо».
Высказывалось предположение, что благоденствию Кураковщины во многом способствовало то, что здесь жило много староверов – людей трудолюбивых, более строгих в быту, чем окрестные крестьяне. В таком случае, княжеский устав действительно лег на благодатную почву.
В предлагаемой книге приведены сведения из книги А.А.Титова «Ростовский уезд Ярославской губернии» – о семи селениях, принадлежавших непосредственно С.Б.Куракину (малая Кураковщина – Семибраты-Макарово, Семеновское, Гвоздево, Исады, Ломы Кладовицы, Никольское), и тринадцати селениях, владельцами которых юридически были его братья (большая Кураковщина – Вахрушево, Праслово, Воэхта, Бакланово, Приимково, Головинское, Полежаево, Кетошь, Курбаки, Стрелы, Петрушино, Васильково, Жуково). А.А.Титов пишет, что «как видно из бумаг, кн. Степан был главным распорядителем над имением и остальных своих братьев».
Здесь же представлена информация о семи окрестных селениях, без которых местная история была бы неполной, – это Голузино, Рылово, Татищев-Погост, Левково, Бородино, Козлово, Белогостицы. О наиболее значительных событиях местной истории и замечательных земляках сделаны отдельные комментарии. Книгу завершает «Приложение», в котором приведена информация о сохранившихся и порушенных церквях в селах Татищев-Погост, Гвоздево, Макарово, Ново-Никольское и Приимково.
3. СЕМЬ СЕЛЕНИЙ МАЛОЙ КУРАКОВЩИНЫ
Из книги А.А.Титова «Ростовский уезд Ярославской губернии»
Семибраты (Макарово), владельческое село, стоящее на Ярославском шоссе, близ железнодорожной станции того же имени, при р. Линевке или Синявке, в 16 верстах от Ростова. В нем 65 дворов, 172 ревизских души и 173 надела. В селе Макарове находится почтовая станция, этап, учрежден базар, а в 1869 г. открыта сельская шкода.
Местная каменная пятиглавая, в связи с колокольнею, церковь сооружена в 1818 году князем Алексеем Борисовичем Куракиным и имеет три престола: 1) Собора Иоанна Предтечи, 2) свят. Пр. Илии и 3) св. Митрополита Московского Алексия; но до 1823 г. здесь была церковь деревянная, которая в названном году, за ветхостью, и разобрана. Чудотворных или особо чтимых икон, равно старинных облачений и старопечатных книг, в церкви нет, а из рукописей хранится одна лишь копия с храмозданной грамоты 1772 г., из которой видно, что в древности на месте теперешнего села существовало тоже село, называвшееся преимущественно Семибраты; но, по причине ветхости, церковь в нем была уничтожена и Семибраты были приписаны к приходу ближайшего села Гвоздева. В 1771 г. проезжающими из Москвы была занесена в Семибраты чума, от которой и спаслись только те, которые выехали из бывшего села и поселились в поле. Оставшиеся в живых дали обещание построить церковь, на что и получили разрешение; тогда они купили в Ростове деревянную церковь св. Иоанна Милостивого, освященную в 1773 году, которая, как выше было сказано, и просуществовала до 1823 года.
Что касается до старинной утвари, то можно указать на один лишь серебряный вызолоченный ковчег (шириною и вышиною 1 вершок, длиною 3 вершка), поставленный на поддонок; на ковчеге находится надпись, что мощи «окованы от сребра монастырского и Феофилактова в лето 1661-е».
Этот ковчег внутри пустой, и были ли в нем мощи, а равно, какого монастыря разумеется здесь серебро, и что за личность упомянутый в надписи Феофилакт, – об этом решительно нет никаких сведений.
Всех крестных ходов, бывающих в приходе села Семибрат, четыре: первый бывает 23 июня, в память холеры 1848 года, от которой в течение немногих дней умирало 4–5 человек, при населении около 400 душ обоего пола; второй крестный ход бывает 27 июля, установленный с 1853 года; третий ход 5 августа существует с 1871 года; оба они учреждены по случаю холерной эпидемии, и четвертый крестный ход – 20 июля, бывающей в честь храмового праздника.
При Семибратовской церкви числится 36 десятин земли, приход же состоит из одного только села Макарова или Семибраты.
Семибраты упоминаются в летописях XIV и XV в. При этом селе, на рубежи между князьями Гвоздевыми и Приимковыми, жили «семь братий сбродичей: сыновья князя Василия Косого-Третьяка Андреева, прославившегося в ту эпоху княжеских междоусобий своим забубенным характером. Их похождения послужили основанием для сказки «О семи Семионах родных братьях». При Семибратах Василий Васильевич Темный был разбит дядею своим, князем Юрием Дмитриевичем. Около 1460–70 г. Семибратами владел князь Федор Дмитриевич Гвоздь.
Семеновское, помещичья деревня, при р. Вязовке и колодцах, в 17 верстах от уездного города, в ней 42 двора, 118 рев. душ и то же число наделов; прихода седа Гвоздева. Название свое дер. Семеновское получила потому, что в XV в. это место было вотчиной кн. Семена Ивановича Темкина, который и отдал ее в приданое за своей дочерью Map ией, выданной за князя Петра Ивановича Катырева, затем эта вотчина перешла к дочери кн. Петра княжне Дарье, выданной за кн. Андрея Юрьевича Лобанова.
Гвоздево, помещичье село, при колодцах, в 15 верстах от Ростова; в нем 19 дворов и 64 рев. души, при 64 наделах. Местная каменная пятиглавая, в связи с колокольнею, церковь построена в 1840 г. и имеет три престола: 1) Богоявления Господня, 2) св. прор. Илии и 3) св. Николая. Ранее этой церкви здесь находилась большая двуглавая деревянная, с отдельно от нее стоявшею восьмигранною колокольнею. Эта церковь была построена местной владелицей княгиней А.Ив.Куракиной в 1776 г., но в 1837 г., в ночь с 14-го на 15-е сентября, эта церковь сгорала вместе с селом; до постройки же этой церкви в Гвоздеве находились две деревянные же: одна приходская, а другая ружная, и при каждой из них состоял отдельный причт.
В церкви села Гвоздева нет ни чудотворных и вообще древних икон, ни древней утвари, облачений, а также нет каких-либо старинных рукописей или книгъ. На сельском кладбище есть надгробный памятник церковного старосты этого храма, крестьянина Филиппа Иванова Диомидова, скончавшегося в 1854 г. июля 24, на 85 году от рождения. Диомидов много потрудился для украшения своей церкви, которую в 1843 г. обнес каменною оградою и приобрел большой колокол. На памятнике вырезана следующая эпитафия:
- «Коль лестно знать тебе, сей урны зритель
- И истины правдивыя любитель,
- Чей прах, чью кость она в себе скрывает
- И кто он в Mиpe был, – она умалчевает.
- Но взглянь на Божий храм и эти стены,
- И в нем красот различных тени,
- И меди гул, и яркий блеск сребра и злата,
- И вкруг его красивая ограда,
- И утварей собор различных видов, –
- Всё, зримое тобой, мой друг, укажет
- И громким гласом о щедротах скажет:
- Здесь церкви ктитор телом опочил,
- Но духом возлетел в небесный горний мир;
- Бдаготворил, не зная гордых видов;
- Он был незнатный родом господин,
- Но ближней к храму веси селянин –
- Старик Филипп Иванович Диомидов.
Всех крестных ходов, совершаемых в здешнем приходе, четырнадцать; одни из них установлены весьма давно и в память чего – неизвестно, а другие учреждены недавно: пять ходов по случаю холеры 1871 года и два – по случаю скотского падежа. К церкви села Гвоздево приписано 34 дес. земли и приход из 5-ти селений.
В древности, как гласит предание, на этом месте стоял терем ростовского князя Гвоздя-Булата; затем в XIII в. этот терем принадлежал боярину Третьяку Борисовичу, который и отдал его в приданое за своей воспитанницей, княжной Mapиeй (дочерью кн. Всеволода Александровича Кашинскаго), выданной за ярославского князя Всеволода Константиновича. Впоследствии времени это место составляло вотчину кн. Федора Дмитриевича Гвоздя ( XV в.), сын которого кн. Осип Федорович и отдал ее в приданое за своей дочерью Евфимией, выданной за кн. Даниила Петровича Щепина. Затем до 1627 года Гвоздевым владел кн. Владимир Иванович Бахтеяров, после него, указом царя Михаила Федоровича, вотчина была передана князю Юрию Андреевичу Ситскому, жена которого, княгиня Фотинья Владимировна, продала ее своему двоюродному брату Григорию Семеновичу Куракину (в 1669 году), а в 1837 году имение перешло уже во владение графини Ел. Ник. Чернышевой.
Исады, владельческая деревня находящаяся при р. Устье, в 14 верстах от города; в ней 12 дворов, 27 рев. душ и 27 наделов; прихода села Гвоздева. При Исадах громадная каменная крупчатная мельница ярославского купца Вахрамеева, устроенная в 1879 г. австрийцем Немелькой и представляющая последнее слово науки по этой отрасли. В ней 6 жерновных камней и 32 металлических вальца. На этом месте мельница существовала уже в XVII в. Из грамот видно, что она была построена князьями Приимковыми. В 1629 г. кнн. Александр Данилович, Федор Борисович и Алексей Васильевич Приимковы-Pocтовские отдали в собственность Белогостицкого монастыря «мельницу о двух жерновах и вотчинную землю по реке Устье, мерою 4 десятины. В царствование императора Петра I мельница была отобрана в казну, но в 1756 г. была возвращена. В 1799 г. от Белогостицкого монастыря она была вновь отобрана и передана Богоявленскому и Яковлевскому монастырям, которые в 1876 г., с Высочайшего соизволения, и продали ее с публичных торгов Вахрамеву.
Ломы, помещичья деревня, при колодцах, в 15 верстах от уездного города; в ней 19 дворов, 66 рев. душ и то же число наделов; прихода седа Гвоздева. По рукописи Хлебникова, на этом месте находилась военная ставка великого князя Василия Васильевича Темного, во время войны его с князем Василием Шемякой-Косым; сюда к великому князю пришли два посланных, князья Юрий Иванович Темкин и Юрий Михайлович Касаткин, с известием, что «совершился лом Шемякиной рати и что великая кара ей бе на Красной гор», в память чего великий князь и назвал это место «Шемякины-Ломы».
Кладовицы, значительная помещичья деревня, состоящая из 46 дворов и 163 рев. душ, при 163 наделах; стоит при р. Устьев, в 10 верстах от Ростова, прихода села Николы на Перевозе (Сулостской волости). Из рукописи Хлебникова узнаем, что в древности здесь, среди «Кладоваго поля», под высоким курганом, будто бы находилась могила царицы Темиры, супруги ростовского кн. Лисогона-Одноуса. В XVI веке это место составляло уже вотчину князя Ивана Семеновича Лобанова, прозванного «Турий-Рог».
Никольское, помещичья деревня, при р. Устье, в 11 верстах от уездного города; в ней 29 дворов, 95 ревизских душ и 95 наделов; прихода села Приимкова. Настоящее название эта деревня получила потому, что в XII в. здесь, в ветхом княжеском тереме, проживал ростовский епископ Николай, которого князь Всеволод Юрьевич, сын Долгорукого, не принял на Ростовскую епархию, вслед c твие чего епископ Николай и должен быль удалиться, не побывав даже ни в соборной церкви, ни на владычном дворе.
4. МОНАХ МАКАРИЙ, БРАТЬЯ-СБРОДИЧИ И СЕЛО СЕМИБРАТЫ-МАКАРОВО
Еще раз процитируем информацию о селе Семибраты-Макарово в книге А.А.Титова «Ростовский уезд Ярославской губернии»:
«При этом селе, на рубеже между князьями Гвоздевыми и Приимковыми, жили «семь братий сбродичей» – сыновья князя Василия Косого-Третьяка Андреева, прославившегося в ту эпоху княжеских междоусобий своим забубенным характером. Их похождения послужили основанием для сказки «О семи Семионах, родных братьях». При Семибратах Василий Васильевич Темный был разбит дядею своим, князем Юрием Дмитриевичем».
Здесь надо иметь в виду, что, по мнению А.А.Титова, речь идет о том месте, где сейчас находится село Макарово. Но вот что любопытно: как бы забыв об этой «прописке» братьев-сбродичей, Титов, опять-таки опираясь на Артынова, пишет о деревне Бородино возле реки Устье (От Макарова – несколько километров): «На месте этой деревни стоял терем семи братий сбродичей, детей князя Дмитрия Дмитриевича Приимкова-Третьяка; эти братья были товарищами и сподвижниками князю Василию Шемяке, а хозяйством в тереме заведовали дочери этих князей: две дочери старшего из них, Димитрия, дочь князя Семена-Большого и дочь князя Льва Баламыша. Каждая из этих молодых княжен имела себе собеседника в лице князей: Василия Александровича Ластки, Ивана Александровича Янова, Семена Голенина и Ивана Андреевича Хохолкова-Катыря; по такому-то многолюдному и разнохарактерному сборищу этот терем и прозван был «Сбродичев терем»».
Мало того, что изменено место жительства братьев – в этом сообщении у них уже другой отец: вместо Василия Косого-Третьяка Андреева назван Дмитрий Дмитриевич Приимков-Третьяк! В своей книге «Ростов Великий» эту путаницу так объяснила М.Н.Тюнина: «Один источник называет владельцем терема князя Василия Косого-Третьяка Андреева, в эпоху княжеских междоусобиц особенно прославившегося своим удальством (П.Кончаловский); другой – Дмитрия Дмитриевича Приимкова-Третьяка (А.Артынов)». Между тем оба варианта приводятся в одной и той же книге Титова, использующего сведения, сообщенные Артыновым. Весьма сомнительно, на наш взгляд, и предложенное М.Н.Тюниной объяснение названия деревни Бородино от слова «сброд». Кстати, местом проживания братьев-сбродичей она называет нынешнее село Макарово.
Вот по поводу этого названия противоречий в мнениях нет, все исследователи сcылаются на летописное свидетельство, в котором говорится, как, «захотев сам подражать пустынному жителю и наставнику своему преподобному Дионисию», здесь поселился отшельник Макарий родом из Ростова Великого, но вскоре, «соскучив прошедшею о нем славой и служением многих приходящих к нему», ушел в обитель своего духовного наставника Дионисия, которая находилась на реке Глушице. Вероятней всего, речь идет о Дионисии Глушицком (1362–1437) – монахе-иконописце, оставившем икону-портрет Кирилла Белозерского. Таким образом, время основания села Макарово приблизительно известно – в той же летописи сообщается, что заселение этого места началось сразу после появления Макария, возможно, потому и бежавшего в более уединенный Глушицкий монастырь.
Но вернемся к сообщению А.А.Титова: «При Семибратах Василий Васильевич Темный был разбит дядею своим, князем Юрием Дмитриевичем». В книге С.А.Козлова и А.М.Анкудиновой «Очерки истории Ярославского края с древнейших времен до конца XV века» (Ярославль, 1997) после сообщения о возвращении в 1434 году на великое княжение Василия II (Василия Васильевича) сказано, что на протяжении следующих двух лет Ярославский край становится местом борьбы Василия II с Василием Косым, решающее сражение между ними произошло 14 мая 1436 года «на Ростовской земле», в результате которого Василий Косой был разбит и ослеплен. Видимо, А.А.Титов подразумевал именно это сражение, может, вновь с подачи А.Я.Артынова перепутав великого московского князя Василия II с князем Юрием Дмитриевичем. Кстати, в другом месте, при описании соседней деревни Ломы, А.Я.Титов пишет: «По рукописи Хлебникова, на этом месте находилась военная ставка великого князя Василия Васильевича Темного, во время войны его с князем Василием Шемякой-Косым; сюда-то к великому князю пришли два посланных, князья Юрий Иванович Темкин и Юрий Михайлович Касаткин, с известием, что «совершился лом Шемякиной рати и что великая кара ей бе на Красной горе», – в память чего великий князь и назвал это место Шемякины-Ломы».
Можно предположить, что речь идет о битве, происшедшей 6 января 1435 года на реке Которосли, а Красная гора – ныне Карабихская гора («кара бе там» – так объясняется ее название в некоторых источниках). Впрочем, непонятно, почему ставка Василия II находилась так далеко от места битвы, почему «лом» рати Василия Шемяки произошел в одном месте, а «Ломами» назвали совсем другое. В любом случае в этом сообщении хотя бы имена князей не перепутаны.
Если поверить А.Я.Артынову и А.А.Титову, получается, что перечисленные события – поселение отшельника Макария, сражения Василия II с Василием Шемякой и жительство здесь же семи братьев-сбродичей («эти братья были товарищами и сподвижниками князю Василию Шемяке») – по времени приблизительно вроде бы совпадают – вторая четверть XV века. Однако после всех допущенных ими ошибок невольно начинаешь сомневаться – действительно ли эти братья-сбродичи жили здесь именно в те годы? Не древнее ли это название – Семибратово?
Кроме исчезнувшего Хлебниковского летописца нет других свидетельств, что семь братьев-сбродичей жили в этих местах во второй четверти XV столетия. Зато есть другое свидетельство – былина «Алеша Попович и сестра Збродовичей», которую Михаил Сударушкин положил в основу «Сказа о том, как братья-сбродичи хотели женить Алешу Поповича». У этой былины несколько вариантов сюжета, но в главном они сходятся: живут семь братьев, у них есть сестра Настасья Збродовична, которую Алеша Попович опозорил, за что и поплатился, в одних вариантах – смертью, в других – женитьбой.
Ростовское происхождение Алеши Поповича не вызывает сомнений большинства исследователей русского народного творчества. Разногласия касаются другого – был ли его прототипом Александр Попович, ушедший со своей дружиной из Ростова в Киев и погибший в битве на Калке в 1224 году, или это герой более раннего времени – эпохи Владимира Красное Солнышко, жившего на рубеже X–XI веков? Но в любом случае получается, что былина о семи братьях-сбродичах появилась на Ростовской земле гораздо раньше XV века! Нам могут возразить, что былина не может рассматриваться в качестве исторического документа. На наш взгляд, очень убедительно возразил на это в очерке «История, зашифрованная в былинах» А.Калинин: «Народ создал свою историю, во многом более правдивую, чем труд придворных льстецов. Главное, что в летописи самого народа – былинах, присутствует его душа, которая чутко реагирует на вcе невзгоды и беды. Недаром Б.А.Рыбаков писал, что былины есть глас народа о делах, происшедших тысячу лет назад, и добавим мы, подлинно правдивый и в сердце сохраненный» («Русь», № 3-97).
Если рассматривать былину об Алеше Поповиче и семи братьях именно под таким углом зрения, то можно сделать вывод, что название «Семибратово» имеет более глубокие корни, чем принято считать, а значит, история поселка начиналась не в XV веке, а гораздо раньше.
А.А.Титов объясняет слово «сбродичи» «забубенным характером» братьев, М.Н.Тюнина – тем, что они не были родными, а «сбродом». Можно предложить третье объяснение: семь братьев-сбродичей жили рядом с бродом через реку Устье, охраняя его на пути к княжескому Ростову. Возможно, это была своего рода «богатырская застава», что и послужило увековечению семи братьев в народной памяти. И только спустя время появился монах Макарий, возле его хижины образовалось новое поселение, которое и стало называться Семибраты-Макарово.
Доказывать, что история Семибратова неразрывно связана с историей Ростова Великого, нет необходимости – именно поселение на берегу реки Устье должно было прикрывать княжеский город с севера. Но первое летописное упоминание Ростова Великого приходится, как известно, на 862 год. Неужели до XV столетия здесь не было никакого поселения вообще? Поверить в это трудно. Конечно же, люди появились здесь гораздо раньше, все данные к тому были: полноводная, впадающая в Волгу щедрая рыбой река, по берегам – богатые живностью леса, опять-таки – княжеский город рядом. Казалось бы, вcё логично, однако совсем другую версию в книге «Ростов Великий» предложила М.Н.Тюнина:
«Житель Ростова Макарий... пришел в эти края, расчистил полянку, поставил хижину. Слух о нем разнесся по округе. Его стали навещать люди. Селились рядом крестьяне-земледельцы. Так возникло поселение и стало называться Макарово. Но земли эти были княжеские. Феодал силой захватил расчищенную и распаханную тружениками землю. Поставил здесь терем. В нем поселился сам и семь его сыновей, братьев-сбродичей... Во всех источниках братья называются «сбродичами», значит, они были побратимы, а не кровные родные братья. После того, как они стали жить в тереме, это поселение стало называться Семибрат или Семибраты, также сохранилось и первое его название – Макарово».
Итак, если поверить автору, сначала был монах Макарий, потом крестьяне-земледельцы, наконец, здесь появились семь братьев-княжичей. Но почему в этой истории возникновения Семибратова вовсе не нашлось места деревне Исады, тоже стоявшей на берегу реки Устье, неподалеку от «Сбродичева терема», и ныне входящей в состав рабочего поселка Семибратово?
5. ДЕРЕВНЯ ИСАДЫ, МОНАСТЫРСКИЕ МЕЛЬНИЦЫ
Откроем «Толковый словарь живого великорусского языка» Владимира Даля: «Исад: место высадки на берегу, пристань, торговая пристань, где привоз разных припасов; рыбачья слобода, поселок у берега».
Ясно, что название «Исады» – очень древнее, еще дохристианское, возникшее до появления монахов-отшельников вроде Макария. Естественно предположить, что и само селение появилось раньше, чем на Руси возникло монашество. Обратим внимание на первое, предложенное В.Далем объяснение слова «исад» – место высадки. Не является ли это название отголоском события, связанного с колонизацией будущего Ростовского края славянами? Однозначно на этот вопрос ответить нельзя, но определенно можно заявить, что ранее написанная история возникновения Семибратова нуждается в поправке. В пользу этого утверждения – история Ростова, без которой невозможно понять прошлое Семибратова.
Косвенным доказательством древности названия «Исады» может служить мифология. В очерке «Рабочий поселок Семибратово» первый семибратовский краевед П.А.Сергеев писал:
«Сказка «Вышата князь и царевна Исада» из рукописи «Предания старины Ростова Великого, собранные полувековыми трудами Александра Артынова», начинается так: «Один калика перехожий сказывал, что есть в подземном царстве у Оха царя подземного двенадцать дочерей, одна другой краше. А меньшая царевна Исада умнее и краше всех, она любимая дочь…»
Услышав об Исаде, прекрасный князь Вышата пробрался в подземное царство, встретился с ней. Молодые люди взаимно полюбили друг друга. Возлюбленные храбро преодолели все встретившиеся препятствия и козни, благополучно вышли из подземного царства. Конечно, сказка – не история, красивый вымысел не может служить основанием для исследования, но все же о народной сказке вовсе умолчать нельзя».
И действительно – мифологические образы зачастую своеобразно отражают древнейшие события истории.
Любопытно, что Ян Вышатич – историческое лицо, именно он подавлял в 1071 году восстание волхвов, одним из центров которого был Ростов. Кроме того, сохранилось летописное свидетельство, что после подавления восстания Ян Вышатич организовал нечто вроде диспута с волхвами и, доказывая преимущество христианства над язычеством, говорил им, что их бог – под землей, а христианский – на небе. Таким образом, это фантастическое повествование своеобразно отражает борьбу язычества с христианством на Ростовской земле, но вряд ли оно объясняет происхождение названия «Исады».
