В № 1 журнала «Русь» за 1991 год был опубликован материал под названием «Романовы и Распутин», который предваряло следующее написанное мною редакционное предисловие:
«Не поворотных этапах истории резко возрастает интерес к прошлому, в котором мы находим много познавательного и поучительного. Видимо, не случайно в последнее время таким моментом истории стало падение самодержавия, а в связи с этим – трагическая судьба последних Романовых и Григория Распутина. Несмотря на обилие публикаций на эту тему, мы решили добавить к ним еще ряд «материалов к размышлению», не предлагавшихся широкому кругу читателей, но ярко дополняющих общую картину событий. Семейная переписка Николая и Александры Романовых за время после отъезда царя в Ставку и до убийства Распутина впервые была напечатана в журнале «Красный архив» в 1923 году. Характерно, что «наш Друг» Распутин упоминается почти в каждом письме Александры Федоровны, но Николай не обмолвился о нем ни словом.
Второй раздел составляют воспоминания о царской семье родных и близких, появившиеся в русских газетах сразу после Февральской революции и тут же перепечатанные с комментарием в журнале «Исторический вестник». В свидетельствах великих князей отразился еще один взгляд на Распутина и на причины падения царского режима, долгое время вовсе не принимавшийся во внимание.
Обе публикации были снабжены предисловиями, которые мы приводим здесь с сокращениями. Сделаны купюры и в самих материалах: так, в переписку Романовых не вошли телеграммы, местами сокращены настойчивые наставления царицы, как Николаю вести себя в отношении тех или иных лиц. Мы надеемся, что эти материалы дадут пищу для размышлений и тем, кто испытывает тоску по прошлому, и тем, кто считает революцию 17-го года неизбежной. В любом случае историю государства нельзя переписать заново, но изучить и понять ее – необходимо».
«Слушайся меня и нашего Друга» – так строчкой из письма Александры Федоровны мужу названа первую часть публикации писем за период с 4 по 17 декабря 1916 года. Это название точно отражает характер переписки и отношения царицы к царю. В предисловии к публикации редакция журнала «Красный архив» писала: «Охранное отделение уже в январе докладывало, что «политический момент напоминает канун 1905 года», – а императрица еще 25 февраля писала: «Это хулиганское движение, мальчишки и девчонки бегают и кричат, что у них нет хлеба, – просто для того, чтобы создать возбуждение, – и рабочие, которые мешают другим работать. Если бы погода была очень холодная, они все, вероятно, сидели бы по домам. Но это всё пройдет и успокоится, если только Дума будет хорошо вести себя». Между тем уже ранее января династия была фактически обезглавлена, ибо ее фактическим главой был в эти последние месяцы, конечно, не Николай, а убитый 17 декабря «старец». Убийство Распутина