В очерке «Исадские мельницы» П.А.Сергеев назвал первую зафиксированную дату в истории деревни Исады, обнаруженную в документах Ростовского Богоявленского монастыря, хранящихся в Санкт-Петербурге, в Государственной публичной библиотеке им. М.Е.Салтыкова-Щедрина, в собрании краеведа А.А.Титова:
«Богоявленского монастыря на реке на Устье, на Исадех, с Ярославской стороны мельница... да к той же мельнице и к двору вверх по реке по Устье исадские земли береги и лугу четыре десятины на приезд для помолщиков. А написано место под мельницею и под двором... за Богоявленским монастырем по даной княгини Овдотьи князь Ивановы, жены Федорова она Гвоздева, да она ее князе Василья 80-м (1572) году».
То есть, в 1572 году княгиня Авдотья Ивановна Гвоздева пожаловала Ростовскому Богоявленскому монастырю земли «на Исадех». Следовательно, населенный пункт с таким названием здесь уже существовал, но сколько лет прошло после его основания – можно только гадать. Конечно, заманчиво протянуть историю Исад к освоению этого края славянами, но конкретных доказательств нет, а поэтому остановимся на первой зафиксированной дате – 1572 год. По примеру определения возраста русских городов по первому упоминанию в летописи, ее и примем за дату основания деревни Исады. При таком подсчете в 2012 году Исадам исполняется 440 лет.
В XVII веке Исадские мельницы фигурируют в жалованных грамотах на право пользования ими Белогостицким монастырем, в XVIII веке – в указах Петра Первого и Павла Первого. 1 апреля 1793 года по решению Ростовского уездного суда Исады в числе сел Семибраты, Гвоздево, деревень Семеновское, Ломы, Кладовицы, Никольское поступили во владение князя С.Б.Куракина, и образовалась так называемая Кураковщина.
В XIX веке Исадские мельницы часто упоминаются в многочисленных судебных тяжбах с арендаторами: купцами Ливенцовым, Лосевым, Пановым, «почетным гражданином Ярославля» Крохоняткиным. Эта чехарда со сменой арендаторов закончилась только в начале 1876 года, когда Исадскую мельницу приобрел на торгах ярославский купец первой гильдии А.И.Вахрамеев. В том же 1876 году на берегу реки Устье была построена водокачка – нынче самое старое здание Семибратова. В 1879 году по проекту австрийского инженера Немельки после переноса деревни Исады Вахрамеевы построили кирпичное здание мельницы, также сохранившееся до наших дней. В 1899 году мельница была электрофицирована.
Было бы несправедливо, рассказывая о прошлом Семибратова, не назвать имя Ивана Александровича Вахрамеева – сына купца Александра Ивановича Вахрамеева. С его именем связан целый период истории Вахрамеевской мельницы и так называемой Дачи, построенной возле мельницы.
И.А.Вахрамеев (в некоторых источниках – Вахромеев) родился 13 августа 1843 года. Таким образом, к моменту приобретения Исадских мельниц он был уже зрелым, самостоятельным человеком, после смерти отца получившим большое наследство. Кроме мукомольной мельницы, в его собственности находились свинцово-белильный и маслобойный заводы, он был одним из учредителей «Товарищества Ростовского цикорного производства И.Вахрамеева и Компания», что лишний раз свидетельствует о его прочной связи с нашим краем. Дважды – с 1881 по 1887 гг. и с 1897 по 1905 гг. – он занимал должность городского головы Ярославля и на этом поприще показал себя очень энергичным и умным администратором. В частности, при нем в Ярославле был устроен водопровод, появились телефонная связь и уличное электроосвещение, начал ходить первый трамвай, были учреждены Вольное пожарное общество, Общество взаимного страхования и ночлежный дом, налажен постоянный уход за скверами, набережными и бульварами города, наведен порядок на рынках и разработаны правила извозного промысла, в которых был, например, такой пункт: «С извозными лошадьми обращаться как можно снисходительнее и добрее», что определенным образом тоже характеризует личность этого человека.
Уже после его смерти в Ярославле вышла книга И.А.Тихомирова «Из записок старожила. Памяти Вахрамеева», в которой автор так писал о его благотворительности: «Без преувеличения можно сказать, что он раздавал деньги и направо, и налево, и в большинстве случаев не только без надежды на возврат их, но и хоть на капельку искренней благодарности».
Для купца – характеристика редкостная.
Но особенного уважения заслуживает вклад И.А.Вахрамеева в развитие ярославской культуры: по его инициативе городом был приобретен находившийся до этого в частном владении театр им. Ф.Г.Волкова, он открыл бесплатные народные чтения, был одним из учредителей Ярославской губернской ученой архивной комиссии, на свои средства восстановил памятник учредителю Юридического лицея П.Г.Демидову. При этом И.А.Вахрамеев был также известен как коллекционер и владелец богатой библиотеки старинных книг и рукописей, издатель краеведческих сборников, автор книги о церкви Ильи Пророка в Ярославле. Семибратовцы по праву гордятся тем, что судьба этого незаурядного человека пересеклась с судьбой их поселка.
Рядом с мельницей Вахрамеевы возвели большой господский дом, наверное, не случайно получивший в народе название Дачи – именно здесь семья Вахрамеевых отдыхала от городской суеты, проводила летние месяцы. На высоком береге реки Устье был разведен липовый парк с фонтанами и беседками. Летом 1912 года на Даче гостили ярославский генерал-губернатор граф Д.Н.Татищев и архиепископ Ярославский и Ростовский Тихон – будущий Патриарх Московский и всея Руси. Таким образом, Дача в бывшей деревне Исады – историческое здание, связанное с судьбами сразу нескольких замечательных людей, оставивших яркий след не только в истории Ярославского края, но и в истории Русской Православной Церкви.
Есть все основания считать, что на Даче находилась часть книжных богатств И.А.Вахрамеева – несколько лет назад сотрудники фонда редкой книги областной научной библиотеки им. Н.А.Некрасова обнаружили у жителей бывшей деревни Исады некоторые книги этой библиотеки, видимо, разошедшейся по рукам после революции.
В 1909 году, после смерти последнего владельца Исадской мельницы Ивана Александровича Вахрамеева, ее оборудование было перевезено в Ярославль. В 1930 году в здании мельницы заработал завод термоизоляционных материалов, позднее перепрофилированный в завод древесноволокнистых плит. Дачу приспособили под общежитие для рабочих, тут же находился фельдшерский пункт и пионерская комната. С 1939 года здесь жил первый семибратовский краевед Петр Александрович Сергеев с женой Евгенией Вениаминовной. Соседи вспоминали, что в свободное время она читала французские романы в оригинале. Можно предположить, что это были книги из библиотеки Вахрамеева, иначе трудно понять, как французские книги могли оказаться в захолустном Семибратове.
6. «НА СТОЛБОВОЙ ДОРОЖЕНЬКЕ СОШЛИСЬ СЕМЬ МУЖИКОВ…»
Давно решен вопрос, когда начались события некрасовской поэмы «Кому на Руси жить хорошо» – в 1862 году: помогло упоминание временнообязанных мужиков и ссыльных поляков. Немало написано и о том, в какой земле искали семеро мужиков-правдолюбцев счастливого. И хотя здесь нет полного единства, но в главном все исследователи сходятся – истоки поэмы в реальной, конкретной жизни, творческая история поэмы нерасторжимо связана с теми местами, которые хорошо знал, вдоль и поперек исходил Н.А.Некрасов. В этом значении важнейшее место занимает Ярославский край, где в родовой грешневской усадьбе прошло детство поэта, где сразу после отмены крепостного права он купил усадьбу в Карабихе, ставшую на долгие годы его летним рабочим кабинетом. Бесспорно и то, что именно на Ярославской земле зародился у Некрасова замысел поэмы о пореформенной России, что именно ярославские наблюдения и впечатления легли в основу поэмы, а уже потом, в ходе работы, они дополнились костромскими, владимирскими деталями.
Что дело обстояло именно так, говорит подавляющее количество прямо обозначенных в поэме или оставшихся в черновиках названий ярославских сел и деревень: Великое, Бурмакино, Наготино, Козьмодемьянское, Кузьминское, Босово. Здесь же находим несколько измененные названия, в которых опять легко угадываются ярославские места: Усолово – Большие Соли, Новоселово – Новоселка, Тисково – Мисково и т.д. О ярославских корнях поэмы очень страстно, но, к сожалению, не всегда убедительно рассказал в своей работе «Топография поэмы «Кому на Руси жить хорошо» А.Попов. В книге «Некрасов в Карабихе» об этом же более осторожно и логично поведал первый директор и создатель некрасовского музея А.Тарасов. Писатель К.Яковлев в статье «От конкретных фактов – к художественному обобщению» во многом согласился с А.Поповым, но критически отнесся к его попытке составить точную схему путешествия семерых мужиков в поисках счастливого, доказательно исследовал, как конкретные географические места послужили Некрасову основой для художественного обобщения и создания подлинно художественного произведения.
Однако не будем забывать, что во всей русской поэзии Некрасов – один из самых ярких реалистов, творчество которого почти целиком построено на конкретном жизненном материале, что позволяет поставить его следом за великим неизвестным – автором «Слова о полку Игореве». Конкретность поэтического восприятия резко отличает Некрасова от многих русских поэтов XIX века. В этом выразился эстетический принцип революционных демократов, состоящий в том, что искусство есть воспроизведение действительности. Почти за каждым стихотворением Некрасова – подлинный факт, реальный образ. То же самое можно сказать и о его поэмах; эта особенность творчества Некрасова проявилась и в поэме «Кому на Руси жить хорошо». И напрашивается вопрос: если невозможно начертить схему маршрута семерых странников, то нельзя ли определить по тексту поэмы, где они встретились, не имел ли Некрасов в виду конкретное географическое место? Вспомним лукавый и многозначительный зачин поэмы:
- В каком году – рассчитывай,
- В какой земле – угадывай...
Время действия поэмы, благодаря подсказкам Некрасова, исследователи определили с точностью до месяцев. Нельзя ли с такой же точностью назвать и место, где начинается действие поэмы? Ведь сам Некрасов как бы предлагает нам попытаться ответить на этот вопрос, а следовательно, как и в первом случае, это в какой-то степени возможно. Итак, по совету Некрасова, попробуем разгадать эту загадку.
Работа над поэмой «Кому на Руси жить хорошо» потребовала привлечения большого количества фольклорных источников. Их много было в личной библиотеке Некрасова в Карабихской усадьбе: книги Афанасьева и Барсова, Буслаева и Даля, Рыбникова и Киреевского.
Исследователи творчества Некрасова отмечали, что взяв в качестве главных героев поэмы семерых мужиков, он выбрал сказочно-условную форму, что число семь играет в народном миросозерцании особую роль, потому фигурировало в мифах и Библии, было использовано авторами «Илиады» «Божественной комедии», «Потерянного рая». Указывалось, что неоднократное употребление «чудесного» числа семь – дань Некрасова устному народному творчеству, которое он прекрасно знал, а выбор в качестве героев поэмы семерых мужиков – счастливая творческая находка. Впрочем, некоторые исследователи сразу же оговаривались, что в поэме Некрасова число семь не имеет обычных атрибутов «чудесности», – для пореформенной России это типичный случай, когда сошлись мужики и заспорили:
- Кому живется весело,
- Вольготно на Руси...
Но не явилась ли эта «счастливая находка» отражением каких-то конкретных впечатлений? Не положен ли в основу поэмы реальный случай, подмеченный Некрасовым во время его охотничьих странствий? Мы уже говорили о некрасовской конкретности поэтического восприятия. Не сыграла ли она определенную роль и в этом случае? Нет ли поблизости от Карабихи, в которой Некрасов начал писать поэму, такого места, где бы он мог увидеть подобную сцену, – как встретились мужики на столбовой дороге и заспорили о крестьянской доле?
Нет смысла искать место начала действия поэмы в перечислении «говорящих» названий деревень Пустопорожней волости, уезда Терпигорева, Подтянутой губернии – тут всё ясно. Однако в самом начале поэмы Некрасов, на наш взгляд, дает две точные координаты места действия. Первая из них – столбовая дорога, на которой сошлись семь мужиков. Вторая – село Великое, на базар которого нёс «соты медовые» Пахом. А.Попов называл и другой ориентир – село Иваньково, куда направлялся один из семерых мужиков. Но попытаемся обойтись без этого ориентира – давно замечено, что только в Ярославской губернии нашлось пять населенных пунктов под названием Иваньково. А вот село Великое с его знаменитой ярмаркой – единственное в своем роде, «ключом, открывающим топографию поэмы» называет его А.Попов. Писатель К.Яковлев критически отнесся к этому высказыванию исследователя, но ведь никуда не денешься от того факта, что Некрасов привел именно это, всем известное село, а не придумал какое-то другое название. Не подсказал ли нам Некрасов таким образом вторую координату места действия?
Первая из них, как уже говорилось выше, столбовая дорога, но тут мы никак не можем согласиться с А.Поповым, который безоговорочно подразумевает под ней старый Ярославско-Костромской тракт. Почему не предположить, что речь идет о Московско-Ярославском тракте, на котором стояла Карабиха, где Некрасов начал работу над поэмой «Кому жить хорошо»? Думается, что такое предположение имеет под собой более устойчивое основание.
Однако где именно на этой дороге могли встретиться мужики? Первый вариант напрашивается сам собой – на повороте в сторону села Великое, куда шел Пахом. Но где именно? Не было ли на Московско-Ярославском тракте, неподалеку от Карабихи, деревеньки или села, где часто бывал Некрасов, хорошо знал местных мужиков и мог наблюдать там крестьянскую жизнь, увидеть сценку, которую и легла в основу поэмы?
Оказывается, есть такое место, но редко оно упоминается в работах, посвященных теме «Некрасов и Ярославский край», так уж получилось. Откроем биографию Некрасова. Здесь среди знакомых мужиков-охотников вскользь упоминается Николай Андреевич Осорин из села Макарово, в доме которого неоднократно бывал поэт, отправляясь в дальние охотничьи странствования. А ведь именно они, повторимся, обогатили Некрасова наблюдениями и впечатлениями, заложенными в поэму «Кому на Руси жить хорошо». Стоит торговое село Макарово на «столбовой дороженьке» – Московско-Ярославском тракте, рядом – село Великое со своей знаменитой ярмаркой. Наконец, неподалеку находится Карабиха, а Некрасов именно с Карабихской усадьбы, увиденной в первый приезд, списал барскую усадьбу, возле которой вскоре после встречи на «столбовой дороженьке» оказались мужики. Вспомним строки из поэмы:
- Огромный дом, широкий двор...
- Над домом башня высится,
- Балконом окруженная,
- Над башней шпиль торчит.
Кто бывал в Карабихе, сразу узнает бывшую голицынскую усадьбу – несколькими штрихами поэт дал точное, почти фотографическое изображение.
Итак, мы предполагаем, что возле Макарова или в самом селе произошла встреча семерых мужиков, отправившихся потом в странствие по России. Но не оставил ли Некрасов в тексте поэмы еще какой-нибудь знак, по которому можно было бы угадать, «в какой земле» начались описанные им события? И такой знак, по нашему убеждению, есть.
Напомним, что по топонимической легенде село Макарово получило название по имени отшельника Макария родом из Ростова Великого, который построил здесь келью-хижину. Позднее (а может, раньше?) здесь же поселились семь братьев-сбродичей – и стало это место называться Семибраты-Макарово. Позднее село стали называть Макарово, а название Семибратово перешло к железнодорожной станции и селению при ней.
Возможно, кому-то привязка села Семибраты-Макарово к истории некрасовской поэмы «Кому на Руси жить хорошо» покажется искусственной, натянутой, но в пользу этой версии есть несколько интересных моментов. И первый из них – выбор в качестве героев семи мужиков. Название села вполне могло подсказать Некрасову эту мысль. Заинтересовавшись этой версией, мы заглянули в текст поэмы – нет ли там каких-либо других свидетельств, что ее действие началось именно в Макарове? Однако в основном тексте, кроме упоминания знакомых названий сел Никольское, Иваньково и Новоселово, которых в России множество, других доказательств не нашлось. Тогда мы обратились к варианту черновой рукописи – и здесь в главе «Солдат» обнаружили следующие неотредактированные поэтом строки (текст печатается в том виде, в котором представлен в оригинале):
- Теперь попробуй в городе
- Нужды нет погорелые
- Дадут. Попробуй в Батове,
- А дальше в Семибратове
- Глядишь и семь рублей.
Таким образом, в первоначальном тексте поэмы название «Семибратово» присутствовало – а это говорит о многом. Можно уже с большей долей уверенности предположить, что Некрасов потому исключил это название из окончательного текста, что не захотел раскрывать механизм возникновения замысла поэмы о семи мужиках-правдоискателях. Кстати, среди них были братья Губины – тоже, возможно, не случайное совпадение, а след, позволяющий ответить на вопрос, поставленный Некрасовым в самом начале поэмы: «В какой земле – угадывай».
Еще одна «семибратовская» примета – в рассказе креcтьянина Трофима:
- Мы тоже пеунятники,
- Случалось в год откармливать
- До тысячи зобов...
Пеунятниками называли крестьян, выращивающих на продажу каплунов. В следующей главе будет рассказано об этом занятии местных крестьян, о котором знал Некрасов – и упомянул «пеунятников» в своей поэме. Наконец, имеются прямые свидетельства, что Некрасов неоднократно бывал в селе Семибраты-Макарово: здесь, в доме местного охотника Николая Осорина, поэт останавливался, прежде чем отправиться в дальние охотничьи странствия. В Карабихском музее Н.А.Некрасова не так уж много подлинных, принадлежавших ему вещей, и среди них сразу два экспоната, непосредственно связанные с историей этого дома…
В 1952 директор музея-усадьбы «Карабиха» Анатолий Федорович Тарасов случайно услышал от школьников, приехавших в музей из села Макарово, что поэт «подарил нашим Осориным два ружья, патронташ и рог». Заинтересовавшись этим сообщением, А.Ф.Тарасов тут же отправился в Макарово, нашел старшего внука Николая Осорина и узнал, что у его деда действительно хранились два ружья поэта – одно он подарил охотнику, а другое, с патронташем и рогом, как-то оставил в доме Осорина. К тому времени все эти вещи затерялись: одно ружье было конфисковано милицией, другое кому-то отдано, а патронташ и рог для пороха вроде бы сгорели в пожаре.
После долгих поисков ружье удалось найти в соседней деревне Осиновцы, а потом обнаружился в доме Осориных и рог для пороха. В 1972 году с младшим внуком некрасовского «знакомца» Александром Александровичем Осориным встретился корреспондент ростовской районной газеты Р.Ермаков, написавший потом пространный очерк «Некрасов в ростовских краях», проиллюстрированный фотографией дома Осориных. Он рассказал, что дед его был на три года старше Некрасова, прожил девяносто лет, часто любил рассказывать о своих встречах с поэтом. Умел Некрасов говорить с крестьянами, располагать их к себе. Судя по всему, макаровцы всерьез заинтересовали Некрасова. Внук Николая Осорина вспоминал, что поэт часто встречался с макаровскими мужиками то в просторном доме деда, то в соcеднем трактире окнами на «столбовую дорогу».
Конечно, время было такое, что разговоры шли не только об охоте, – слишком серьезные, переломные события происходили в те годы в России. Возможно, один из таких разговоров о пореформенном крестьянском житье, закончившийся спором, и натолкнул Некрасова на замысел поэмы «Кому на Руси жить хорошо». А уж потом, в процессе работы над поэмой, появилась и «столбовая дороженька», которая проходила прямо под окнами дома Осориных, и семеро мужиков, подсказанных поэту старинным названием села. Чем больше вдумываешься в эту версию, сопоставляешь факты, тем более она кажется убедительной.
Макаровскому охотнику Николаю Осорину «повезло» меньше, чем «другу-приятелю» Гавриле Захарову, которому Некрасов посвятил свою поэму «Коробейники». Не стал он героем известного некрасовского произведения, как это случилось с рыбаком и охотником по прозвищу Мазай. Но кто знает, как отразилось знакомство с Николаем Осориным в поэзии Некрасова, в частности, какую роль сыграл он в истории создания поэмы «Кому на Руси жить хорошо»? Судя по всему, поэт относился к Николаю Осорину по-дружески, с уважением, иначе бы не подарил в знак благодарности и особого расположения ружье, так часто не навещал бы его гостеприимный дом.
Не трудно представить, какой поднялся бы переполох, если бы нашли деревенскую избу, где бывал Пушкин. Сразу бы встал вопрос о немедленной реставрации, об открытии мемориального музея и так далее. А у нас под боком, на дороге Москва-Ярославль, на маршруте знаменитого Золотого кольца России стоит дом, где не раз останавливался великий поэт Некрасов, и мы спокойно наблюдаем, как он рушится у нас на глазах! Сюда, в дом макаровского охотника Николая Осорина, неоднократно заезжал Некрасов, отправляясь на охоту. Лежит возле дома большой камень, на котором отдыхал Некрасов. Короче говоря, есть всё, чтобы создать здесь мемориальный музей, рассказывающий об охотничьих странствиях поэта. А ведь именно они обогатили его наблюдениями и впечатлениями, положенными в основу поэмы «Кому на Руси жить хорошо», неподалеку от Макарова или даже в самом селе «На столбовой дороженьке сошлись семь мужиков». Почему бы в знак уважения к памяти великого поэта не сохранить этот дом для потомков, не открыть здесь музей? А в будущем, может, встанет рядом и памятник семерым мужикам, отправившимся на поиски Правды.
К настоящему времени дом Осориных разрушили окончательно. Прозвучавший в районной газете призыв открыть здесь музей Н.А.Некрасова не возымел никакого действия – и уникальный исторический памятник погиб. У целого государства – современной России – не хватило возможностей и, видимо, желания сохранить дом, связанный с именем Некрасова, на стихах которого выросло несколько поколений русских людей. У последних владельцев дом был куплен музеем Н.А.Некрасова в Карабихе, музейщики кое-что забрали из дома – и забыли о нем. Теперь на этом месте пустырь.
Еще раньше была разрушена выстроенная на средства А.Б.Куракина Предтечинская церковь. В газете «Ярославские губернские ведомости» от 4 сентября 1882 года сохранилось описание церкви, выстроенной А.Б.Куракиным: «Обнесена каменною с железными решетками оградою, с 3-х сторон обставлена фронтонами. В церковь вводит крыльцо в восемь ступеней из белого камня. В холодном ее отделении новый изящный иконостас по светло-розовому фону, богато обставленный позлащенною резьбою; иконы живописной работы, стены и своды покрыты благообразною живописью; среди храма красивое паникадило. Купол церкви освещен 16-ю окнами, а внизу храма нет ни одного окна. Алтарь освещен двумя рядами окон и украшен на сводах живописью. В теплой трапезной новый в два яруса иконостас с позлащенною резьбою; иконы греческого письма ростовского мещанина Петра Алексеевича Юрова. Вся церковь отделана на свой счет церковным старостою крестьянином Василием Андреевичем Осориным».
Один из макаровских Осориных – Николай Андреевич – был знаком с Некрасовым, который во время охоты часто останавливался в его доме.
Уроженец села Макарово В.С.Оследкин оставил воспоминания, как погибла Предтечинская церковь: «В тридцатых годах с колокольни сняли колокола, самый большой колокол весил 360 пудов и звон его был очень гулкий, разносился на всю округу. Примерно в 1934 году местные власти решили снести колокольню, а на ее месте поставить памятник Ленину. Колокольня была двухэтажная, верхний ярус круглый, а нижний квадратный, на четырех кирпичных столбах. Технология сноса колокольни была простая: сначала подрубили один столб и поставили деревянные подпорки, потом следующий и так далее. Дело было к обеду. Двое рабочих спустились с колокольни, а третий остался. И в этот момент подпорки выскочили – и вся колокольня упала на здание церкви, разрушив ее до основания. Вот так погибла церковь, долгие годы украшавшая Макарово».
7. ДЕРЕВНИ И СЁЛА БОЛЬШОЙ КУРАКОВЩИНЫ
Из книги А.А.Титова «Ростовский уезд Ярославской губернии»
Вахрушево, помещичья деревня, также с несколько измененным финским наименованием; стоит при колодцах, в 17 верстах от Ростова; в ней 22 двора, 62 рев. души и 64 надела; Приимковского прихода.
Праслово, помещичья деревня Приимковского прихода, при прудах и колодцах, в 18 верстах от Ростова; в ней 17 дворов, 43 рев. души и 43 надела.
Воэхта, владельческая деревня, сохранившая прежнее мерянское название; находится при колодцах, в 20 верстах от уездного города; в ней 7 дворов и 28 рев. душ, при 28 наделах; прихода села П p иимкова. Деревня эта находится на левом берегу р. Которости, недалеко отъ реки Ирехты, впадающей в нее с правой стороны; самая же Которость есть продолжение Порецкой р. Гды, которая, проходя через озеро Неро, говорят, не сливается с его водой и, выходя из озера под именем р. Вексы, по соединении с р. Устье переименовывается в Которость.
Бакланово, помещичья деревня при колодцах, в 17 верстах от Ростова; в ней 26 дворов, 78 рев. душ и 84 надела; приход села Приимкова. В двадцатых годах XIX столетия здесь имел притон знаменитый разбойник Иван Фадеев, уроженец села Осенева Ярославской губернии. Несмотря на долгое время, страшная память о злодее еще жива в устах народа. Фадеев в последний раз был пойман в деревне Бакланове, у своей любовницы, которая выдала его из ревности, так как он пришел к ней ночевать с другою молодою женщиной. Фадеев бегал с каторги много раз и был заклейменный. О нем сохранилось много легендарных сказаний.
Приимково, владельческое село, при р. Которосли и прудах, в 16 верстах от Ростова; в нем 33 двора и 101 рев. душа, при 102 наделах . Здесь помещается волостное правление и учрежденная в 1874 г. сельская школа. Сельская каменная пятиглавая, в связи с колокольнею, церковь построена прихожанами в 1781 году и имеет три престола: 1) Рождества Пресв. Богородицы, 2) Покрова Пр. Богородицы и 3) св. Николая; а до 1781 года разновременно здесь находились две деревянные церкви. Первая из них сгорела, а вместо нее была выстроена другая, на приходском кладбище, внутри села, а потом вместе с кладбищем была перенесена за пределы села и наконец, в 1835 году, по причине ветхости она была вовсе нарушена, но в каких именно годах названный церкви были построены неизвестно. Ни чудотворных икон, ни древних облачений, рукописей и старопечатных книг в церкви села Приимкова нет, а из находящихся в храме икон особенно чтится икона Всемилостивого Спаса, празднество которой и совершается 16 августа; из старинной же утвари сохранились лишь оловянные: потир, дискос, звездица и дароносица. К церкви села Приимкова приписано 45 десят. земли и приход из 12 селений. Крестные ходы в приходе совершаются следующие. В селе Приимкове три крестных хода: 23 апреля и 23 июня в память эпидемии и 18 августа по случаю скотского падежа. Кроме того, 16 августа совершается крестный ход на кладбище, отстоящее на полверсты от села, для поминовения усопших. По прибыли на место первоначально служатся обыкновенно четыре молебна: водосвятный, Всемилостивому Спасу, Пресвятой Богородице и Свят. Николаю и затем уже начинается панихида по усопшим. В дер. Бакланове бывает два хода: 23 мая, вместо храмового крестного хода, и 14 августа, по случаю холерной эпидемии. В дер. Воэхте в день Вознесения Господня, установленный по случаю пожара. В дер. Жукове 15 мая. В дер. Праслове, в первое воскресение после 23 апреля, – ход, установленный вместо храмового крестного хода, и 1 июля, по случаю скотского падежа. В дер. Вахрушеве 8 мая, вместо храмового хода, 18 августа, по случаю скотского падежа, и 26 сентября, по случаю пожара. В д. Головинском в день сошествия Св. Духа, вместо храмового хода, и 8 августа, по случаю холеры. В д. Полежаеве 8 августа, вместо храмового крестного хода. В дер. Кетошь 14 мая и в первое воскресенье после 20 июля, установленные по случаю пожара. В дер. Курбаки во второе воскресенье после 23 апреля и 6 мая, в память пожара. В д. Никольском 9 мая, по случаю храмового праздника.
На месте села Приимкова, говорит предание, была усадьба кн. Александра Борисовича ( XII в.), внука Юpия Долгорукого; потом она поступила в приданое за дочерью кн. Александра, Mapией, выданной за кн. Симеона Юрьевича; затем, в XVI веке, это место составляло уже вотчину кн. Федора Андреевича Щепина-Приимка, которая потом и перешла к его внуку кн. Дмитрию Дмитриевичу Приимкову-Третьяку. Последним же владельцем села был кн. Никита Иванович Приимков, стольник патриарший в 1650–1652 гг.; он был воеводой в Саранске в 1668 г. и боярином в 1689 г.; по указу Государеву находился 31 мая 1692 г. у действа страшного суда. Скончался в том же 1692 г. Приимково было постоянной вотчиной этого угасшего рода князей Приимковых.
Головинское, владельческая деревня, из 30 дворов, 81 рев. Душ и 81 надела; находится при колодцах, в 15 верстах от уездного города; приход села Приимкова. В Троицын день здесь бывает многолюдное гуляние. Согласно преданию, в древности на этом месте будто жил верховный жрец Богомил, имевший дочь Пимну, обращенную в христианство некиим мудрецом Крепкосмыслом. За принятие христианства Пимна была потом убита своим отцом, который при этом и самого себя лишил жизни (Рукопись Артынова).
Полежаево, владельческая деревня Приимковского прихода, при р. Которосли и прудах, в 13 1/2 верстах от увздного города; в ней 12 дворов и 34 рев. души, при 36 наделах.
Кетошь, помещичья деревня, с древним финским наименованием; стоит при колодцах, в 13 верстах от Ростова; в ней 26 дворов и 86 рев. душ, при 86 наделах; прихода села Приимкова. Согласно преданию, в древности, на месте этой деревни будто бы было жилище какого-то князя Вихреслава; затем в Х IV веке здесь была вотчина княгини Акулины, жены князя Глеба Константиновича (см. Курбаки), которая весьма часто пировала здесь с князем Александром Ивановичем Хохолковым.
Курбаки, помещичья деревня, с древним мерянским наименованием; стоит при р. Которосли и колодцах, в 12 верстах от Ростова; в ней 21 двор, 65 рев. душ и 55 наделов; прихода села Приимкова. В XIV веке это место, известное тогда под названием «Курбакова поля», составляло вотчину павшего в Мамаевом побоище князя Русана Федоровича Щепина, в которой после его смерти и проживала одна из его дочерей, княгиня Акулина, супруга князя Глеба Константиновича Соломыша.
Стрелы, деревня владельческая (графинь Чернышевой и Остен-Сакен), при р. Которосли и колодцах, в 15 верстах от Ростова; в ней 47 дворов, 120 рев. душ и 120 наделов, прихода сел Гвоздева и Сулости. Согласно преданию, в древности на этом месте было жилище какого-то князя Любослава-Велесила, построенное ему волшебником Стрелой, легенда о которых сохранилась в рукописи Хлебникова; из рукописи же Артынова узнаем, что в ХV в. это место принадлежало князю Григорию Ивановичу Темкину, дочь которого княгиня Евдокия, супруга кн. Юрия Андреевича Хохолкова, и отдала эту вотчину в приданое за своей дочерью Матреной, выданной за князя Василия Михайловича Лобанова-Меньшого.
Петрушино, помещичья деревня, находящаяся левее Суздальской дороги, при колодцах, в 10 1/3 верстах от уездного города; в ней 20 дворов, 68 рев. душ и 68 наделов; прихода с. Сулости. Согласно преданию, на этом месте жил какой-то князь Звенисвет, сын новгородского князя Подгора, под именем Петрилы, от имени которого деревня и получила будто бы свое название (рук. Хлебникова).
Васильково, владельческое село, при прудах, в 20 верстах от Ростова; в нем 94 двора, 226 душ и столько же наделов. Местная каменная 3-главая, в связи с колокольнею, церковь, во имя пророка Илии, Боголюбской Богородицы и препод. Сергия, построена в 1808 году усердием прихожан, при пособии помещика А.Анзбукова; до того времени существовала церковь деревянная, неизвестно когда построенная, которая в 1808 году и была нарушена. Ни древних и особо чтимых икон, никаких либо древних предметов в здешней церкви не находится. Крестных ходов совершается четыре: 18 июня, установленный в память скотского падежа; 20 июля, в день храмового праздника, – когда и почему установлен, неизвестно; 28 июля – установлен по случаю холеры 1853 года, и 24 октября – установленный издавна, по случаю скотского падежа. При церкви с. Васильково числится 36 дес. земли; приход же состоит из одного села. В рукописи Артынова значится, что на месте этого села находился городок «Басили», построенный ростовским князем Василием Константиновичем ( XII в.). Во время Батыева нашествия этот городок был разорен совершенно, вследствие чего супруга кн. Василька, княгиня Мария, и построила тут новый терем, назвав его именем своего мужа. Во XV столетии это место принадлежало уже князю Василию Федоровичу Бахтеярову, а от него перешло к его племяннику, князю Василию Васильевичу Приимкову-Волку, а этот последний отдал это место в приданое за своей дочерью Феклой, выданной за князя Дмитрия Борисовича Щепина – внучка ( XVI в.).
Прибавим еще, что, по словам старожилов, вблизи с. Васильково существовали две деревни: Луконино, в версте от села, и Петрецово – в 2-х верстах; въ настоящее время эти деревни не существуют, так как все их жители целиком переселились в Ростов и Переяславль, для отправления почтовой гоньбы, и образовали при этих городах Ямские слободы.
В списке селений, принадлежавших семье Куракиных, еще указана деревня Иваново, однако на карте Кураковщины такой нет Можно предположить, что деревня исчезла, но более вероятно, что имелась в виду деревня Жуково, находящаяся поблизости от куракинских селений Праслово и Воэхта:
Жуково, владельческая деревня, при колодцах, в 19 верстах от Ростова, в ней 14 дворов и 51 рев. душа, при 51 наделе; прихода села Приимкова. Настоящее свое название эта деревня носит потому, что в XVI столетии она принадлежала боярину Василию Григорьевичу Мусину, прозванному «Улитка-Жук»; а после него эта вотчина перешла к его брату, боярину Федору Григорьевичу Мусину-Пушкину, прозванному «Товарк».
8. СЕМЬ ОКРЕСТНЫХ СЕЛЕНИЙ КУРАКОВЩИНЫ
Из книги А.А.Титова «Ростовский уезд Ярославской губернии»
Голятино-Голузино, казенная и частию помещичья деревня, при прудах и колодцах, в 15 верстах от Ростова: в ней 17 дворов, 37 рев. душ и то же число наделов, прихода погоста Воскресенского, на Пуре. По рукописи, на месте этой деревни в древности будто бы было кочковатое, тонкое болото, в которое витязь Звенислав насыпал над прахом княгини Коресь земли, привезенной им из Херсонеса, из «Дамасковой дебри», вследствие чего будто бы и образовалась на этом месте ныне существующая гора. Затем, в начале XIV века, на этом месте жил князь Ярослав Святославич, сын князя Святослава Ольговича Черниговского, а в ХVI в. это место составляло вотчину кн. Ивана Феодоровича Бахтеярова-Немого.
Рылово, деревня, находящаяся при р. Луте и колодцах, в 19 верстах от Ростова; в ней 21 двор, 48 рев. душ и 47 наделов; прихода села Полянок (Яросл. у.). По свидетельству Хлебниковской летописи, в XV веке на этом месте стояла хижина Ратая-Степы, сын которого Василий поступил в монашество под начало св. Пафнутия Боровского и впоследствии был архиепископом Ростовским, под именем Вассиана; он на месте своей родины построил киновию, где и живал продолжительные сроки. Близ этой киновии было жилище кн. Петра Ивановича Катырева, сын которого, кн. Михаил Петрович Катырев, передал этот терем своей дочери Матроне, супруге князя НаумаБогдана Ивановича Приимкова.
Татищев-Погост, помещичье село, при р. Луте и колодцах, стоящее на склоне холма, в 18 верстах от Ростова и 1 1/2 версте от границы Ярославского уезда; в нем 81 двор и 235 рев. душ, при 236 наделах.
В 1872 году здесь открыто училище. Сельская одноглавая каменная, круглая, с колокольнею, церковь во имя преп. Сергия, Радонежского чудотворца, выстроена в 1810 году усердием Дм. Пав. Татищева, по плану, высланному из Италии, а трапеза, с двумя престолами: во имя Смоленской Божией Матери и во имя свят. Николая, пристроена в 1851 году усердием прихожан. Внутренность храма украшена колоннами и гипсовой лепной работой: арабесками, гирляндами и т. п. Иконы частию живописные, частию греческого письма. Раньше этой церкви здесь находилась деревянная, которая и нарушена около 1802 года; впрочем, некоторые старожилы утверждают, что она сгорела.
Храмозданная грамота, 1802 года декабря 13, дана преосвященным архиепископом Ярославским и Ростовским Павлом и сохраняется в здешней церкви. Все существующие в приходе села Татищева-Погоста крестные ходы установлены или по желанию и усердию прихожан, или по случаю холеры, свирепствовавшей в окрестностях села.
При здешней церкви числится 35 дес. земли и приход из 4-х селений.
Татищев-Погост находится в 1 1/2 версте от р. Устье, чрез самое село протекает мелководная, зимой вымерзающая, а летом пересыхающая речка, по каменистому дну. Покос по берегам Устья в окрестностях погоста принадлежит ему с одновотчинными деревнями, простираясь на восток до Исад и Гвоздева, а на северо-восток граничит с землей Кузьмицыной-Полянки.
Название свое «Татищев-Погост» получил от фамилии гг. Татищевых, когда-то здесь проживавших, а фамилия Татищевых ведет свое начало от Василя, по прозванию «Татища», сына Станислава, составлявшего 9-е колено потомства Рюрика; именно у Станислава было два сына: князь Юрий Соломерский и князь Василий Татищ; у князя было так же два сына: Феодор большой и Феодор малый. Линия Феодора большого угасла в 1857 г. со смертью Павла Сергеевича Татищева, управлявшего погостом в последние годы крепостного права, а линия Феодора малого существует и до сих пор. ( Заимствовано из родословного дерева гг. Татищевых, хранящегося в их имении села Вичуге, Кинешемского у. Костромской губернии.) Из межевой книги, хранящейся в конторе общества крестьян Татищева-погоста, видно, что в то время в селе было всего 35 дворов и 105 душ, и что близь этого села находились две деревни, Козляково и Семенцево, который в настоящее время уже не существуют.
Погостами вообще называются селения с храмами и кладбищами, при которых живут только одни священно-церковнослужители; между тем в Ростовском y езде Татищев-погост составляет в этом случае совершенную противоположность. За пятьдесят лет до сего времени погост был с каменным господским домом, обнесенным большими садами, и с малым числом крестьянских до-мишек, которые впоследствии сильно разрослись, от переселения сюда помещиками многих семей из принадлежащих им за Нижним – Вычуги, Ременниц и др. селений. Ныне дома в Татищевом погосте расположены в нисколько посадов, длиною версты на полторы. Местные помещики живут в столице и прежний господский дом разобран, остались только следы бывших здесь садов. Крестьяне погостинские занимаются дома сельским хозяйством, а на стороне, в столицах, промышляют по трактирной части, в огородах и лавочной торговлей.
Левково (Легково), единственная во всей волости деревня, принадлежащая казенному ведомству, находится при р. Устье, в 13 верстах от Ростова; в ней 16 дворов, 40 рев. душ и 40 наделов; прихода села Гвоздева. Настоящее название этой деревни произошло от того, что в Х V в. это место принадлежало князю Льву Дмитриевичу Приимкову-Баламышу, который потом и отдал его за своей дочерью Дарьей, при выходе ее замуж за князя Ивана Андреевича Хохолкова-Катыря.
Бородино, казенная и частою помещичья деревня, при р. Устье, влево от Семибратовской железнодорожной станции, в 12 верстах от Ростова; в ней 23 двора, 48 рев. душ и 48 наделов; прихода села Татищева-погоста. На месте этой деревни стоял терем семи братий сбродичей, детей князя Дмитрия Дмитриевича Приимкова-Третьяка; эти братья были товарищами и сподвижниками князю Ваеилию Шемяке, а хозяйством в тереме заведывали дочери этих князей: две дочери старшего из них Димитрия, дочь князя Семена-Большого и дочь князя Льва Баламыша. Каждая из этих молодых княжен имела себе собеседника в лице князей: Василия Александровича Ластки, Ивана Александровича Янова, Семена Голенина и Ивана Андреевича Хохолкова-Катыря; по такому-то многолюдному и разнохарактерному сборищу, этот терем и прозван был «Сбродичев-терем».
Козлово, казенная деревня, при р. Устье, в 12 верстах от уездного города; имеет 42 двора, 94 ревизские души и 94 надела; приход с. Николы на Перевозе. Относительно этой деревни существует такого рода предание: будто бы в древности на этом месте было жилище какого-то князя Лесогона-Одноуса, имевшего дочь Вексу; в последнюю влюбился Щек, брат Кия, в то время как последний проживал неподалеку отсюда в белом шатре (см. Белогостицкую слободу); чтобы не дать подозрения, Щек обращался в золоторунного козла и в таком виде навещал свою возлюбленную. В позднейшее время это место служило вотчиной князя Ивана Ивановича Темки-Янова ( XV в.), внук которого князь Дмитрий Юрьевич Темкин поступил монахом в Акакиеву пустынь и свою вотчину, называвшуюся тогда «Козлово займище», приложил к означенному монастырю (рук. Артынова).
Белогостицкая слобода, казенного ведомства, в 7 верстах от Ростова, на Суздальском тракте. Она находится близ самого Белогостицкого монастыря при р. Вёксе. В ней 28 дворов, 78 душ и 78 наделов; здесь помещается Сулостское волостное управление. Причислена к приходу Николая на Перевозе. Согласно рукописи Артынова, местность эта получила свое характеристическое название оттого, что здесь будто бы охотился князь Кий (основатель Киева) и жил в это время в белом шатре, вследствие чего и был прозван белым гостем. Затем князь Ярослав Владимирович (997 г.) соорудил здесь церковь во имя св. Георгия; потом, в XII ст., здесь жил князь Ярослав Юрьевич, а впоследствии времени ростовский князь Константин Всеволодович поставил здесь Благовещенскую церковь, соорудив ее из 9-го камня, везомого по р. Вексе в Ростов для постройки Успенского собора. В XV столетии это место принадлежало князю Ивану Ивановичу Темке-Янову, внук которого князь Дмитрий Юрьевич Темкин и отдал это место в приданое за своей дочерью Дарьей, выданной за кн. Ивана Ивановича Буйноса Большого (1498 г.).
9. ОБЪЕКТ ФАТЬЯНОВСКОЙ КУЛЬТУРЫ
Самое древнее известное к настоящему времени место на карте Ростовского района находится неподалеку от поселка Семибратово, в полутора километрах от деревни Голузино. Это так называемый Голузиновский могильник – объект фатьяновской культуры.
Первые сведения о сделанных здесь находках – человеческих костях и кремневым клиновидным топоров – были получены от сотрудника Ростовского музея И.А.Морозова в 1963 году. Уже на следующий год сюда была направлена Верхневолжская экспедиция Института археологии АН СССР под руководством Д.А.Крайнова. Было исследовано 600 квадратных метров и обнаружено 5 могил. К сожалению, часть захоронения была уничтожена карьером, но и сделанные находки позволили ученым сделать вывод, что Голузиновский могильник занимал значительную территорию.
Фатьяновская культура названа так по могильнику, открытому археологом А.С.Уваровым в 1873 году у села Фатьяново – ныне в Даниловском районе Ярославской области. Считается, что фатьяновцы были носителями индоевропейского языка. Основным занятием населения было скотоводство, вероятней всего – кочевое, поскольку поселения фатьяновцев неизвестны. Разводили мелкий и крупный рогатый скот, также занимались охотой, рыболовством, собирательством. Хоронили фатьяновцев в скорченном положении – мужчин, как правило, на правом, женщин на левом боку. Остатки кострищ в погребениях предположительно указывают на существующий у фатьяновцев культ огня. В могилу клали весь необходимый для жизни инвентарь. Так, в Голузиновском могильнике были обнаружены кремневые клиновидные топоры, сосуды, каменные сверленые топоры, костяные шила, медные привески, долото из кости медведя. В журнале «Археология СССР. Свод археологических источников» под общей редакцией академика Б.А.Рыбакова (В1-22. М., «Наука», 1987) был опубликован отчет об экспедиции с подробным описанием и рисунками сделанных находок. Здесь же дана общая оценка фатьяновской культуры: «На рубеже III и II тысячелетий на территорию Русской равнины произошли значительные изменения в этническом составе населения. В среду местных племен, потомков населения неолитических племен, вторглись скотоводы-земледельцы… Распространившаяся с их приходом фатьяновская культура занимает значительное место среди культур шнуровой керамики и боевых топоров и по территории, и по количеству памятников. Интерес к ней возрастает также в связи с вопросами этногенеза балтов, славян и германцев».
Таким образом, Голузиновский могильник – один из объектов истории становления мировой цивилизации. Но является ли он единственным подобным объектом на территории Ростовского района?
В августе 2006 года в газете «Ростовский вестник» была опубликована заметка учителя истории и краеведа Ю.П.Парамонова « Находки на берегу Тихой речки» следующего содержания:
«Летом 1991 года на берегу Тихой речки, что за Песчаной горой, были обнаружены интересные находки. Тихая речка, как известно, это старое русло реки Устье. Там, где в 70-80 годы было пастбище, берег высокий и ровный, напоминающий вал. Возможно, здесь было поселение. Семибратовский краевед Михаил Сударушкин в книге «О семи братьях-сбродичах, заповедной Кураковщине и несбывшейся мечте» предположил, что в этом районе мог находиться терем братьев-сбродичей, в честь которых Семибратово получило свое название. Можно сказать, что находки в этом месте были случайными. Если бы ДСУ-6 не разработало здесь карьер, то, возможно, никогда бы их и не обнаружили. А сейчас, с одной стороны, мы имеем интересный материал для краеведов, с другой – изуродованное, прекрасное когда-то поле на берегу Тихой речки. Часть находок была найдена в отвалах земли от экскаватора, а другая на глубине от 40 сантиметров до 1 метра. Множество фрагментов керамики разной величины и почти полное отсутствие каких-либо других предметов, за исключением трех полос металла, напоминающих кожу и полностью покрытых коррозией. Зато керамика очень разнообразна – это фрагменты сосудов разной величины и качества, изготовленные со всевозможными орнаментами, грузила для рыболовных сетей, почти полностью сохранившаяся детская игрушка-свистулька. Там же было найдено много фрагментов лощёной керамики, среди которых – половина сосуда, находящаяся в земле, а другая половина была разрушена ковшом экскаватора. В земле обнаружено множество обугленных ровных гладких камней и слои угля, скорее всего, представляющих собой остатки печей для обжига керамики. Специалисты Ростовского музея датировали данную керамику ХVI–XVII вв. Для большой археологии эти находки, наверное, не представляют особого интереса, но для семибратовского краеведения они являются еще одной неизученной страницей истории поселка, окрестных сел и деревень».
Возможно, Ю.П.Парамонов прав, утверждая, что находки на берегу Тихой речки не представляют особого интереса «для большой археологии». Но он сам же пишет о том, что эти находки были случайными, планомерные раскопки здесь не проводились. И кто знает, чем они могут закончиться. В этом отношении очень любопытную информацию представил один из жителей Семибратово, который рассказал о том, как его знакомый семибратовец обнаружил у себя на участке, расположенном возле стадиона, каменный клиновидный топор. Испугавшись, как бы на его участок не нагрянули археологи (это произошло еще в советское время, когда такое вполне было возможно), он попросил никому не говорить о своей находке. Между тем, каменный клиновидный топор – один из самых характерных предметов фатьяновской культуры. Судя по описанию, он аналогичен клиновидному топору, найденному в Голузиновском могильнике. Так что еще неизвестно, какие уникальные находки таит в себе семибратовская земля.
10. ЗЕМЛЯ РОСТОВСКАЯ И КИЕВСКАЯ РУСЬ
В нашей исторической науке сложились два основополагающих понятия: была Русь Новгородская, затем ей на смену пришла Киевская Русь, а уж затем началось все остальное. Но существует и другое представление о начальной русской истории: что ее корни находятся на Ростовской земле, потому с такой настойчивостью русские князья стремились в Ростов, в город своих предков, основанный росами-русами и навечно оставившими название своего племени в названии города. Здесь просматривается неразрывная связь слов и понятий: Русь – Ростов – Россия.
Именно по этой причине Ростов Великий стал первой столицей русского княжества в центре будущей России, позднее она была перенесена в Суздаль, затем – во Владимир и только потом – в Москву. Ростовское княжество – Ростово-Суздальское – Владимиро-Суздальское – Великое Московское княжество – вот история становления и образования России. Но этому, на мой взгляд, предшествовал еще один, начальный этап отечественной истории – Русь Ростовская. В «Повести временных лет» Ростов, как уже существующий город, упомянут в записи за 862 год, поэтому естественно предположить, что он гораздо старше своего официально заявленного возраста.
В этой же записи сообщается и о «призвании варягов», что само по себе представляется нам знаменательным:
«В лето 6370. Изгнали варяг за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть. И не было среди них правды, и встал род на род, и была среди них усобица, и стали воевать сами с собой. И сказали себе: «Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву». И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью подобно тому, как другие называются шведы, а иные норманны и англы, а еще иные готландцы, – вот так и эти прозывались. Сказали руси чудь, славяне, кривичи и весь: «Земля наша велика и обильна, а порядка нет. Приходите княжить и владеть нами».
Именно из этой записи проросла норманнская теория происхождения Руси, унижающая достоинство руcского народа. Но вчитаемся в нее внимательно. Ведь получается несуразица: изгнали новгородцы варягов за море, не дали им дани – и тут же обращаются к ним с просьбой владеть ими! Где логика?
Следующее упоминание Ростова – в записи за 907 год:
«В лето 6415 пошел Олег на греков... и приказал Олег дать воинам своим на 2000 кораблей по 12 гривен на уключину, а потом дать дань на русские грады: первую на Киев, ту же на Чернигов, на Переяславль, на Полоцк, на Ростов, на Любеч и на прочие города; ибо по тем городам сидят великие князья, Олегу подвластные».
Какие выводы можно сделать из этой информации? Первый и бесспорный – что к этому времени Ростов был одним из крупнейших центров Русской земли, тесно связанным с Киевом. Находился ли он от Киева в зависимости, был ли по отношению к нему в подчиненном положении – другой вопрос. А.Н.Сахаров в книге «Дипломатия Древней Руси» (М., 1980) писал, что в перечисленных в этом летописном сообщении городах «сидели русские князья – вассалы и данники киевского князя». Следовательно, русский князь сидел и в Ростове, но был ли он вассалом киевского князя? Здесь не следует забывать, что «Повесть временных лет» дошла до нас, так сказать, в киевской редакции. Представляется вполне возможным, что отношения между Киевом и Ростовом в то время были несколько иными, чем сообщает летопись. В этом отношении представляют интерес сведения о деревне Козлово и Белогостицкой слободе, приведенная в книге «Ростовский уезд Ярославской губернии».
Трудно сказать, сколько в России деревень с названием «Козлово», но вряд ли история хоть одной из них столь же прихотлива, как та, которую оставил А.Я.Артынов и вставил в свою книгу А.А.Титов. Судите сами: тут и легендарный князь Лесогон-Одноус, и его дочь Векса, именем которой была названа река, вытекающая из озера Неро, и известные мифологические герои – братья Щек и Кий, согласно опять-таки преданию причастные к истории основания Киева.
Что скрывается за этим? Умение Артынова сочинять красивые легенды или древность ростовской истории, которую мы еще не знаем полностью? Пока, за неимением документальных свидетельств, ответить на этот вопрос невозможно. Предложенное Титовым объяснение названия «Белогостицкая слобода» дает основание как в пользу первой, так и второй версии:
«Согласно рукописи Артынова, местность эта получила свое характеристическое название оттого, что здесь будто бы охотился князь Кий (основатель Киева) и жил в это время в белом шатре, вследствие чего и был прозван белым гостем».
Если допустить, что эта легенда о князе Кие имеет какие-то реальные корни, а не сочинена Артыновым или кем-то другим, то получается, что история Ростовского края столь же древняя, если не древнее истории Киева, основатель которого Кий «гостил» здесь.
Опять обратимся к книге «Славянская мифология». В ней сказано, что согласно легенде, изложенной в «Повести временных лет», братья Кий, Щек и Хорив – родоначальники племени полян, основатели Киева: каждый основал поселение на одном из трех киевских холмов; у них была сестра Лыбедь – «генеалогическая героиня восточнославянской мифологии».
Здесь же утверждается, что мифологические географические названия могут служить источником для реконструкции древнейшей истории славян. Какие же реальные события может отразить легенда о влюбленных Щеке и Вексе и о «белом госте» Кие?
Если отбросить в сторону «золоторунного козла», то можно предположить, что речь идет о когда-то состоявшихся в этих местах переговорах между вождями местного племени и племени полян, прибывших сюда «в гости». В той же книге «Славянская мифология» сказано, что в народной традиции «гость» обозначает «чужеземец», представитель чужого племени; превращение «чужого» в «гостя» связано с обрядовыми формами обмена, включавшими пиры, угощения, чествования, совместную охоту. Все эти «мероприятия», несомненно, входили в посольские приемы. Любовь князя Щека – одного из вождей полян, и Вексы – дочери местного князя Лесогона-Одноуса, может служить свидетельством, что эти переговоры закончились полюбовно, заключением межплеменного союза, укреплением связей Киева с землей Ростовской.
11. «СКАЗКА ЛОЖЬ, ДА В НЕЙ НАМЁК…»
Известно, что со слов своей няни Арины Родионовны А.С.Пушкин записал несколько сказок, последней из которых стала сказка, положенная в основу пушкинской «Сказки о мертвой царевне и семи богатырях». А среди былин об Алеше Поповиче, ростовское происхождение которого общепризнанно, есть былина «Алеша и сестра Збродовичей», в которой герои сталкиваются из-за опозоренной Поповичем сестры Збродовичей. В одних вариантах былина заканчивается смертью Алеши Поповича, в других – свадьбой. И невольно напрашивается вопрос: не из одного ли реального исторического факта выросли, как из зерна, и рассказанная поэту Ариной Родионовной сказка о семи богатырях, и былина о семи братьях Збродовичах? Не трансформировался ли былинный Попович Алеша (Алексей) в сказочного королевича Елисея? Не на нашей ли Семибратовской земле находятся глубинные корни этих замечательных произведений устного народного творчества, подобно эху донесших до нас известия о реальных исторических лицах?
- Сказка ложь, да в ней намек!
- Добрым молодцам урок.
Эти слова взяты из «Сказки о золотом петушке». Но, может, пушкинские «намеки» помогут ответить и на вопрос, откуда корни «Сказки о мертвой царевне и семи богатырях»? Кроме созвучия «королевич Елисей – попович Алексей», есть в этой сказке и сенная девушка Чернавка – как тут не вспомнить семибратовскую речку Синявку, и семь братьев-богатырей – копия наших братьев-сбродичей, и терем в лесу, напоминающий топонимическую легенду об образовании деревни Бородино, на месте которой в древности находился терем семи братьев-сбродичей – Сбродичев терем.
Конечно, все эти параллели могут быть случайными, но трудно удержаться от желания хотя бы таким способом прикоснуться к имени Пушкина. В придачу, это предположение может оказаться и не столь далеким от истины.
Вернемся к былине «Алеша и братья Збродичи». Образ Алеши Поповича связывают с именем киевского князя Владимира Святославича (Владимира Красное Солнышко), жившего на рубеже X и XI веков; с именем ростовского князя Константина – его дружинника Александра Поповича, после смерти Константина ушедшего из Ростова в Киев и в 1224 году погибшего на Калке. Не здесь ли, на семибратовской земле, поблизости от «Сбродичева терема», в котором жили семь братьев-сбродичей, произошло соединение в один образ былинного Алеши Поповича и летописного Александра Поповича? Трудно удержаться от предположения, что эти «совпадения» не случайны.
Многие исследователи именно Александра Поповича называют прообразом русского богатыря Алеши Поповича. Как же на самом деле сложился этот образ? Не произошло ли его становление в обратном порядке – сначала был богатырь Алеша Попович, потом, в честь его, стали называть Поповичем ростовского богатыря Александра?
Первое летописное упоминание Александра Поповича находится в так называемом Тверском сборнике 1534 года, в той его части, которая была написана в Ростове. Былины гораздо более раннего происхождения, большая часть ученых относит их формирование к X–XI векам. Трудно представить, что былины – как произведения устного народного творчества – создавались на основе сведений, приведенных в летописях, которые были малодоступны. Не естественнее ли, в таком случае, предположить, что летописец воспользовался былинным образом, а не наоборот?
Кроме былины «Алеша и сестра Збродовичей» известны еще две былины о богатыре-ростовце: «Добрыня Никитич и Алеша Попович» и «Алеша Попович и Тугарин». По мнению таких авторитетных исследователей, как академики Д.С.Лихачев и Б.А.Рыбаков, у Тугарина был исторический прототип – это половецкий хан Тугоркан, в 1096 году подступивший к Киеву и убитый одним из воинов киевского князя Святополка Изяславича, женатого на дочери Тугоркана. Но в отношении Алеши Поповича ученые повторяют ту же версию – что его историческим прототипом был летописный Александр Попович из XIII века, впервые появившийся в летописи XVI века.
Трудно поверить, что былины создавались таким сложным путем: одного героя – из ранней летописи, другого – из более поздней. Такое просто невозможно, если согласиться, что былина – продукт устного народного творчества. В тех же былинах об Алеше Поповиче, Илье Муромце и Добрыне Никитиче исследователи находят множество таких архаичных реликтов, восходящих к так называемой хтонической стихии, которых не найдешь даже в летописях – их происхождение гораздо древнее. Поэтому кажется более убедительной и авторитетной оценка образа Алеши Поповича, изложенная в книге «Славянская мифология»: «Принимавшееся ранее исследователями мнение о том, что историческим прототипом Алеши Поповича был некий Александр Попович, погибший в битве при Калке в 1224 году, как об этом сообщает летопись, ставится под серьезное сомнение: актуализация темы Александра Поповича в поздних летописных сводах может отражать знакомство с былинами об Алеше Поповиче».
А может, все-таки, Алеша Попович вышел на историческую сцену несколько позднее? В былинах его называют сыном ростовского попа Леонтия (Левонтия). Напомним: в 1071 году, во время восстания волхвов, язычниками был убит ростовский епископ Леонтий. По одной из версий, это произошло на том месте, где сейчас, в непосредственной близости от поселка Семибратова, находится деревня Левково, якобы названная так в честь погибшего здесь епископа. С историей образования Семибратова связана легенда о семи братьях-сбродичах и Алеше Поповиче. Случайны ли эти совпадения имен, близость мест и событий?
В старые времена на Ростовской земле большой популярностью пользовалась «Сказка о семи Семионах – родных братьях», использованная Борисом Сударушкиным при создании «Сказа о ростовской жене и украденной жене» (см. ниже). Поскольку это предание имеет прямое касательство к семибратовской истории, целиком изложим ее содержание…
У ростовского князя Семена Голенина была дочь Феодора, славившаяся по всей округе красотой. Отец ее не имел сыновей и все заботы прилагал к тому, чтобы найти зятя «породовитее». Свой выбор он остановил на ростовском наместнике князе Василии Юрьевиче Шемяке. Однако вскоре после помолвки князья поссорились в своих счетах из-за родовитости, и отец Феодоры отказал жениху. Шемяка уехал в Москву, а Феодору отец тем временем выдал замуж за князя Ивана Брюхатого, знатное происхождение которого льстило старому князю. Но только замужество не принесло радости Феодоре – ее муж был стар, имел детей и внуков, был некрасив и очень толст. Одолеваемый старческой ревностью, он завез молодую жену в свою вотчину, одиноко стоящую на берегу реки Ишни, близ Черного Омута, там, где теперь находится село Демьяны. Для Феодоры настали тоскливые дни. Князь держал жену на замке, под усиленной охраной челяди и под неослабным надзором старой ключницы Мамоновны.
Возвратился из Москвы Шемяка и, узнав о случившемся, обратился за советом к князю Дмитрию Дмитриевичу Приимкову, который отличался хитростью и умением обделывать темные дела. Выслушав его, старый князь велел Шемяке не особенно печалиться и отправился к семи братьям-сбродичам, жившим в своей вотчине «Сбродичевом тереме» на берегу реки Устье. Сбродичи всем были известны своей силой, удалью, разбоями, умением обмануть всякого, а слава об их подвигах и проделках выходила за пределы Ростовской земли. Старый князь потребовал от братьев добыть для Шемяки княжну Феодору. Сбродичи вызвались помочь князю Василию Шемяке и немедленно приступили к делу.
Через несколько дней пять рабочих, собравшихся разными путями в Черный Омут, выпросились в холопских избах на ночлег. Два других сбродича – Рюма-Выжлец и Утиная Лапа – прибыли сюда на лошадях, один под видом купца, другой – его приказчика. Подкупив Мамоновну, они добились доступа в княжий дворец, их провели к княгине. В то время, когда купец показывал княгине свои товары, его приказчик гадал сенным девкам, предсказывая им будущее. Когда княгиня попросила погадать и ей на счастье, знахарь выслал всех из комнаты, а Мамоновне велел стать у двери и крепко зажать уши. А потом тихо сказал княгине: «Княжна, я и купец из братьев-сбродичей, да и остальные братья все здесь. Мы приехали к тебе от князя Василия Юрьевича с челобитьем. Велено нам сказать тебе, что он больно по тебе соскучился. Позволишь – можешь с ним видеться, не позволишь – так мы уйдем». Княгиня ответила, что на всё согласна. Тогда знахарь велел ей сказать мужу, что она скоро подарит ему сына, и что ее мучит желание откушать мяса дикого вепря, убитого рукой самого князя. «Когда он поедет на полевание, ты проводи его до вашего городского терема, а уж там мы тебя выручим».
Выслушав это, княгиня сразу повеселела. Еще больше обрадовался старый князь, когда она сообщила ему об ожидаемом наследнике. Подарил он ей в вотчину земли по обе стороны реки Нерли и обещал собственноручно убить для нее вепря. Два дня продолжались княжеские сборы на охоту, а на третий день поезд старого князя двинулся к Ростову. Здесь княгиня, проливая притворные слезы, простилась с мужем. Князь Иван Брюхатый со своими охотниками три дня провел в напрасных поисках вепря. И только на четвертый день утром они напали на след дикого зверя, которого и убили на берегу озера, близ реки Нерли, на земле, подаренной княгине Феодоре. Удачно завершив охоту, князь поспешил в Ростов. Между тем, в первую же ночь по отъезде князя на охоту братья-сбродичи под предводительством Василия Шемяки напали на ростовский терем Ивана Брюхатого. Василий Шемяка увез княгиню в свой потайной терем, что «во ржи» (где стоит теперь село Воржа), а на другой день отправил ее со сбродичами в Галич. Там, в непроходимом лесу, стоял его терем, где он и поселил Феодору, к которой часто потом ездил из Ростова. Долго искал старый князь Брюхатый свою увезенную из ростовского терема жену, да так и умер, не найдя ее. В Галиче у Феодоры от Шемяки родился сын Юрий, который впоследствии стал вожаком новгородской вольницы. А сама княгиня после смерти Шемяки возвратилась в Ростов и на месте, где когда-то ее муж убил вепря, основала монастырь, который назвала Вепревой пустынью…
Интересно то, что в этом предании называются реальные географические названия и реальные исторические лица, в частности – Василий Шемяка и Дмитрий Приимков. Имя Василия Юрьевича Шемяки не раз упоминается в книге А.А.Титова. «Ростовский уезд Ярославской губернии». Первое упоминание – в описании села Воржи: «В XV веке (около 1430 г.) в Ворже стоял терем князя Василия Юрьевича Шемяки (который три раза был правителем Ростова: 1-ый раз в 1428 г., 2-й – в 1430–1435 и 3-й раз – по приходе из Галича в 1462 году), среди княжеских полей, засеянных рожью. Здесь Шемяка творил разные бесчинства, вследствие чего ручей, на берегу которого стоял терем Шемяки, называется даже и посейчас в народе наложенным Шемякой неблагопристойным прозвищем. У кого в то время пропадала жена или дочь, то обыкновенно говорили отыскивающим: «ищи во ржи княжой!»
Еще к одному упоминанию Шемяки – в описании деревни Ломы, которое мы уже приводили выше: «На этом месте находилась военная ставка великого князя Василия Васильевича Темного, во время войны его с князем Василием Шемякой-Косым». Так местное предание о том, как у старого мужа «увели» молодую жену, уводит нас, при его расследовании, в глубь общерусской истории, когда Ростовский край был ареной кровавой междоусобной войны за великокняжеский престол, а «семибратовский» след остался не только в истории, но и в фольклоре. Поэтому версия о том, что к семибратовской истории был причастен Пушкин, хотя и кажется неожиданной, но вполне допустима.
12. АРХИЕПИСКОП ВАССИАН ИЗ ДЕРЕВНИ РЫЛОВО
Читаем в летописи: «В лето 1480 безбожный царь Ахмат Большой Орды пошел на православное христианство, на Русь, на святые церкви и на великого князя, похваляясь пленить все православие и самого великого князя взять, как при Батые было».
Русские и татарские войска встретились на реке Угре – левом притоке Оки. Великий князь Иван Третьему «слышал злых человек-сребролюбцев, богатых и брюхатых, предателей христианских, угодников басурманских, которые советовали государю на зло христианское: «Пойди прочь, не можешь с ним стать на бой». Сам дьявол их устами глаголил».
И в этот момент Ивану Третьему пришло послание Вассиана Рыло, архиепископа Ростовского:
«Дошло до слуха нашего, что прежние твои злые советники не перестают шептать в ухо твое лживые слова и советуют тебе не противиться супостатам. Молюся твоей державе, не слушай такого их совета. Что советуют те льстецы, мнящие, что они христиане? Повергнуть щиты свои и не сопротивляться окаянным сыроядцам? Продав свое отечество, как бегунам скитаться по иным странам?..»
Гневные слова архиепископа возымели действие, русские войска не дрогнули, «а на царя Ахмата нашел страх от бога, и побежал он, никем не гонимый, от Угры». Одновременно с посланием великому князю Вассиан написал воззвание к русским воинам:
«О храбрые, мужественные сыновья русские, боритесь за то, чтобы сохранить свое отечество, Русскую землю, от поганых. Не пощадите своих голов, да не узрят очи ваши пленения и ограбления святых церквей и домов ваших, и убиения чад ваших и поругания жен и дочерей ваших».
Родина мужественного архиепископа Вассиана – деревня Рылово Савинской волости на реке Луте.
О Вассиане известно, что он был иноком Пафнутиево-Боровского монастыря, игуменом Троице-Сергиева монастыря, архимандритом Новоспасского монастыря, архиепископом Ростовским стал в 1486 году. Один из ближайших советников Ивана Третьего, он крестил его сына – будущего великого князя Василия Третьего. Помимо высокой гражданственности, Вассиан Рыло обладал литературным талантом и тонким художественным вкусом. Именно он заказал «лучшим и искуснейшим в Русской земле живописцам» Дионисию и его товарищам роспись икон для Успенского собора в Москве, о чем сохранилась запись в летописи: «В лето 1481 владыка ростовский Вассиан дал сто рублей мастерам-иконникам Дионисию, да попу Тимофею, да Ярцу, да Коне писать деисус в новую церковь святой Богородицы, и написали чудно вельми и с праздниками и с пророками».
В «Послании на Угру» Вассиан Рыло не только призывал Ивана Третьего решительно покончить с зависимостью от Орды, но нарисовал образ идеального русского государя, все помыслы и действия которого должны быть подчинены интересам народа и государства.
В книге «Рассказы русских летописей XV – XVII веков» (М., 1976) в комментарии к тексту «Послания на Угру» Т.Н.Михельсон пишет:
«Природа богато одарила архиепископа Вассиана умом, литературным талантом и тонким чувством прекрасного. Именно Вассиан заказал «лучшим и искуснейшим в Русской земле живописцам» Дионисию и его товарищам роспись икон для только что выстроенного собора Успения в Москве.
Духовник великого князя Ивана Третьего и крестный отец его сына Василия, будущего Василия Третьего, ростовский архиепископ был одним из ближайших советников московского князя. Ростов славился в те времена Григорьевским затвором, крупнейшим центром образования и просвещения Руси.
Упоминание Григорьевского затвора не случайно. Ясно, что, как и Епифаний Премудрый, архиепископ Вассиан Рыло широко пользовался хранящимися здесь уникальными книжными сокровищами, что и позволило ему стать одним из самых просвещенных людей своего времени. Можно предположить, что вместе с личными достоинствами именно высокая образованность определила выбор Ивана Третьего назначить Вассиана Рыло своим духовником и крестным отцом своего сына.
Однако, несмотря на высокое доверие и авторитет, Вассиан Рыло не мог не понимать, что его «Послание на Угру» может не понравиться Ивану Третьему. Но ситуация была такая, что Вассиан Рыло пренебрег своим положением и личной безопасностью. Если бы русские войска не встали на пути Ахмата, татарское иго могло бы продолжаться еще много лет. Этот поступок ростовского архиепископа так расценил автор комментария в книге «Рассказы русских летописей»:
«Чтобы обратиться к великому князю с таким посланием, надо было иметь большое мужество. Ведь его слова о «великих государях», «предавших свое отечество» туркам, достаточно ясно намекали на греков, соплеменников великой княгини Софьи Палеолог. Софья кичилась тем, что была «царьградской царевной», Иван перенял герб византийских императоров, а архиепископ Вассиан поставил все это ни во что и попросту назвал сородичей Софьи «бегунами».
Но дерзость посланий заключалась не только в этом. В течение двух веков русские великие князья получали ярлык на княжение из рук ханов Золотой Орды, Вассиан же гордо заявляет, что великому князю власть дана не ханом, а богом, что он богом избранный и богом венчанный государь Русской земли. Вместе с этим дерзновенным заявлением естественно прозвучал не менее дерзкий призыв не только не идти на какие-либо переговоры с Ахматом, как советовали некоторые «сребролюбцы богатые и брюхатые», но вступить с ним в открытый бой».
Хотя великий князь не решился на прямое военное столкновение с Ахматом, но и не послушался советов тех, кто предлагал отступить, смириться с властью Орды. Иван Третий выбрал выжидательную тактику – и она дала свои плоды. Но кто знает, как бы сложились события на Угре, если бы не послания Вассиана, которые придали мужества и русским воинам, и великому князю. Во многом благодаря этим посланиям в русском государстве «утвердилось положение о богоизбранности великих князей. Для XV века это означало независимость Руси от татарского владычества». Так после Сергия Радонежского, вдохновившего Дмитрия Донского на Куликовскую битву, другой ростовец – Вассиан Рыло родом из деревни Рылово – пламенным словом внес свой вклад в окончательную победу над поработителями.
13. ГРАФ ТАТИЩЕВ И НЕСБЫВШИЙСЯ ПРОЕКТ
Широкую известность, по крайней мере – в пределах Ярославской губернии, Кураковщина получила во многом благодаря одноименной книге А.А.Титова. Но был в истории здешних мест еще один момент, который можно расценивать как продолжение этой же традиции – попытаться улучшить быт крестьян, создать здесь нечто вроде образцовой деревни, причем не наподобие потемкинской, для одного лишь любования, а настоящей.
Этот «эксперимент» чуть не произошел в соседнем с селом Макарово (как говорится – рукой подать) селе Татищев-Погост, история которого так крепко связана с Кураковщиной, что без рассказа о нем не обойтись. Практически речь идет о тех же самых крестьянах, по-соседски перероднившихся между собой, и соседях-помещиках, которым по причине высокой родовитости кроме как друг с другом здесь и общаться было не с кем. Возможно, тут и кроются причины необычного проекта...
Первые достоверные сведения о селе Татищев-Погост приведены в грамоте царя Михаила Романова от 16 мая 1619 года боярину Юрию Игнатьевичу Татищеву: «Пожаловано за Московское сидение из его поместья Ростовского уезда Сотемского стана село Погост на реке Луте». Из этой же грамоты следует, что Погост уже тогда был большим селом с двумя церквами, с крестьянскими избами возле них и боярскими хоромами. С того времени село стало называться по имени новых владельцев – Татищев-Погост.
Родоначальником рода Татищевых считают князя Василия Юрьевича по прозванию «Татищ», полученному, как было написано в родословной книге Татищевых, за то, что, будучи воеводой в Новгороде, он открыл заговор против великого московского князя и как «тать», ночью, схватил главного зачинщика. В той же родословной сказано, что князь Василий Юрьевич в девятом колене приходился потомком первому русскому (по летописи) князю Рюрику. Михаил Юрьевич Татищев – сын первого владельца села – был окольничим и ростовским воеводой, он значительно расширил и благоустроил Татищев-Погост.
Однако наибольшего расцвета село достигло при Дмитрии Павловиче Татищеве (1767–1845). С его именем связан и необычный проект, поэтому необходимо хотя бы коротко рассказать об этом человеке, тем более, что его судьба интересна сама по себе. Военную карьеру Дмитрий Павлович начал сержантом лейб-гвардии Преображенского полка, затем перешел на службу в конную гвардию. Во время русско-турецкой войны 1789–1791 гг. поступил волонтером в действующую армию, был добровольцем в армии А.В.Суворова, за мужество, проявленное в Польской кампании, получил Георгиевский крест.
Судьба ему благоволила, к Татищеву одинаково доброжелательно относились и Екатерина Вторая, пожаловавшая ему звание камер-юнкера, и Павел Первый, который произвел его в действительные камергеры, и Александр Первый, от которого в 1808 году он получил звание сенатора. К этому времени он уже оставил военную службу и перешел на дипломатическую. Сначала был посланником в Неаполе, потом его назначили представителем русского правительства в Мадриде, затем – посланником при Нидерландском дворе.
В 1822 году он был командирован с чрезвычайным поручением в Вену и после успешно проведенных переговоров занял пост постоянного представителя России при Австрийском дворе. Через четыре года, при воцарении Николая Первого, Татищева назначили послом России в Вене, эту должность он занимал двадцать лет, за безупречную дипломатическую работу был пожалован в обер-камергеры Императорского двора, награжден почти всеми русскими орденами, был кавалером многих высших иностранных орденов, от великого магистра державного ордена св. Иоанна Иерусалимского получил почетное звание балии этого ордена.
В те годы, когда владельцем Татищева-Погоста был Дмитрий Павлович (при этом почти безвыездно проживавший за границей), центр села представлял собой богатую усадьбу: обширный господский дом окружал большой сад и липовый парк, обнесенный крепким забором с каменными воротами, барский дом был в два этажа – нижний каменный, а верхний из крепкого дуба с высокой тесовой крышей. Многочисленные комнаты этого дворца украшали старинные портреты Татищевых и полотна иностранных художников, мебель из красного дерева, люстры, канделябры, серебряные и другие фамильные редкости, шкафы с книгами.
В 1810 году в центре села на средства Д.П.Татищева была выстроена Сергиевская церковь, во имя преподобного Сергия Радонежского, как говорит местное предание, – «по проекту, высланному из Италии». Но строили ее местные мастера, что придало церкви непосредственность и поэтичность, свойственные архитектуре русской провинции. Церковь эта сохранились до наших дней, и ныне действующая.
Роковым для Татищева-Погоста стало 1 апреля 1832 года, когда пожар уничтожил почти всё село вместе с барской усадьбой. Существуют две версии причин этого пожара: по первой – пожар произошел по вине местного кузнеца, который случайно заронил искру с горячих углей на соломенную крышу крестьянской избы; по второй – усадьбу поджег один из переселенцев-староверов, тосковавший здесь по родной, то ли Костромской, то ли Вологодской земле. Почему староверов ссылали в наши места, где их и так было немало, приходится только гадать.
В то время владелец усадьбы Д.П.Татищев находился в Вене, откуда пришло распоряжение восстановить усадьбу заново, барский дом выстроить каменным, употребляя на расходы весь крестьянский оброк. Тогда же граф принял это необычное решение, заставившее нас вcпомнить о нем, – возвести из кирпича и все крестьянские дома! Для этой цели рядом с селом были выстроены два кирпичных завода, еще немного – и в центре России появилась бы деревня, каких здесь не бывало.
Трудно сказать, что толкнуло Татищева на такой шаг: то ли решил из своей усадьбы сделать подобие ухоженного австрийского поселения, то ли так напугал его пожар. А может, и до Вены, через письма родных и близких, дошли слухи о его соседе по имению – князе Борисе Степановиче Куракине, который к своим крестьянам так относится, что они, за доброту и справедливость, готовы были его на руках носить? Сейчас, за давностью лет, определенно на этот вопрос не ответишь, тем более, что проект так и не осуществился – помешала тому смерть графа, последовавшая 16 сентября 1845 года. Из далекой Вены гроб с его телом был перевезен в Татищев-Погост и похоронен возле Сергиевской церкви в центре села. Церковь во имя преподобного Сергия Радонежского была выстроена на средства графа Д.П.Татищева в 1810 году и представляет собой прекрасный образец русского классицизма. Читаем о ней в Интернете:
«Строгая симметрия фасада и плана, отсутствие привычного алтарного выступа и трапезной, которая была пристроена лишь в середине XIX века, делали Сергиевскую церковь похожей на языческие храмы Древнего Рима. Это с возмущением отметил ярославский епископ, осмотревший храм вскоре после его завершения. Такого рода сходство далеко не случайно. Архитектура Сергиевской церкви лежит в русле так называемого «русского палладианства». Это течение архитектурной мысли, получившее особое развитие во второй половине XVIII века, широко использовало опыт одного из крупнейших итальянских архитекторов эпохи Возрождения, Андреа Палладио (1508–1580). Через творчество Палладио, а также путем непосредственного изучения древних образцов русские зодчие екатерининской эпохи приобщались к великому архитектурному наследию античности.
Архитектурное совершенство Сергиевской церкви заставляет искать автора ее проекта среди ведущих зодчих того времени. История постройки храма и его композиция позволяют высказать некоторые предположения на сей счет. Проект Сергиевской церкви, по-видимому, был готов уже в 1802 году, когда Д. П. Татищев, находившийся в это время на службе в коллегии иностранных дел в Петербурге, подал в ярославскую консисторию прошение о разрешении на постройку в Татищевом Погосте каменной церкви. В 90-е годы XVIII века Татищев служил под началом известного дипломата графа А.А.Безбородко и пользовался его расположением и доверием. Вполне вероятно, что в доме Безбородко Татищев, живо интересовавшийся искусством, познакомился с замечательным русским архитектором конца ХVIII века Николаем Александровичем Львовым (1751–1803), крупнейшим представителем «русского палладианства». Львов был близко знаком с графом Безбородко, как и Татищев, служил под его началом, проектировал по заказу графа здание почтамта в Петербурге. Сергиевская церковь очень напоминает храмы и мавзолеи, выстроенные по проектам Львова. Как и другие творения этого зодчего, она отличается гармонической ясностью и уравновешенностью композиции. Именно ротонда – излюбленная Львовым архитектурная форма – положена в основу замысла Сергиевской церкви. Эта форма более всего соответствовала и мемориальному характеру храма, предназначенного стать местом захоронения Татищева».
В 1910 году по восстановленному по памяти эскизу в селе выстроили сохранившийся доныне «образцовый дом» в три окна, с фигурным фронтоном и башенками – как бы воплощенная в камне мечта Д.П.Татищева, которой так и не суждено было осуществиться полностью. И от заповедной Кураковщины ничего не осталось, тем и закончились «барские» реформы, но след в крестьянских душах они наверняка оставили. Не эту ли чисто местную черту и подметил Н.А.Некрасов, когда начинал здесь писать свою поэму о семи мужиках-правдолюбцах, отправившихся искать счастливого?
14. И ШВЕЦ, И ЖНЕЦ, И В ДУДУ ИГРЕЦ
В одном из дореволюционных источников по истории Ростовского края было написано следующее: «Семибратовщина – село Ярославской губернии в Ростовском уезде, принадлежит фамилии князей Куракиных, в нем бывает еженедельный торг по понедельникам, на который приезжают ростовские и прочих уездов купцы и мещане, а привозят шелковые и прочие товары, как то: платки, выбойки, кумачи и китайки, а крестьяне привозят по большей части лес, холст и пряжу».
Приимковская волость, в которую входило Семибратово, состояла к концу XIX – началу XX столетия из двух сельских общин – Приимковской и Левковской, всего 19 селений. К 1885 году, когда А.А.Титов писал книгу «Ростовский уезд Ярославской губернии», в них проживало 1493 ревизских души, каждый выплачивал в течение года 7 руб. 72 коп. налогов, из них 3 руб. 60 коп. – мирских, 1 руб. 52 коп. – земских, 2 руб. 60 коп. – казенных. Деньги по тем временам немалые. Чем же еще, помимо торговли лесом, холстом и пряжей, занимались приимковские крестьяне, чтобы выплачивать налоги, содержать семьи?
В книге «Наш край» П.А.Критский писал о Ростовском уезде: «Больше вcего <здесь> засевается картофеля, затем идут рожь, овес, лен, горох, пшеница и ячмень... В Приимковской волости занимаются выкормкой каплунов; птиц для этого скупают не только на месте, но и в соcедних губерниях. В течение года выкармливается до 150 тысяч каплунов, которые вывозятся в обе столицы».
О выращивании каплунов писал и А.А.Титов, отмечая, что только в Макарове за осень выращивается до трех тысяч, потом они перепродаются местным скупщикам. Таким образом, это было отлаженное производство, в котором были заняты многие: помимо скупщиков, одни выращивали овес, другие делали из него муку на тех же Исадских мельницах, третьи кормили каплунов скатанными из овсяной муки шариками. А дело это, как пишет Титов, было хлопотное: «Кормить их начинают с Покрова и кончают и колют перед Рождеством за неделю и немного ранее. Для выкормки каплунов устроены особого рода избы или курятники, где для них делают в несколько рядов и этажей клеточки с отдельным для каждого тесным помещением... Кормка или суточная раздача корма начинается с полуночи и продолжается часа три–четыре, до утра».
Много было среди приимковцев троечников, извозчиков и обозовиков, возивших товары в Ярославль, Кострому, Вологду, Москву; те, кому сопутствовал успех, содержали свои станции. В Макарове и Исадах возникло несколько картофелетерочных предприятий, дававших хорошую прибыль, поскольку картофеля в Приимковской волости выращивалось много. Крахмал и патока вывозились в другие города, а отходы производства приобретало для откорма скота местное население. Все это развивало в жителях предприимчивость, которая нашла еще более широкое применение после отмены крепостного права. В 1870 году крестьянин Петр Алексеевич Сакин создал в Макарове собственное ткацкое предприятие с конторой и складом пряжи, привлек к делу крестьян-надомников, причем не только из своего села, но и из соседних уездов, всего около двух тысяч человек. Затем Сакин построил на левом берегу реки Устье, где сейчас расположен завод газоочистительной аппаратуры, полотняно-белильный завод, за качественные полотна получил от Министерства государственных имуществ похвальный лист.
Однако дальше дело здесь застопорилось, не получило продолжения – крестьяне соседней деревни Козлово, у которых Сакин арендовал землю, отказались продать их Сакину, и в 1881 году он перенес свой завод поближе к Ярославлю, на берег реки Которосль, где теперь стоит фабрика «Красные ткачи». Интересная подробность: земли на берегу реки Которосли П.А.Сакин приобрел у брата Н.А.Некрасова – Федора Алексеевича, владельца усадьбы в селе Карабиха. Это уже второе пересечение семибратовской истории с именем великого русского поэта.
Умер П.А.Сакин в 1896 году, оставив после себя четырех сыновей–наследников, продолживших его дело. Семья Сакиных была уважаемой в Макарове. Когда 12 августа 1858 года сюда приезжал император Александр Николаевич с супругой, хлеб-соль им приподнес макаровский бурмистр Алексей Иванович Сакин, судя по всему, отец будущего предпринимателя.
Одновременно в Макарове развивалось сапожноваляльное производство, началась острая конкурентная борьба между четырьмя заводчиками. Победил в ней Егорычев, который в 1906 году выстроил около Макарова сапожноваляльный заводик, работающий на паровой машине. Для сравнения объемов производств назову две цифры из упоминавшейся выше справочной книги «Россия»: «Самая «значительнейшая» из валяльных фабрик селения производит валенок на 45 тыс. руб... Фабрика шерстяных изделий (Блесс) – на сумму 400 тыс. руб. при 460 рабочих». Позднее на месте егорычевского заводика стояла ватная фабрика, которая долго «на ладан дышала», пока вовсе не закрылась.
Можно сказать, что благодаря существованию в Приимковской волости заповедной Кураковщины, где крестьяне были более грамотны и самоcтоятельны, тут выработался особый крестьянский тип «Недаром в Ярославской губернии их звали кураковцами – это название было не насмешка, а как бы почет. К кураковцам относились с уважением, и они пользовались большим доверием. Несмотря на изменившиеся условия, сторона эта и посейчас в экономическом отношении находится в значительно лучшем положении, нежели другие части Ростовского уезда», – писал по этому поводу А.А.Титов.
Эти слова подтверждает разносторонняя и успешная деятельность кураковцев на всех поприщах, которые они выбирали. Он же писал в книге «Ростовский уезд Ярославской губернии»: «Главная промышленность в Макарове, как и в Кладовицах и частию в Гвоздеве, – троечники и извозчики, или обозовики. Последние возят товары в Москву, Ярославль, Вологду, низовые земли, а троечники, кроме перевозки пассажиров по воле и по случаю, содержат станции в Ростове, Ярославле и других городах».
Это сообщение дополнил П.Кончаловский – автор путеводителя по Московско-Архангельской железной дороге, изданного в 1897 году: «В хорошую погоду можно лучше проехать в село Великое от станции Семибратово, где легче найти извозчиков, которые приезжают к приходу почтовых и пассажирских поездов железной дороги. За проезд от станции до села Великого берут 1 рубль и 1 рубль 50 копеек».
О том, что кураковцы умели не только хорошо работать, но и отдыхать весело, свидетельствовали известные по всей губернии местные святочные съезды молодежи, проходившие несколько дней, по очереди в разных деревнях, с беседами, песнями, играми и другими увеселениями. В той же книге «Кураковщина» вот как об этом писал А.А.Титов:
«Более или менее отличительный признак Кураковщины – святочные съезды девиц и молодцов, причем девицы съезжаются в известные селения на несколько суток в гости к девицам не только родным, но просто запросто к знакомым, между тем как молодцы приезжают в такие селения издалека только с вечера и веселятся здесь на беседах до 3-х часов утра. Тот и другой пол в это время щеголяет изысканно-богатыми и щегольскими нарядами. Первый такой съезд бывает дня за два до Рождества в Макарове, откуда во второй день праздника перебираются на три дня в Кладовицы, отселе в Никольское и соседнюю деревню Курбаки (по непоместительности первой) на три же дня, наконец – на три дня в Приимково. Все эти вечера проводятся молодежью на беседах в песнях, играх и других святочных увеселениях.
Скажем несколько слов и о летних гуляньях. Между Макаровом и Великим селом Ярославского уезда, в 6–7 верстах от Великого села, на таком же расстоянии от села Макарово и верстах в 4-х или 5-и от деревни Воэхты, находится «Огарев холм». Под этим именем известны два высоких холма, на расстоянии версты друг от друга, крутые и открытые. На одном холме раскинуто обширное село Огарев холм, с барским домом князя Урусова. У подошвы же другого холма бывает в заговенье на Петров пост многолюднейшее из многолюдных гулянье, привлекающее к себе молодежь из весьма отдаленных селений. Здесь раскидываются шатры с простонародными лакомствами, гуляют, ходят хороводами, поют песни и играют в разные игры. Происхождение этого гульбища неизвестно и особого названия оно не имеет, а говорят просто: «пойдем под Огарев холм». Близ села Гвоздево бывает довольно многолюдное гулянье, съезд молодежи из разных селений, в Вознесеньев день, на Исадском мосту при деревне Исады, у Исадской мельницы на реке Устье. Храмовый праздник в Гвоздеве – Крещенье, Ильин день и Николая Чудотворца. В Троицын день и в Петрово заговенье сбор гуляющей молодежи – на рубеже Климатинской, Порецкой и Огаревской земли, у подошвы и по скату Климатинской горы. Местность эта называется Комарово. Бывает здесь сбор девиц и во все весенние праздничные дни. Прочие селения справляют отдельные гулянья по своим местам, а в Троицу и Петрово заговенье все сходятся на Комарове – место для всех тогда заветное. Петровым заговеньем заканчиваются здесь летние гулянья. Причина и время выбора Комаровской местности под окружное народное гульбище неизвестны».
В книге «Ростовский уезд Ярославской губернии», в описании села Татищев-Погост, дана следующая информация о местных обрядах и обычаях:
«Резкая особенность Татищева-Погоста – огромное катанье но селу, в мясное перед масленицей заговенье; молодой народ, в нарядных сельских санях с щегольской упряжью, разряженный в пух, съезжается для этого сюда верст из-за 20-ти. Жители погоста, равно села Гвоздева, д. Семеновского и других соседних селений, почти поголовно раскольники, между тем как первые переехали сюда из Вычуги православными. Дело обращения православных в раскол староверы начинают обыкновенно с описания слабых сторон православного духовенства, возбуждая чрез то в слушателях холодность, неуважение, недоверие и затем презрение к нему, а потом и к самой церкви с ее учением и обрядами. Господствующей раскол здесь – перекрещеванцы....
При погосте и в его окрестностях нет замечательных урочищ и урочных гульбищ; собирался прежде народ на гулянье по весенним и летним праздникам к так называемой ныне Высоцкой Фабрике, когда там жили сами гг. Высоцкие, но с переселением их на житье в Ярославль тамошние гульбища прекратились. Ныне татищевцы гуляют весной и летом, по воскресеньям, у Исадской мельницы на лугу, между ею и шоссейной дорогой; в Троицын же день у Огарева-Холма, а в Петровское заговенье, которое здесь называют «Петровошное», за Приимковым, при дер. Головине и у Акакиевой пустыни; в этой последней увеселительное народное гульбище в Петровошное заговенье господствует вокруг пустыни на большое пространство в окружности. Пустынь эта была, как выше уже сказано, монастырем, который упразднен, кажется, в XVIII столетии. Чудотворная икона Казанской Божией Матери перенесена отсюда в Белогостицкий монастырь. При пустынской церкви живет ныне только местное приходское духовенство. От бывшего монастыря остались только следы сада, пруд и древесные аллеи. Между монастырем и соседним с ним селом Воскресенским протекает речка Сотьма. Летом, в праздник Казанской Божией Матери. в Акакиевской пустыни бывает многолюдная ярмарка, на которую немало приводят лошадей для продажи. Про Аграфену-Купальницу здесь знают только по названию, да по именинницам; о копке и т. п. нет и слуху. По поводу вышеизложенного, возникают следующие соображения: 1) При Акакиевой пустыни, в бытность тут монастыря, не могло быть «Петровошного» гульбища; следовательно, оно получило здесь начало уже по упразднении монастыря, не ранее второй половины прошедшего столетия, и есть уже позднейшее искаженное и безыдейное подражание копкам, рудникам, солонинам и Ярилам. 2) Некоторые из подобных гульбищ, как из числа подражательных, так и самостоятельных, устроились при исторических памятниках, напр. Акакиевское «Петровошное», Сарское на Городце, Рюминское на Воиновых горах, Печегодское на Городке, Осокинское на Городищах и, может быть, Игрищенское близ Аколовского городка на Устье. 3) Некоторые из весенних гульбищ образовались уже в новейшие времена, устроились при господских домах, на дачах, по желанию и вызову местных помещиков, а потом, за отсутствием последних из прежнего места жительства, закрылись, напр. Высоцкое, при Могзинской суконной фабрике, Марковское, при селе Маркове, в бытность там княгини Урусовой, Ивашевское, при селе Ивашеве, в бытность там гг. Филатьевых, при селе Ново-Троицком, в бытность там гг. Горяиновых. Это дает повод предполагать, что такому же случаю обязаны своим началом и некоторые из продолжающихся до ныне увеселительных народных сборищ при селениях и местечках, означенных фамилиями местных владельцев, например, при селе Сабурове, по р. Устье, под Борисоглебскими слободами, при селе Гвоздеве, по Устью же, близ Исадской мельницы, при Огареве Холме в имении кнн. Урусовых, при дд. Головине и Головинском, на Лахости у большой Суздальской дороги, и у села Приимкова под Семеновским, близ села Шестакова, Комарове гульбище, близ д. Огарева, при селе Кондакове и Переяславцеве, в Угличском уезде, и т. п. Из числа местных верований особенно сильно распространено убеждение, что в мясное, перед масленицей, заговенье будет свету преставление, и потому день этот у баб пользуется особенным почетом, который строго им воспрещает браться тогда за иглу для шитья и даже для починки заплат; в противном случае – иглой уколешь палец, привяжется ногтоеда и скоро ее не залечишь. Вероятно, приурочение кончины Mиpa к мясному заговенью произошло оттого, что в церкви в этот день читается евангелие о страшном суде.
Любопытен также способ лечения лихорадки, практикующийся в погосте, рассказанный нам одной крестьянкой. Пекут 12 пирожков или пряженцев, начиненных разнообразными лакомыми начинками, и пирожки эти в сумерки или ночью кладут за селением, на перекрестки. Это – жертва или дар 12 сестрам, заведывающим лихорадкою, которые наносят ее и имеют власть снять с больного. Вынесенных на перекресток пирожков, во имя тех сестер-невидимок, по народному верованию, ни птица не клюет, ни домашнее животное не ест, ни зверь не уносит. То же было и с опытом дикарки-рассказчицы: пирожки остались на перекрестке до утра и были замечены сотнею проходивших тут, которые при этом в селе говорили после, что пирожков этих они видели там до двухсот. Верование объясняет притом, что если такие пирожки к утру исчезнут с места жертвоприношения, то это значит, что жертва принята сестрами-богинями, – лихорадка будет снята с больного. Это верование показывает, что народ признает, в числе других духовновещественных существ, имеющих влияние на человека, двенадцать сестер, которые наносят на человека лихорадку и за вещественную жертву снимают ее. Сестры эти принимают жертву вне селения на перекрестке, а допускают к себе жертвователя и принимают от него дар ночью, в темноте. Играющий здесь не последнюю роль перекресток напоминает господствовавшей в некоторых селениях религиозный обычай ставить на перекрестках за селениями столбы и увешивать их, в знак религиозного чествования, полотенцами, платками и лоскутками; также обычай едущих к венцу девиц бросать с себя на перекрестке булавку; далее, описанный архиепископом Нилом обычай сибирских шаманистов хоронить покойников близ проезжих дорог, где проходящие на помин их души кладут к могиле какую-нибудь вещицу, в качестве жертвы; затем господствовавший у славян-язычников обычай урны с пеплом сожженных покойников выставлять на шесте или столбе на перекрестках, за селениями; наконец, обычай молиться на перекрестке на все четыре стороны. Не в связи ли все эти верования и таинственное значение перекрестка? Рассказ о вышеизложенном простонародном рецепте против лихорадки другая лекарка передала другой народный рецепт против той же болезни, ею самою, назад тому года четыре, приложенный к делу. Берут десять лоскутков бумаги, надписывают на них, по усмотрению и выбору больного лихорадкою, имена церквей городских или сельских, опускают эти записки в шапку, картуз или какой-нибудь сосуд и, закрывши, перетряхивают, как жеребьи в урне; потом больной вынимает оттуда наудачу номерок, какой попадется под руку, и какой церкви имя на вынутом номере окажется, в ту церковь он должен принести какой-либо дар: жертву, деньги на свечу, самую ли свечу, другую ли какую вещь, – и лихорадка пройдет. Этот рецепт или способ лечения носит наименование: «десяти церквей»».
В той же книге «Ростовский уезд Ярославской губернии», в описании села Семибраты-Макарово, так рассказывается о местной промышленности:
«Главная промышленность в Макарове, как и в Кладовицах и частью в Гвоздеве, – троечники и извозчики или обозовики. Последние возят товары в Москву, Ярославль, Кострому, Вологду, низовые города и другие места, а троечники, кроме перевозки пассажиров по воле и по случаю, содержат станции в Ростове, Ярославле и других городах.
Друая промышленность – выводка каплунов. Собственно, этим промыслом занимаются в Макарове в настоящее время (1869 г.) только три дома, в большему же количестве – у Николы на Перевозе, в Гвоздеве и Кладовицах, а в наибольшем – в Приимкове и деревне Полежаеве; вообще, выкормкой каплунов промышляет и вся так называемая Куракинская вотчина, иначе – вотчина княгини Чернышевой, состоящая из Макаровского, Гвоздевского и Приимковского приходов. Петухов для выкормки каплунов скупают по всей Ярославской и соседним губерниям. Кормить их начинают с Покрова и кончают и колют перед Рождеством за недолго и немного ранее. Для выкормки каплунов устроены особого рода избы или курятники, где для них делают в несколько рядов и этажей клеточки, с отдельным для каждого тесным помещением. Кормят из рук шариками, скатанными из овсяной муки; в том же помещении стоит для каплуна и питье. Кормка или суточная раздача корма начинается с полуночи и продолжается часа три–четыре, до утра. Большую часть каплунов содержат и кормят также в подпольях, за неимением помещения в особых курятниках. В одном Макарове выкармливается в осень до 3000 каплунов, а в других селениях еще более. Выкормленных здесь каплунов, и уже колотых и ощипанных, продают особым скупщикам из местных же крестьян, а эти скупщики, в свою очередь, перепродают более крупным гуртовщикам, из коих главный и чуть ли не единственный в своем роде, – в деревне Полежаеве Приимковского прихода, – отправляет каплунов в столицы».
Воистину – кураковец был и швец, и жнец, и в дуду игрец.
15. СКАЗ О МАЛОЙ РОДИНЕ И МЕСТНОЙ БЕЛОВОДИИ
- На пути к столице русской,
- Пусть не очень знаменит,
- Возле узкой речки Устье
- Семибратово стоит.
- Федеральною дорогой
- Разделенный пополам,
- В центре смотрится как город,
- Как деревня – по краям.
- Близко-близко через речку
- Два моста висят рядком.
- Больше, вроде, хвастать нечем –
- Баня, школа, гастроном.
- Здесь сады, тут огороды.
- До чего ж привычно всё!
- Ну, какой же это город?
- Так сказать, ни то, ни сё.
- Все собаки здесь знакомы,
- Все бомжи – друзья мои.
- Для кого-то – лишь поселок,
- Для меня же – пуп земли.
- Топонимы, как известно,
- Для ученых хороши.
- По названьям сел окрестных
- Хоть историю пиши.
- Как и каждое селенье,
- Семибратово у нас
- Начинало рост с деревни…
- Вот о ней и будет сказ…
- В словаре известном Даля,
- Досконально, как всегда,
- Переводится «исады» –
- Как рыбачья слобода.
- Но еще есть объясненье –
- «Место высадки». И здесь
- Возникают подозренья
- Гуще, чем дремучий лес.
- Из каких-то дальних далей,
- Взбороздив речную гладь,
- Не отсюда ли славяне
- Стали край наш обживать?
- А тогда и речка Устье
- С редким именем своим
- Называлась, может, Русья –
- Позабытый топоним?..
- Продолжаем незатейный
- По окрестностям маршрут.
- Топонимы, словно тени,
- Нас в историю ведут.
- Слава Богу, что в народе
- Сохранилась с прошлым связь.
- Здесь Приимково найдете,
- Где чудачил старый князь.
- Рядом древнее Левково
- И Татищевский Погост.
- Заросли поля травою,
- Дышит ладаном колхоз.
- Но зато былое вскроешь –
- Столько чудного найдешь!
- Что там Рим, Москва и Троя –
- Мы не лыком шиты тож.
- В каждой малой деревеньке
- Столько всяких небылиц,
- Что не встретите вовеки
- В биографии столиц.
- Взять историю Козлова –
- Деревенька так себе,
- А о ней плетут такое –
- Чуть не с Киевом в родстве.
- Есть легенда, будто Киев
- Основали «на троих» –
- Вместе с братом старшим Кием
- Щек и младший брат Хорив.
- В местном сказе говорится:
- Как-то Кию довелось
- С Щеком быть в Белогостицах,
- Где он звался «Белый гость».
- «Белый» – значится «почетный»
- В словаре старинных слов.
- Знать, не только для охоты
- Кий явился под Ростов.
- Может, шли переговоры
- Между родственных племён…
- Много всяческих историй
- Под завалами времён.
- В месте, где стоит Козлово,
- В тот седой, далекий век
- Дочку князя Лесогона
- Повстречал случайно Щек.
- Вот отсюда и ведется
- Имя этого села:
- Чтоб тайком встречаться с Вёксой,
- Превращался Щек в козла.
- Рядом Гвоздево. В сказаньях –
- Здесь жил князь по кличке Гвоздь.
- А за что его так звали –
- Разузнать не довелось.
- Может быть, за норов твердый,
- Может, был как черт упрям.
- Отношение в народе
- Очень меткое к словам.
- Наши люди про пустое
- Долго думать не хотят:
- Иногда лишь молвят слово –
- И навечно пригвоздят.
- А в Кладовицы-деревне,
- Как преданья говорят,
- До сих пор (лет триста, верно)
- Не найдут какой-то клад.
- То ль разбойничий, то ль княжий –
- Не решили до сих пор,
- Но на всякий случай даже
- Срыли рядом косогор.
- Есть еще Ломы-деревня.
- Здесь начальству дали знать,
- Что в решающем сраженье
- Удалось врага сломать.
- Говорят, что эта схватка
- Под Карабихой была.
- Как в Ломы попала ставка –
- До сих пор темны дела.
- Есть места с судьбою сложной,
- Например – Бородино.
- Это имечко, возможно,
- Словом «брод» порождено.
- Здесь, другой согласно сказке,
- Из братьёв стояла рать.
- Их для точности огласки
- Стали сбродичами звать.
- Здесь немало проживало
- Замечательных людей.
- Хорошо земля рожала,
- Тесно было от детей.
- Жил в Левкове поп Леонтий,
- Гвоздев-князь в соседстве жил,
- А Татищев-граф в Европе
- Верно Родине служил.
- Что ни имя – то ступенька
- В древность, в прошлое Руси.
- Очень важно человеку
- С детства корни знать свои.
- О достойном Вассиане
- Память Рылово хранит.
- На Угру писал в посланье:
- «Быть с врагами, как гранит.
- Перед темной вражьей силой
- Ни на шаг не отступать,
- Чтобы будущей России
- Выше голову держать.
- Чем сгибаться – лучше стоя
- За Отчизну в битве пасть»…
- Нет, не даром Русь святою
- Гордо в древности звалась.
- О Леонтии, похоже,
- Очень складно люди врут:
- Будто он – отец Алеши,
- Что Поповичем зовут.
- Впрочем, всякое возможно,
- Не всегда же врать и врать.
- Повторяю – в нашем прошлом
- Можно многое сыскать.
- Вот, к примеру, о монахе,
- Что Макарово-село,
- Скит построив на Синявке,
- Основал давным-давно.
- Вроде, в этой байке старой,
- Ясно всё: рубил, пахал.
- Почему ж тогда Макарий
- Бросил всё и убежал?
- Может, с Богом не смирился?
- Оскудела вдруг земля?
- Или, может, так влюбился,
- Что бежал, башку сломя?
- А позднее князь Куракин
- Тоже вдоволь почудил –
- Образцовые порядки
- По Уставу учредил:
- «Не ругаться, не буянить,
- В меру пить, не воровать
- И к крестьянину вниманье
- Повсеместно проявлять»…
- И не слыхивали даже
- В ту эпоху те слова.
- О Кураковщине нашей
- Далеко пошла молва.
- Беднякам хозяев милость –
- Как рождественская сласть.
- Даже слухи появились –
- Беловодия нашлась.
- О кураковцах счастливых
- Семибратовских корней
- Даже песню сочинили,
- Что дошла до наших дней:
- «Кто живет в таких палатах?
- Мужики из Семибратов.
- Видно, барин их хорош,
- Что не тащит каждый грош».
- Так Кураковщина наша
- Удивила белый свет.
- С тех времен поры той краше
- Не бывало много лет.
- К сожалению, богатой,
- Заповедной стороной
- Оставались Семибраты
- Лишь отрезок небольшой.
- Только в памяти народной
- Сохранился на века
- Этот краткий миг свободы
- От кнута и кулака.
- Может, здесь поэт Некрасов
- Отыскал сюжет стихов,
- Как отправились за счастьем
- Семь наивных мужиков?
- Если так – гадать не надо,
- Где столкнуло их судьбой:
- Здесь, конечно, в Семибратах,
- На дороге столбовой.
- Пусть конкретных указаний
- У поэта нет в стихах –
- Семибрат упоминанье
- Есть в его черновиках.
- Дом, в котором жил Осорин –
- С кем охотился поэт, –
- Уничтожили под корень,
- И следа в том месте нет.
- Родники, как всем известно,
- Бьют из самой глубины.
- Слов хрустальных в крае местном
- Все источники полны.
- И сомнения напрасны,
- Что в иных, чужих краях
- Пушкин взял сюжет для сказки
- О семи богатырях.
- Всё в ней наше – и Чернявка
- В честь Синявки названа,
- И красавица-мерзавка –
- Рядом жившая княжна.
- А еще одна примета–
- Королевич Елисей.
- Только глупый не заметит –
- То Попович Алексей.
- Что ж до братского портрета –
- Тут не надо и гадать:
- Без подсказки в сказке этой
- Семибратовцев видать.
- О сестре братьев Настасье,
- Что сынка явила в свет,
- В стихотворной складной сказке
- Рассказал земляк-поэт.
- Автор сказки, хоть немного
- В этой жизни прожил лет,
- Но талантлив был от Бога,
- И учитель, и поэт.
- Чтоб узнать наш край получше,
- Прочитай ту сказку впрок.
- Как сказал великий Пушкин:
- «Сказка ложь, да в ней намек»…
МИХАИЛ СУДАРУШКИН
16. СКАЗ О ТОМ, КАК БРАТЬЯ-СБРОДИЧИ ХОТЕЛИ ЖЕНИТЬ АЛЕШУ ПОПОВИЧА
- Где тут вымысел, где правда –
- Не поймешь старинный сказ.
- Нам же лишь одна отрада:
- Всё худое – не про нас.
- Место действия не ново –
- Всё окрестности Ростова,
- Где, как писано не раз,
- Что ни терем – то и князь...
- Недалеко от поселка,
- Ладно сложен, глазу люб,
- Через речку на пригорке
- Находился княжий сруб.
- Там в усадьбе братья жили,
- Осерчав, соседей били.
- Их за буйство это, знать,
- Стали сбродичами звать.
- Впрочем, некий старец древний
- По-иному говорил:
- Братья-сбродичи, наверно,
- Были все богатыри.
- Жили братья возле брода –
- Потому и звали сбродом...
- А числом их было семь,
- Ровно семь, да не совсем.
- Среди них была сестрица,
- Не найти ее милей,
- По хозяйству мастерица,
- А с лица – хоть воду пей.
- А в Ростове воеводил
- Сын поповны Алексей.
- Он девицу и забродил,
- Прицепился, как репей.
- Так обхаживал девицу,
- Что пробрался к ней в светлицу.
- Но узнав, что на сносях,
- Перестал бывать в гостях.
- Позабыв дорогу в терем,
- Говорил дружкам своим:
- «Лучше мне лежать под зверем,
- Чем жениться молодым».
- Братья, хмурясь, примечали
- Непонятный поворот:
- Их Настасья вся в печали,
- Мало ест, а только пьет.
- Но при этом, как буренка,
- Растолстела вдруг сестренка.
- Учинили ей допрос...
- Крику было – что и слез.
- Был когда ответ получен,
- Порешили меж собой:
- «Должен быть за грех замучен
- Алексей такой сякой».
- Но затем, по ходу прений
- Как Алешку проучить,
- Поступило предложенье
- Сей наказ ужесточить:
- «Удушить его удавкой –
- Для мерзавца слишком мягко.
- Пусть он, так его растак,
- Вступит с ней в законный брак!»
- Подкрепленный крепким матом
- (Излагаю только смысл),
- Был составлен ультиматум:
- «Хочешь жить – тогда женись.
- А не то, едрёна вошь,
- Ни за грош ты пропадешь!»...
- И отправлен был в Ростов
- Он с посыльным из купцов.
- Тут же, вроде, согласился
- Воевода на венец.
- Аж с подарками явился...
- А потом исчез, подлец.
- Удивив честной народ,
- Объявил: «Иду в поход!
- Неча, братцы, с женкой спать –
- Надо родину спасать!
- Если б вовремя женился, –
- Объяснялся он толпе, –
- От призыва открутился,
- Подчинился бы судьбе.
- А по поводу Настасьи
- Я виновен лишь отчасти:
- Голубок не подойдет,
- Коль голубка не зовет»...
- Братья пьют, сестра за прялкой,
- Княжий терем весь скрипит,
- Алексей погиб на Калке,
- Сын его – в кроватке спит.
- Так уж в жизни повелось –
- Всё-то в ней переплелось:
- Стали братья для мальца
- За дядьев и за отца.
- Что касается Настасьи,
- Хоть и тяжкий был урок,
- Не согнулась от несчастья,
- Мамку радует сынок.
- Ликом – вылитый отец
- И до девок молодец.
- От него зачин ведет
- Семибратовский народ:
- Мужики – богатыри,
- Женщины – красавицы…
- Автор сказку сотворил –
- И на том прощается.
- Кстати, братьям повезло –
- В честь их названо село.
- В том селенье, в самый раз,
- И записан этот сказ.
БОРИС СУДАРУШКИН
17. СКАЗ О РОСТОВСКОЙ СТОРОНЕ И УКРАДЕННОЙ ЖЕНЕ
- В славном городе Ростове,
- У Голениных в семье,
- Дочка князя Феодора
- Расцвела во все красе.
- Князь задумался: однако
- Надо зятя ровню нам…
- И с Василием Шемякой
- Он ударил по рукам.
- Тот ростовский был наместник
- И по роду тоже князь.
- Ну, а главное, – невесте
- Приглянулся в самый раз.
- Но уже пред самой свадьбой
- Разругались в пух князья.
- И престарый князь Брюхатый
- Феодору в жены взял.
- Чтоб жене к соблазнам лишним
- Путь навечно перекрыть,
- В дальней вотчине на Ишне
- Повелел несчастной жить.
- То село звалось Демьяны.
- Доле следуя своей,
- Проживало в нем немало
- Князю преданных людей.
- Князь Шемяка рыскал волком,
- Побывал в Демьянах сам.
- Всё разведав, за подмогой
- Прискакал к семи братьям.
- Ну а тем помочь влюбленным
- По душе, видать, пришлось.
- И, купцами наряжёны,
- Снарядили в путь обоз.
- Быстро к терему на Ишне
- Подкатили в тот же день.
- У крыльца собрав девичник,
- Тень наводят на плетень:
- Так, мол, так, товар в столице
- Закупили в город Буй.
- Коль понравится девица –
- Отдадим за поцелуй.
- Появился князь Брюхатый,
- Посмотрел, зевнул раз пять.
- Возвратясь к себе в палату,
- Завалился снова спать.
- Только наша Феодора
- Тоже вышла на крыльцо –
- От Шемяки очень скоро
- Ей вручили письмецо:
- «Без тебя – хоть с камнем в воду,
- Как я мучаюсь – представь…
- Если любишь – на охоту
- Мужа нынче же отправь».
- Тут же скромно Феодора
- Сообщила мужу весть:
- «Принесу сыночка скоро,
- Мне бы вепря мяса съесть,
- Чтобы рос мальчонка крепким
- И лицом красивей всех.
- Говорят, что мясо вепря
- Гарантирует успех».
- Князь обрадовался очень,
- Подозренья все забыл
- И с надежной стражей ночью
- На охоту укатил.
- Лишь растаял в перелеске
- Княжей тройки перезвон,
- Братья кинулись к поместью,
- Как на вражий гарнизон.
- Слуг оставшихся скрутили,
- Феодору, как трофей,
- Быстро в сани посадили –
- И давай хлестать коней.
- То ли в счастье, то ли в горе,
- Под конвоем из братьёв,
- Покидала Феодора
- Град родительский – Ростов.
- В срок законный Феодора
- Сына в муках родила,
- Но Шемяка из Ростова
- Ездил редко – всё дела.
- А потом и вовсе сгинул,
- Сын разбоем занялся.
- Уж такой подрос детина,
- Что и вымолвить нельзя.
- Как же бедной Феодоре
- Оживить в душе пустырь?
- Поселилась вновь в Ростове,
- Основала монастырь.
- Знать, во всем винила мужа:
- Чтоб грехи с себя списать,
- Повелела эту пустошь
- В память Вепревой назвать…
- Есть в преданье о Шемяке
- Неразгаданный момент:
- Где тут правда, где тут враки?
- Или правды вовсе нет?
- Но анализ древних актов
- Суть преданья подтвердил:
- Был Голенин, был Брюхатый
- И Шемяка тоже был.
- В это время под Ростовом
- Пламенела княжья злость:
- Слишком много у престола
- Претендентов собралось.
- Исторический хронограф
- Говорит об этом так:
- Воевал Василий Темный
- С родом галицких Шемяк.
- Был один – Шемяка Дмитрий,
- А другой – Василь Косой.
- Хоть и был мужчина хитрый –
- Глаз лишил соперник злой.
- Ну, а Дмитрия Шемяку,
- (Он на время влез на трон)
- Опоили зельем-ядом –
- И душа из тела вон.
- Ярославский князь Брюхатый
- Встал на сторону Москвы.
- Князь Василий в результате
- Сжег за братьями мосты.
- Темным звался, потому что
- Был он тоже ослеплен.
- Но, пройдя сражений бучу,
- Всё ж вернул московский трон.
- Князь Брюхатый в Ярославле
- Не погиб едва с женой:
- Так на пару крепко спали –
- Взял их в плен Василь Косой.
- Отпустил за крупный выкуп –
- Кто-то много в лапу дал:
- То ли князь помог великий,
- То ли местный капитал.
- Что рассказ о том не ложен –
- Доказательств точных нет.
- И нисколько не похож он
- На сказания сюжет.
- Много всякого болтают,
- Как князья дрались за власть.
- Может, истина какая
- И втесалась в эту вязь.
- Раздирая Русь на части,
- Шел тогда на князя князь.
- И кричали, встав у власти:
- – Кто тут временные? Слазь!
- Может быть, преданье это –
- Отголосок той борьбы?
- Или это отблеск света
- Феодоровой судьбы?
- Может, так, а может, этак.
- Сотрясать зачем эфир?
- Ведь любовь, измена, дети –
- Темы вечные, как мир.
- Разобраться очень трудно
- В этой буйной кутерьме.
- Если я что перепутал –
- Все претензии ко мне.
- Кто понятлив, тем не нужно
- Объяснять, о чем сюжет. –
- Ведь не только, как у мужа,
- Приманил жену сосед.
- Так о чем тогда сказанье?
- Сам ответить не решусь.
- Угадайте лучше сами,
- А я, может, соглашусь.
- Кто не слышал – глуховатый,
- Кто не понял – тот гордец.
- Ну, а кто мой сказ похвалит –
- Будет просто молодец!
18. ПУТЕШЕСИВИЕ ПО ЗАПОВЕДНОЙ КУРАКОВЩИНЕ
«Клянусь вам своей честью, что я ни за что на свете не согласился бы ни переменить родину, ни иметь другую историю, чем историю наших предков, какую нам послал Господь».
Эти слова А.С.Пушкина звучат ныне и как завещание нам, и как упрек – то и дело перестраивая Россию, мы стали забывать о ее славном прошлом, в суете современности все реже и лишь мельком оглядываемся назад. И удивляемся: почему мельчают наши души, почему мы забываем свое родство? А ведь патриотизм надо воспитывать с детства, не ждать, что он появится в сердцах само собой. Наша великая русская литература, наша отечественная история – вот неиссякаемые источники воспитания патриотизма.
Но есть еще один источник, которым, к сожалению, мы очень редко, от случая к случаю, пользуемся, хотя именно с него надо начинать воспитывать любовь к Родине. Это краеведение, еще недавно так и называвшееся – родиноведение. Прекрасное название, которое надо бы восстановить.
Наверное, было бы правильней, прежде чем приступать в школе к изучению истории всего государства, посвятить несколько уроков изучению прошлого и настоящего малой родины. От малого к большому – такая ступенчатость преподавания истории более естественна, она формировала бы представление об истории не как об отвлеченном, сухом предмете, а как о продолжении истории малой родины, своей семьи, рода, села и т.д.
В этом отношении история Ростовского края – явление уникальное: ее страницами можно проиллюстрировать буквально все этапы отечественной истории. Чтобы убедиться в этом, достаточно совершить короткую экскурсию с севера на юг Кураковщины…
Деревня Голузино, Голузиновский могильник – одно из самых древних поселений фатьяновской культуры на карте Ростовского района.
Деревня Рылово – родина архиепископа Вассиана, автора «Послания на Угру», призвавшего великого князя покончить с ордынским игом.
Село Татищев-Погост – усадьба графа Д.П.Татищева, талантливого дипломата в царствование Екатерины Второй, Павла Первого и Александра Первого, с деятельностью которого связаны важнейшие европейские события того времени. Сергиевская церковь села Татищев-Погост – один из самых ярких образцов классической архитектуры в Ярославской области.
Село Гвоздево – одно из древнейших княжеских сел на Ростовской земле. Возле Богоявленской церкви села Гвоздево похоронен П.А.Сергеев, оставивший яркий след в ростовском и ярославском краеведении.
Село Макарово – основано в XV в., в доме охотника Николая Осорина гостил Н.А.Некрасов. Возможно, именно здесь родился замысел поэмы «Кому на Руси жить хорошо». Представляет интерес история возведенной князьями Куракиными Предтечинской церкви, разрушенной в советское время.
Исады – деревня, вошедшая в состав современного рабочего поселка Семибратово. Впервые Исадские мельницы упоминаются в записи за 1572 год. Последний владелец мельницы И.А.Вахрамеев – городской голова Ярославля, известный коллекционер и меценат. В гостях на даче Вахрамеева в Исадах гостил будущий патриарх Тихон.
Деревня Левково – по одной из версий, здесь в XI в. во время восстания смердов был убит ростовский епископ Леонтий, которого в некоторых источниках называют отцом богатыря Алеши Поповича.
Деревня Бородино – здесь стоял «Сбродичев терем», где жили семь братьев-сбродичей, которые стали героями преданий и былин «Алеша Попович и сестра Збродовичей», «Сказка о семи Семионах, родных братьях» и др. Существует версия, что сюжет о семи братьях-сбродичах был использован А.С.Пушкиным при создании «Сказки о мертвой царевне и семи богатырях».
Белогостицкая слобода – по преданию, записанному А.Я.Артыновым, здесь охотился основатель Киева князь Кий и жил в это время в белом шатре, вследствие чего и был прозван белым гостем. А в деревне Козлово жила Векса, дочь местного князя, в которую влюбился брат Кия Щек, который, чтобы тайком встречаться с Вексой, превращался в золоторунного козла.
Село Приимково – по преданию, здесь была вотчина внука Юрия Долгорукого, впоследствии превратившаяся в родовую усадьбу князей Приимковых, оставивших след и в истории Ростовского края, и в местных преданиях («Сказка о о семи Семионах, родных братьях»). На средства княгини А.И Куракиной была возведена ныне порушенная Рождественская церковь.
Село Ново-Никольское – бывшая деревня Никольское, где в 1909 г. на средства крестьян был возведен Никольская церковь, на освещении которой прибыл будущий Патриарх всея Руси Тихон.
Село Васильково – по сведениям А.Я.Артынова на этом месте находился городок «Басили», построенный ростовским князем Василием Константиновичем (XII в.). Во время нашествия Батыя городок был разорен, супруга погибшего в Ситской битве князя Василька княгиня Мария построила тут новый терем, назвав его именем своего мужа.
Как видим, короткая экскурсия по Кураковщине – всего в несколько десятков километров – увела нас в глубины отечественной истории – от первых поселений на Ростовской земле до событий ХХ столетия. Конечно, не все приведенные здесь сведения исторически достоверны, но сколько прелести в народных преданиях, в былях и небылях! Мы набираемся новых впечатлений и сведений за тридевять земель от родного края, а то, что рядом, оставляем без внимания. И как тут опять не вспомнить Пушкина. Его высказыванием мы открыли последнюю главу нашей книги и его же словами ее закончим:
«Мы так положительны, что прошедшее для нас не существует; Карамзин рассказал нам нашу историю, но едва ли мы выслушали его. Мы гордимся не славою предков, но чином какого-нибудь дяди-дурака или балом двоюродной сестры. Мы на коленях перед настоящим случаем или успехом, но очарование древности и благодарность к прошедшему у нас отсутствуют. Заметьте, что неуважение к предкам есть первый признак безнравственности».
ПРИЛОЖЕНИЕ
СЕРГИЕВСКАЯ ЦЕРКОВЬ СЕЛА ТАТИЩЕВ-ПОГОСТ
Из книги «Село Татищев-Погост», 1911 г.
Храмозданная грамота, хранящаяся в алтаре летнего храма Сергиевской церкви села Татищев-Погост, указывает, что разрешение на постройку было дано в 1802 году декабря 13 архиепископом ярославским и ростовским Павлом. В архиве церкви удалось найти некоторые сведения о производстве строения церкви.
Закладка храма была произведена в мае месяце 1805 года, что видно из природорасходной книги, где записано: «В мае месяце во время заложения церкви собрано от доброхотных дателей 37 рублей; а в июне по приходу собрано старостою Михаилом Осиповым (д. Малитино) – 163 руб. Строителем был Кузьма Константинович Караулов, который и производил закупку всевозможных строительных материалов. Одновременно производилась покупка вещей для церковного благолепия: лампад, кадилок, книг для церковной службы, дароносицы, фонаря, сундука и проч. Всё это покупалось большею частию на Ростовской ярмарке и записывалось в приходо-расходовую книгу, уцелевшую досель. Храм окончательно был готов к 19-му сентября 1810 г., что видно из «описи всякому украшению и благолепию церкви преп. Сергия, учиненной Благочинным.
Освящение храма состоялось в день храмового праздника 25 сентября 1810 г. в присутствии брата храмоздателя Сергия Павловича Татищева, многочисленного духовенства во главе с архимандритом Спасо-Яковлевского монастыря Анатолием, что засвидетельствовано «исполнительным репортом» Благочинного епархиальному начальству.
А теперь перейдем к описанию самого храма. По отзыву профессора Анд. Викт. Прахова, посетившего наше село 23 июля 1910 г., архитектура летнего храма несомненно итальянского происхождения и отличается стройностью и соразмерностью частей. В основу плана взят круг, символ вечности, так часто употреблявшийся в греческом и итальянском церковном зодчестве. Но четыре портика по сторонам над алтарем, папертью и двумя с южной и северной стороны портиками представляют храм снаружи крестообразным. Легкий купол, со сквозным фонарем и оригинальной главой в виде митры, вполне гармонирует с прочими деталями плана.
Стены церкви оштукатурены, обелены известью и украшены гипсовой уборкой: гирляндами, репьями, 16-ю колоннами и 22 полуколоннами с капителями и карнизом. До пристройки теплой трапезы в летний храм вели три входа, теперь же один.
В расстоянии семи сажен от летнего храма с западной стороны его устроена четырехугольная трехъярусная каменная колокольня с круглым куполом и шпилем, высотою более 15 сажен. Нижний ярус в настоящее время, с устройством теплого придела, обращен в паперть; на втором же и третьем повешено семь колоколов семь колоколов: из них главный весом в 307 пудов сооружен в память столетия Сергиевского храма усердием прихожан и доброхотных дателей; повешен на колокольню 4-го июля 1910 г.; второй колокол в 105 пудов – приобретен на Ростовской ярмарке взамен разбитого в Пасху 1857 г. восьмидесяти пудового колокола; третий – весом в 22 п. 8 ф. выменен, как значится в приходо-расходной книге 1804 г., «на сгоревшую медь», причем за обмен уплачено 22 р. 60 к.; четвертый колокол – 16 пудов; прочие – не тяжеловесны.
До 1851 г. колокольня стояла отдельно от летней церкви и в то время особенно ярко бросалось в глаза иноземное происхождение плана Сергиевского летнего храма. Говорят, что на это обратил особое внимание преосвященный Евгений, посетивший село во время обозрения епархии. По его предложению в промежутке между колокольнею и летним храмом в 1851 г. была устроена существующая теплая трапеза из кирпича разобранного господского дома, чем действительно достигнуто существенное изменение общего вида храма, и в теперешнем своем состоянии Татищевский храм напоминает собою типичную для русской церковной архитектуры фигуру корабля, имеющего назначение как бы препровождать души верных к небесному отечеству.
В зимнем храме два придела: во имя святителя Николая Чудотворца и во имя Смоленской иконы Божией Матери. В Николаевском приделе хранится деревянный крест, на котором начертано: «Сей храм построен особенным тщанием и усердием вотчины г. Татищева крестьянина Матвея Иоаннова Лузинова с прихожаны: освящен при священнике Петре Георгиевиче Шумилине и при церковном старосте Андрее Семеновиче Глебове. 1851 г. Окт. 8 дня».
Имея фигуру прямоугольника, зимняя трапеза освещается шестью полуциркульными окнами и в 1910 г. значительно расширена обращением холодной паперти в теплую. Вход в нее устроен в виде портика с двумя колоннами и тамбуром. Стены и потолок украшены живописными священными изображениями и уборкою мастера Н.И.Бажанова из Больших солей Костромской губернии. Из икон зимнего храма по своей древности особенно замечательны следующие:
Образ Преп. Сергия Радонежского Чудотворца в серебряном венце, с чудесами его по сторонам. Образ Святителя и Чудотворца Николая в серебряном венце, с чудесами его. Образ Толгской иконы Божией Матери – риза китайского жемчуга. Образ Грузинской иконы Божией Матери – риза вынизана китайским жемчугом. Образ Скорбящей Божией Матери.
Все означенные иконы были перенесены из прежних деревянных храмов и особо чтутся прихожанами вследствие своей древности, засвидетельствованной в церковной описи 1835 года.
Вообще же своим благолепным видом церковь производит на молящихся приятное впечатление. Внутренний вид летнего Сергеевского храма по своей красоте и изяществу без преувеличения можно сказать поразителен. Круглое устройство его, колоннада из шестнадцати колонн коринфского ордена, на которых устроены вокруг всего церковного здания хоры, убранство стен и купола художественно выполненными орнаментами, гирляндами и прочими гипсовыми украшениями – всё это чарует взор и привлекает сердце любовью к сему святому месту. Прекрасно устроенный иконостас с художественно выполненными иконами также вполне гармонирует с изяществом внутреннего вида церкви.
Особенного внимания среди икон храма заслуживают: алтарный образ Воскресения Христова на стене, пожертвованный 5-го июля 1910 г. церковным старостою СПБ, купцом К.В.Степановым; образ Тайной вечери над царскими вратами, пожертвованный братом храмоздателя Сергеем Павловичем Татищевым; образ Преподобного Сергия Радонежского Чудотворца у правого клироса и многие другие.
Описываемый храм освещается в три света, причем главная масса его падает сверху, что особенно эффектно во время утреннего богослужения, когда начинается восход солнца.
В церковной описи 1835 г. находится указание, что первоначально церковь была обнесена деревянною оградою, утвержденной на каменном основании. Теперешняя же каменная ограда устроена, как гласит церковная летопись, в 1862 г. из кирпича, оставшегося от фундамента барского дома, а также из кирпича, выработанного на господском кирпичном заводе.
Заканчивая описание Татищевского храма, справедливость заставляет указать, что было время, когда это замечательное сооружение находилось в полном упадке. После того, как совершенно опустела родовая усадьба, с годами наружная и внутренняя отделка ветшала и портилась. Ремонтировать же на приходские средства не было возможности вследствие малой состоятельности крестьян, а отчасти от склонности сельчан к старому обряду и происходящей оттого холодности к церкви.
Когда в начале 80-х годов прошлого столетия храм обозревал преосвященный Ионафан, то он пришел в сильное изумление от запущенности его, и за небрежение к храму сделал прихожанам строгий выговор. Хотя после сего и производились мелкие поделки по украшению и ремонту храма, но все же храм производил впечатление убожества и нищеты.
Только с 1902 года началось капитальное возобновление обветшавшего храма благодаря великому усердию к благолепию церковному СПБ купца Капитона Васильевича Степанова, уроженца д. Осиновиц Савинского прихода Ростовского уезда. В течение двух лет (1902 и 1903) оба храма были заново отремонтированы с внутренней и наружной стороны. В зимнем храме заново расписаны потолок и стены. На потолке живописным мастером Н.И.Баженовым художественно выполнены четыре евангелиста и большой образ Бога Саваофа. Кроме того, были заново вызолочены иконостасы, посребрены ризы и перед иконами поставлены новые подсвечники. В летнем же храме заново расписаны купол, колонны, в нишах нарисованы изображения святых. В алтаре летнего храма все стены были художественно расписаны картинами из Священной истории.
БОГОЯВЛЕНСКАЯ ЦЕРКОВЬ СЕЛА ГВОЗДЕВО
Из архива князей Куракиных
От своего уездного города Ростова село Гвоздево находится в 16 верстах, от губернскогов 40 верстах и расположено близ станции Семибратово Московско-Архангельской железной дороги. Местоположение занимает открытое, на небольшом склоне горы, недалеко от реки Устья.
Гвоздево – одно из древнейших сел в Ростовском уезде. Свое название оно получило от прежнего своего владельца князя Федора Дмитриевича Гвоздева, боярина времен Иоанна IV Грозного. До 1627 г. Гвоздевым владел князь Владимир Иванович Бахтеяров-Ростовский с сыном своим князем Петром. В 1627 г. 11 июля царь Михаил Феодорович пожаловал эту вотчину зятю Бахтеярова князю Георгию Андреевичу Сицкому, как ближайшему родственнику Бахтеяровых. Жена Сицкого княгиня Фетинья Владимировна продала ее в 1669 г. своему двоюродному брату князю Григорию Семеновичу Куракину. Во владении князей Куракиных Гвоздево и находилось до 1837 г., когда перешло к графине Елисавете НиколаевнеЧернышевой, дочери графа Зотова,внуке князя Алексея Борисовича Куракина.
До 1774 г. в селе Гвоздево были две деревянные церкви: одна во имя ВоскресенияХристова, почему и село Гвоздеве иногда называлось Воскресенским другая во имя св. пророка Илии. По преданно, обе они сгорели от молнии, а места, где они стояли, занимает теперь кладбище. При двух отдельных церквах всегда было и два священника. Церкви эти, вероятно, были построены князьями Куракиными. (О постройке новой церкви хлопотал князь Борис Александрович в 1764 году, но последовавшая в том же году смерть пресекла его благие начинания.)
В 1774 г., вместо двух сгоревших деревянных церквей, построена была большая двуглавая деревянная церковь во имя Богоявления Господня с приделом в честь пророка Илии. При ней, отдельно от церкви, построена была тоже деревянная восьмигранная высокая, с шатровою крышею, колокольня. Церковь эта была построена княгиней Александрой Ивановною Куракиной и освящена в 1776 г. епископом Афанасием, членом СвятейшегоСинода. Но и эта церковь в 1837 г., в ночь на 15-ое сентября, сгорала вся до основания. Кроме храма, сгорело тогда три дома священно-церковнослужителей и 14 крестьянских. Имущество церковное почти все вынесено и сохранено, но два больших колокола растопились от огня. Рисунок сгоревшей церкви вычеканен на ризе у местной иконы Спасателя. В 1838 г. заложена и в 1840 г. окончена постройкою новая, каменная с колокольнею церковь, трехпрестольная: холодная во имя Богоявления Господня, теплая – во имя пророка Илии и Николая Чудотворца. В построении этого храма князья Куракиныучастия не принимали: вотчина принадлежала уже графине Чернышевой.
Земли при церкви села Гвоздево числится 34 десятины 1387 квадр. сажен. Ею церковь наделена в 1772 г. из дач княгини Александры Ивановны Куракиной. К приходу села Гвоздева принадлежали селения: Гвоздево, Семеновское, Макарово, или Семибратово, Ломы, Исады и Левково, или Легково. Первые пять селений составляли вотчину князей Куракиных (из них Семибратово выделилось в отдельный приход), а Левково принадлежало Белогостицкому монастырю.
Из донесения княгине Александре Ивановне и княжне Аграфене Александровне Куракиным бурмистра ростовской вотчины от 20 февраля 1783 г. открывается, между прочим, что княжеские управляющие, из неуместного усердия и, конечно, в видах увеличения населения в вотчинах, стремились к выдачи девиц и вдов в замужество даже вопреки их желанию, причем старались заставить местное духовенство совершать венчание вопреки церковным правилам. «По старому обычаю ведется, – писал бурмистр, – изо вдов и девок за просителей в замужество отдавать, и по прошению крестьянина села Гвоздева Ивана Дмитриева, вдовца, для его одиночества выбрали поверенные трех девок; досталось по жеребью того села Гвоздева крестьянина Алексия Иванова дочери его Анне, и отец ея волею не согласился за просителя отдать, и я, ваш раб, оную девку взять велел того села выборному Василью Иванову под караул и приказал того села Гвоздева священника Трифона Прохорова просить вышеписаннаго вдовца на показанной девке обвенчать; и сего февраля 17 дня оную невесту ввели в церковь, которая девка закричала и на пол легла и стала биться, и церковный дьячок Константин Михайлов стал попу говорить, что венчать нельзя, и поп ризы снял и венчать не стали, поехали в Ростов и о том докладывали его высокопреосвященству. И я, нижайший, о том уведав, для справки, сего же февраля 18 дня, поехал в Ростов и ходил к его преосвященству; изволил мне, нижайшему, преосвященнейший говорить: «зачем так принуждаешь силою отдавать и какую власть имешь?» и в том запретил неволею отнюдь не отдавать и не венчать.
В храм села Гвоздево в 1791 г. из уничтоженной по смерти княжны Аграфены Александровны Куракиной московской домовой ее церкви присланы крест деревянный, обложенный серебром, одежды и покровы на престол и жертвенник ризы для священника, воздухи и т. п. (Приказы князя Степана Борисовича Куракина по ростовской вотчине 1701–1804 годов.)
ПРЕДТЕЧИНСКАЯ ЦЕРКОВЬ СЕЛА СЕМИБРАТЫ-МАКАРОВО
Из архива князей Куракиных
Макарово-Семибраты, известное еще с XIV века, расположено от Ярославля в 38, от Ростова в 16 верстах; оно стоит на ровном открытом месте при речке Синявке. Здесь, между владениями князей Гвоздевых и Приимковых, жили семь сыновей князя Василия Косого, прославившегося в ту эпоху княжеских усобиц своим буйным характером. К ним и приурочивается сказка «О семи Симеонах, родных братьях». При Семибратах великий князь Василий Темный был разбит своим дядею князем Юрием Димитриевичем. В 1450 г. село числилось за князем Феодором Димитриевичем Гвоздем-Ростовским.
Семибраты, как мы сейчас указали, были в древности селом, а потом церковь, по причине ветхости, была уничтожена, и Семибраты, или Семибратово, приписаны, как деревня, к приходу ближайшего села Гвоздева.
В 1771 г. проезжими из Москвы была занесена в Семибратово моровая язва, от которой вымерла большая часть жителей; спаслись только те, которые выехали из Семибратова и поселились версты за две и более в землянках, следы которых заметны и до настоящего времени. По окончании болезни оставшиеся в живых дали обещание построить в Семибратове церковь. По просьбе княгини Александры Ивановны Куракиной, к которой обратились ее крепостные, епископ Афанасий выдал 18 августа 1772 г. нижеследующую грамоту на построение там деревянной церкви по имя св. Иоанна Предтечи:
«Смиренный Афанасий,епископ ростовский и ярославский. Понеже поданным Святейшему Правительствующему Синоду покойнаго господина обер-шталмейстера и кавалера князя Александра Борисовича Куракинавдовствующая супруга княгиня Александра Ивановна доношением представляя, что состоящая в вотчине ея в Ростовском уезде, в приходе села Гвоздева, деревня Семибраты прежде сего была настоящим селом, однако с давнего времени по обветшанию церкви приписана в приход к тому селу Гвоздеву, но как-де деревня Семибраты от села Гвоздева состоит в немалом расстоянии, и между ими имеются реки и овраги, то в вешнее и осеннее время, когда прибылыя воды бывают от разлития их, с великою нуждою церковные требы исправляются, а иногда-де за тем пре пятствиемсовсем без них остаются, в прошлом-де же 1771 г. была в той деревне опасная болезнь, по избавлении от которой жители ея обещались построить особливую церковь, почему-де и просили о том нас, токмо-де благословенияне дано за указом от Святейшаго Синода, которым без синодальнаго дозволения строить церкви не велено, просила о построении за вышеявленными резонами в помянутой деревне Семибратовевновь церкви, а по присланному к нам из Святейшаго Правительствующаго Синода указу велено по оному вдовствующей княгини Александры Ивановны прошению учинить нам в силе указов надлежащее рассмотрение и, когда по таковому рассмотрению препятствия не окажется, то в означенной деревне Семибратове церковь вновь построить дозволить; а по справкам и по свидетельству и следствию, произведенным присутствующим в Консистории нашей ростовской соборной церкви протоиереем Степаном и заказчиком села Великаго попом Симеоном оказалось: в показанных селе Гвоздеве с деревнями, кроме деревни Семибратово, приходские вотчины помянутой княгини Александры Ивановны крестьян состоят ныне на лицо сто дворов, в них мужеска пола 242 души, в деревне Семибратах 92 двора, в них мужеска пола 207 душ, оная деревня Семибраты расстоянием от села Гвоздева летнею в сухую погоду и зимнею дорогою прямо состоит три версты, между теми селом и деревнею имеются две речки и овраг, кои в вешнее и осеннее время весьма разливаются, почему во время показаннаго вод разлития требы, в вышеписанной деревне случающаяся, с немалою отправляются нуждою, место же под строение помянутой церкви означеннойдеревни Семибрат от крестьян отведено за оною деревнею по большой ярославской дороге от Ростова на левой стороне,и расстоянием имеется от дороги и от стоящаго на оной питейнаго дома в 17, а от жилья, по снесении одной крестьянской избы да лавок, построенных для торгоборства, в 30 саженях, и по признанию онаго протоиерея показанное место под церковь, когда питейный дом снесется, удобное, а по произведенииозначенным протоиереемследствия, объявленной деревни Семибраткрестьяне показали: под строение в оной деревнецеркви земля имеется поместная ея сиятельства княгини Александры Ивановны, и ту церковь намереныони построить деревянную, для чего-де и лесу и прочих материалов на строение оной церкви потребное число запасено, та церковь построена будет в именование святаго Иоанна Предтечи; и по таковым обстоятельствам в рассуждении, дабы впредь помянутой деревни Семибрат жители в вешнее и осеннее время не лишались церковнаго пения и не оставались без исполнения треб христианских, апаче чтоб болящие и роженицы без исповеди и Святаго Причастия, а младенцы без крещения помирать не могли, определили мы по прошение помянутой княгини, госпожи Куракиной, и по желанно и обещанию крестьян ея в помянутой деревне Семибратах деревянную церковь во имя святаго Иоанна Предтечи построить и дать храмоздательную грамоту, чего ради сия и дана, по которой помянутому ростовской соборной церкви протоиерею Стефану в означенной деревне Семибратахвновь деревянную церковь, во именование святаго Иоанна Предтечи, на показанном той деревни от крестьян и свидетельствованном тобою, ростовским протоиереем, месте заложить по надлежащему и велеть оную строить по подобно прочих святых грекороссийских церквей, а построя, убрать и украсить оную святыми иконами и прочим церковным благолепием…»
(О постройке здесь каменной церкви думал еще князь Степан Борисович. При объезде ростовских вотчин в феврале 1792 г. он заметил на кирпичном заводе до 130 тысяч кирпича и справился, для чего они заготовлены; ему ответили: «На постройку дома в Ростове»; тогдаонобратился к брату, князю Александру Борисовичу, с просьбой уступить ему его часть для постройки церкви в Семибратове. Архив князя Ф.А. Куракина.)
Получив разрешение, крестьяне купили в Ростове деревянную церковь св. Иоанна Милостивого за 70 рублей с иконостасом и иконами, перевезли и поставили. На украшение церкви, приобретение утвари и книг собрано, по приказание княгини Александры Ивановны, по десяти копеек с души. Иконостас поставлен старый, вновь написано пять местных икон, остальные только возобновлены, равно как царские врата и синь; куплено к образамшесть жестяных лампад и три подсвечника, для благовеста два колокола: один в пуд другой в 24 фунта весом; полный прибор священнослужебных сосудов, евангелие с серебряными изображенными евангелистов, большой серебряный напрестольный крест, дароносица оловянная с потиром и лжицею серебряными,ризы голубые парчевые, воздухи парчевые палевые и круг богослужебных книг. (Из рукописей Андрея Александровича Титова.)
Церковь освящена в 1773 г., в воскресенье 25 августа, и существовала до 1824 г., когда была разобрана и употреблена в дело при постройки каменного храма. Новая каменная пятиглавая церковь застроена князем Алексеем Борисовичем Куракиным в 1818 г. и окончена в 1821 г. Ему помогали своими пожертвованиями и прихожане. Постройка подвигалась вперед сначала плохо, пока семибратовские прихожане не подали Князю прошение об умножении капитала для довершения ее. Князь решил бывший в вотчине на это дело наличный капитал в 3410 рублей усилить следующими статьями: 1) принять жертвуемые всем приходом 1500 рублей; 2) обратить на построение храма доход до четырехсот рублей в год с дорожного и постоялых дворов в селе Семибратах; 3) обратить на тот же предмет получаемый миром доход с ростовского дома, достигавший 1400 рублей; доходы с семибратовских дорожного и постоялых дворов, также с ростовского дома должны были поступать в строительный церковный капитал все время до совершенного окончания постройки церкви с колокольней и оградою; 4) обратить, но назначению общества, на построение церкви хранившиеся у Князя деньги, полученные с крестьян г. Собакина, за подтопление лугов; 5) от своего лица Князь на построение храма определил впредь до окончательной его отделки ежегодно выдавать по две тысячи рублей. (Приказ от князя Алексея Борисовича Куракина бурмистру ростовской вотчины Тимофею Петрову Досугову.)В 1823 г. проезжал чрез Семибратово государь император Александр Павлович. По этому случаю князь Алексей Борисович велел очистить церковь от лесов, выровнять возле ее место, чтобы наружный фасад имел вид совершенно законченной постройки, кирпичные сараи близ церкви закрыть тесовым забором, а в день его проезда чрез Семибратово и Кладовицы собраться сюда со всей вотчины обоего пола крестьянам, по два человека мужского и женского пола из каждого дома, в праздничном одеянии и стоять возле дворов в приличном виде.
Для осмотра и соображений касательно постройки церкви сюда ездил архитектор Владимир Алексеевич Бокарев. Церковь построена одноэтажная с трапезой и колокольнею вместе; на трибуне колокольни поставлено семь статуй; входы в храм с западной, южной и с северной сторон представляют собою портики. В теплой церкви придел во имя св. пророка Илии освящен 7 января 1824 г., другой – во имя св. Алексея, митрополита московского, в 1827 г. 16 октября; холодная же церковь в честь Собора Иоанна Предтечи освящена в 1829 г. 22 сентября.
Князь Алексей Борисович Куракин духовным своим завещанием назначил село Семибратово внучке своей, графине Елисавете Николаевне Чернышевой, урожденной графине Зотовой.
В церкви села Макарова-Семибратова и теперь находятся в целости два священнических облачения: серебряное с небольшими шелковыми цветками и бархатное малинового цвета самого высокого достоинства. Серебряное облачение до настоящего времени употребляется в праздник Пасхи, также 12 февраля и 5 октября, когда литургия совершается в приделе святителя Алексия, а после литургии торжественно служится панихида по строителе храма – князе Алексее Борисовиче. Вполне сохранились бархатные воздухи, шитые вызолоченною канителью, серебряные, вызолоченные и украшенные стразами крест, евангелие, потир с принадлежностями и дарохранительница. Всё это, по преданию, пожертвовано князем Алексеем Борисовичем Куракиным.
Княжна Аграфена Александровна Куракина завещала сюда сосуды с прибором и серебряное кадило из домовой своей в Москве церкви, кроме того, лучшее из утвари, за исключением отданной в капитальную церковь. По приказу князя Степана Борисовича,в церковь семибратовскую из утвари и ризницы поступили евангелие, серебряный с мощами крест, полный комплект священных сосудов, серебряное кадило, оловянный ковшик для теплоты, медная водосвятная чаша, одежды на престол и жертвенник, бархатное пестрое облачение для священника и т. п.
Князь Степан Борисович и сам жертвовал в эту церковь. В книге прихода церковных сумм под 14 января 1794 года записано: «Подано в село Макарово, в церковь Собора св. Иоанна Предтечи, от господина вотчинника прихожан, его сиятельства князь Степана Борисовича Куракина, вкладу 300 р.» С давних времен дровами из Куракинского заповедного ольхового леса отапливались три церкви: Приимковская, Гвоздевская и Макаровская, волостное правление, два училища, и так называемое «Кураковское подворье» в Ростове; но в 1822 г. выдача дров прекратилась.
РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ЦЕРКОВЬ СЕЛА ПРИИМКОВО
Из архива князей Куракиных
Кураковская вотчина в Ростовском уезде Ярославской губернии, известная и теперь под названием Кураковщины, состояла из Приимковского, Гвоздевского и Семибратовского приходов.
Село Приимково находится в 45 верстах от губернского города и в 15 от уездного. Оно было родовою вотчиной одной из многочисленных ветвей владетельных князей ростовских, именно князей Приимковых. Из числа последних упоминаются в рукописях князья Федор Андреевич Щепин-Приимок, Димитрий Димитриевич Приимок-Третьяк, Никита Иванович Приимков, боярин. В XVII веке оно принадлежало вдове князя Юрия Андреевича Сицкого Фетинье Владимировне, которая продала его своему двоюродному брату князю Григорию Семеновичу Куракину.
До построения каменного храма здесь были деревянные церкви; первая из них сгорела; вместо нее была выстроена вторая па приходском кладбище внутри села, потом вместе с кладбищем она была перенесена за пределы села и в 1835 г., по ветхости, сломана.
В 1759 г. присланные ростовским преосвященным соборный священник Петр Иванов и подьячий Иван Муратов осматривали в церквах Рождества Пресв. Богородицы и св. Николая Чудотворца иконы и нашли три образа «неистоваго писания в лицах»: Тайной Вечери, Страстей Господних и явления Богоматери; вместо них начальство потребовало написания новых икон.
Княгине Александре Ивановне Куракиной принадлежит честь построения в Приимкове существующего в настоящее время каменного пятиглавого храма с каменною же колокольнею. Грамота на построение вновь каменной церкви Рождества Пресвятой Девы Марии с двумя приделами: во имя Покрова Пресв. Богородицы и св. Николая Чудотворца, дана 1783 г. 12 мая, и 15-го числа произведена закладка. Сама княгиня Александра Ивановна не дожила до окончания постройки храма и его освящения.
Храм окончательно был готов в 1786 г. Пятиярусный иконостас сделан подрядчиком из Большой Соли Яковом Ивановым Трубниковым; золотил его ярославский мастер Петр Яковлев Столяров; иконы для него писаны великосельцами Иваном Ивановым и Михаилом Сергеевым. Вверху иконостаса поставлено распятие с предстоящими, по сторонам восемь изображений Страстей Христовых, каждое вышиною в аршин, шириною в 3/4 аршина. Праотеческий, пророческий и апостольский поясы заняли иконы вышиною в 1 3/4 аршина, шириною в 3/4 аршина; во втором ярусе иконы праздников вышиною в аршин, шириною в 3/4 аршина; в каждом ярусе по 12 икон. Под местными иконами написаны в шести клеймах притчи.
От княжны Аграфены Александровны Куракиной ко дню освящения храма присланы цветные одежды на престол и жертвенник, парчовые ризы для священника к диакона, полный прибор священнослужебных сосудов, напрестольный крест, воздухи. Прихожане просили Княжну приехать ко дню освящения и назначить это торжество на первое октября. 12 сентября прибыл из ростовского собора благочинный о. Спиридон для описи церкви, всей утвари и икон, и ему дано « в честь» 3 рубля. 25 сентября строитель церкви Иван Алексеевич ездил в Ярославль к преосвященному Арсению просить указа на освящение храма и «носил ему рыбы свежей, стерлядей разных сортов на 6 рублей; изволил преосвященный сказать, что сам освящать буду».
Княжна Аграфена Александровна не могла быть при освящении храма по нездоровью. Храм освящен 1 октября 1786 г. преосвященным Арсением, архиепископом ростовским и ярославским. Вот что сообщил Княжий бурмистр Иван Балдин, 7 октября, относительно освящения храма: «Сего октября 1 дня, в праздник Покрова Пресвятыя Богородицы, в селе Приимкове церковь каменную его преосвященство архиепископ Арсений изволил из Ярославля приехать и освятить, и для его и прочих кушанье и напитки с довольствием имелись, и благодарность всем учинили. При указе вашего сиятельства серебряное кадило и ковшик в церковь получены и при освящении, как сосуд и ризы, и прочее все, во служении имелись. Преосвященнейший весьма церковь и образа, и всю утварь церковную похвалил».
Для угощения прибывшего духовенства закуплено две бутылки шпанского вина, бутылка ратафии, две бутылки бургонского, два штофа французской водки, четыре бутылки аглицкого пива, две бутылки наливок, штоф красного, штоф белого, два ведра простого вина; для стола четыре стерляди, икры белой 2 фунта, засольной 5 фунтов, малосольной осетрины 30 фунтов, коренной засольной осетрины 20 фунтов, белуги засольной 34 фунта, свежей рыбы (щук, лещей, окуней, язей) три пуда, раков и т. п.
После того было дано всем вознаграждение деньгами: преосвященному Арсению в Ростов поднесено 25 рублей, «протопопу Кашинскому, племяннику архиерейскому», 3 рубля, двоим келейникам 4 рубля, ростовским соборянам 10 рублей, протодиакону и иподиаконам 5 рублей, певчим 5 рублей, псаломщику 40 копеек, сторожу 10 копеек, «повару архиерейскому» рубль.
В январе 1822 г. преосвященным Симоном, архиепископом ростовским и ярославским, одобрен план и фасад каменной ограды вокруг церкви; прихожане согласились делать ее на свой счет и употребить на нее тысячу рублей дохода с обширного ростовского дома, подаренного Приимковской вотчине князьями Куракиными, служившего подворьем для приезжавших в город по делам крестьян и частью сдававшегося в наймы. Окончена она в 1827 г.
(В Ростове князь Степан Борисович Куракин имел еще землю с деревянным строением близ церкви Вознесения Господня, что в Земляном городе; на нее был выдан план в 1793 г.; дом значился за ним и в 1804 г., когда выдана на всё то место новая данная и сочинен план.)
В 1838 г. к храму, устроенному княгиней Александрой Ивановною, вновь пристроен с южной стороны теплый храм, каменный же. Служба совершается в одном летом, в другом зимою.
От князей Куракиных в храме имеются: дискос, потир, звездица, лжица, два копия, евангелие напрестольное, крест и дарохранительница. На потире следующая надпись: «В церковь Рождества Пресв. Богородицы, что в с. Приимкове, приложила княжна Аграфена, князя Александрова дочь Борисовича, Куракина, 1786 г. сент. 1 дня». По духовному своему завещанию, княжна Аграфена Александровна отказала собственно в Приимково, в каменную церковь, посеребренные лампады из домовой своей московской церкви, а утварь из домовой же церкви, кроме назначенной в шпитальную церковь, велела отослать в ростовские вотчины, разделя ее по разным селам, – лучшую в Приимково и Семибратово. Согласно с ее волею, по приказу князя Степана Борисовича Куракина, помеченному 1 сентября 1791 г., в церковь села Приимкова, кроме четырех лампад к местным образам, поступили крест деревянный с перламутром, четыре выносных подсвечника зеленой меди и один праздничный, одежды на престол и жертвенник из алой парчи, покровы на них голубые, три облачения из парчи для священника и парчевые воздухи.
От князя Степана Борисовича на колокольне, построенной в связи с храмом, имеется колокол, на котором надпись гласит следующее: «1805 г. 25 ионя, пожертвовано князем Степаном Борисовичем Куракиным в село Приимково церкви Рождества Пресвятыя Богородицы; вес. 118 пуд. 27 фун.». От князей Куракиных в 1822 году поступило около 8 десятин сенокосной земли для местного духовенства. В Приимковском приходе следующие деревни: Головинское, Полежаево, Кетоши, Курбаки, Никольское, Бакланово, Праслово, Жуково, Вахрушево и Воехта.
Княгиня Александра Ивановна Куракина в 1781 г. завещала село Приимково с деревнями на содержание фамильного шпиталя (Ныне Странноприимный Дом князей Куракиных в Москве у Красных ворот.); но по закону благотворительные учреждения не имели права владеть населенными землями, и Шпиталю был выделен наследниками капитал, равный тогдашней стоимости этой вотчины, а она сама оставалась и впоследствии в роде князей Куракиных, и князь Алексей Борисович Куракин духовным своим завещанием, составленным в мае 1829 г., назначил ее внучке своей графине Елисавете Николаевне Чернышевой.
Приимковское духовенство в своих нуждах обращалось к своим помещикам. Княжна Аграфена Александровна очень любила пономаря Ивана Павлова. Это возбуждало зависть в остальных членах причта, особенно в диаконе Егоре Григорьеве, в 1783 г. он оклеветал пономаря пред преосвященным. Княжна Аграфена Александровна защитила пономаря, и диакон был обязан в Консистории подпискою «впредь не вступать в ложныя доказательства».
Около 1785 г. Никольский на Перевозе причт и крестьяне поссорились с вотчинными княжны Аграфены Александровны крестьянами деревни Никольской Приимковского прихода из-за церковной села Никольского земли, которою владели крестьяне показанной деревни Никольской. Вследствие этого стоявший в церкви села Никольского на Перевозе образ Николая Чудотворца, писанный издавна и украшенный серебряною, вызолоченною ризою на средства крестьян деревни Кладовиц, по приказу Княжны был перенесен в Приимковскую церковь, и крестьяне деревень Никольской и Кладовиц, прежде ходившее к службе в село Никольское, стали посещать Приимковскую церковь; от этого увеличился доход церкви и духовенства. В 1787 г причт села Никольского и крестьяне стали хлопотать о возвращении чтимой иконы в свою церковь. Приимковское же духовенство обратилось за содействием к княжне Аграфене Александровне, прося приказать об оставлении иконы в церкви села Приимкова и подтверждения крестьянами деревень Никольской и Кладовиц, чтобы все они обращались с требами в эту церковь. Княжна, согласно ходатайству, все исполнила, но впоследствии кладовицкие крестьяне вышли из Приимковского прихода.
НИКОЛЬСКАЯ ЦЕРКОВЬ СЕЛА НОВО-НИКОЛЬСКОЕ
Из книги священника П.Винника
«От зимнего до вешнего Николы: век истории храма»
Село Ново-Никольское, ранее просто Никольское, создавалось, как и все окрест лежащие деревни, с давних времен. В летописи XI века в нем замечено пребывание ростовского епископа Николая, которого князь Всеволод Юрьевич, сын Долгорукого, не принял в Ростовскую епархию, вследствие чего епископ Николай должен был удалиться, не побывав даже ни в соборной церкви, ни на владычном дворе. Кроме того, что сей архиерей проживал в ветхом княжеском доме, сведений более нет.
Каким поводом названо село Никольское не известно. Возможно, это связано с пребыванием не принятого князем архиерея. Ныне в селе существует храм во имя святителя Николая Чудотворца, которого почитают по всей России. Особенно много никольских монастырей и храмов строилось в царствование страстотерпца Николая II. В знак почести любимого угодника Божия и его тезоименитого царя, храм был заложен в селе Никольском в 1907 году старанием крестьян селений Никольского и Курбаки. Чистота веры этих крестьян провинциальной России отличалась от столичного брожения в умах городской интеллигенции, подвергавшейся увлечениями новых верований. Здесь не привилось увлечение софистикой, спиритизмом, учением Блаватской и Рерихом. А местное невежество на уровне языческих заговоров пытались искоренять традиционным методом – воцерковлением. Надо отметить, что в каждой волости имелось не по одному православному храму.
Село Никольское относилось к Приимковской волости, в состав которой входили два сельских общества: Приимковское и Левковское, всего 19 селений, по преимуществу помещичьих, которые расположены по обе стороны проходящих по волости Московско-Ярославского шоссе и железной дороги. Эти селения следующие: Бакланово, Воэхта, Вахрушево, Головинское, Гвоздево, Жуково, Исады, Кладовицы, Курбаки, Кетошь, Ломы и выше упомянутые Никольское и Приимково. Все эти сёла некогда были весьма зажиточными. Ныне Приимково – это гибнущая на глазах деревня, в которой каждое лето в домах собирается до 10 дачников, а зимой остаются всего 3 души.
С Приимковским погостом связаны крестьяне села Никольское Харлампий Иванович Бараблин и его супруга Каллиста, которая нашла упокоение возле стен храма. Ныне возле развалин храма никаких захоронений нет. С возмущением можно видеть осквернение памятника, в Бозе почившей Бараблиной. На мраморной плите которого, некто нерадивый увековечил память своего сородича варварской надписью масляной краской имени почившего. Этот камень был унесен с ее захоронения на новоиспеченную могилу.
Харлампий Иванович Бараблин – никольский купец, а также бывший староста Приимковской церкви, вынашивавший идею создания храма в своем родном селе Никольском. Надо полагать, что и в Приимковском приходе Х.И.Бараблин положил немало сил и средств в благостояние церкви. Купец имел гильдию и занимался разведением петухов. Петушиные тушки развозились по многим городам, в частности, в Петроград. Промысел был отлаженным. Кормили этих петушков, чуть ли не с рук хлебными шариками, скатанными в ладонях, отчего они были изрядно откормленными. Работали на его дворе жители села и отзывались о барине как о добром хозяине.
Волей Божьей купец Харлампий решает возвести храм в родном селе, хотя несколько прошений в духовную консисторию оставались без ответа. Лишь в 1907 году жители села Никольского производят закладку храма. И уже спустя 2 года храм был возведен, но приписан он был к той же Приимковской церкви. Божьим попущением Приимковскому приходу суждено было угаснуть и приходу переместиться в село Никольское.
Из летописи Никольского храма Приимковского прихода
(Приимковской волости) Ростовского уезда Ярославской губернии:
Крестьяне селений Никольского и Курбаки лично от себя возбуждают ходатайство перед Епархиальным начальством об устройстве в деревне Никольской «каменной церкви» чрез избранных им уполномоченных К. Яичкова, С.Зайцева и Х.Бараблина с приложением самого прошения от 23 апреля 1906 года и трёх приговоров, мотивируя свою просьбу «успешным удовлетворением религиозных потребностей населения и неудобством общения означенных селений с Богородским с. Приимкова храмом». Доверенным по церковно-приходским делам был избран крестьянин села Никольского Илья Кашин. По отзыву последнего, предполагаемый к постройке храм рассчитан на 600 человек. 4 января 1907 года из Ярославской Духовной консистории на имя благочинного 3-го округа Ростовского уезда последовал указ о разрешении просителям, крестьянам деревень Никольское и Курбаки, Ростовского уезда, «устроить в д. Никольской Приимковского прихода при местной церковно-приходской школе каменную церковь на их собственные средства с тем, чтобы сия церковь по устройству была приписана к Приимковской церкви Ростовского уезда».
1 июля 1907 года состоялась закладка Никольского храма при участии местного о. Благочинного священника с. Деболы Николая Третьякова по плану, составленному губернским ярославским архитектором г. Окербломом и утвержденному строительным отделением при Ярославском Губернском Правлении. На оправдание расходов по постройке Никольского храма точных, обстоятельных сведений и обстоятельств, относительно изысканных крестьянами означенных селений средств не имелось. Из позднейших справок видно:
1. На устройство храма крестьянами д. Никольское в 1908 году был уступлен (безвозмездно) заведующему-строителю Х.И.Бараблину в его личное пользование и распоряжение общественный крестьянский кирпичный завод, приносящий ежегодно чистой прибыли до двух и более тысяч рублей; каковой завод и по сие (1911 г.) время находится в безвозмездном пользовании строителя Х.И.Бараблина. 2. Частные жертвы благотворителей. 3. Бесконтрольные (вопреки распоряжениям Епархиального начальства) восьмилетнее пользование доходами от продажи свеч, огарков, масла и проч. При Никольской часовне, в которой в 1901-1909 гг. беспрерывно совершалось служение всенощных бдений, молебнов и проч. 4. Бесконтрольное пользование доходами от продажи свеч, огарков, масла и проч. по Никольской церкви со времени ее освящения в 1909 году по 15 июля 1911года. (день первого учета старостинского ящика Никольской Церкви). 5. Отпуск леса Костромско-Ярославским Управлением Государственных Имуществ из Саввинской и Козловской дач. 6. Бесплатный подвоз крестьянами деревень Никольское и Курбаки всех нужных для устройства церкви материалов, как-то: доставка кирпича, песка, цемента, леса и проч. 7. Средства строителя Х.И.Бараблина, как это видно из наведенного на левой задней стене храма (по расположению на запад) клейма, где значится, что «храм сей…устроен старанием и средствами крестьянина д. Никольское Х.И.Бараблина».
8 марта 1909 года состоялось освящение вновь устроенного храма. Освящение храма во имя святителя Чудотворца Николая совершено было правящим архиепископом Ярославским и Ростовским Тихоном, при участии местного соседнего духовенства. Позже, в 1918 году, этот блаженный Пастырь будет избран на Патриарший престол и будет возглавлять Русскую Православную Церковь в самый трудный период современной истории.
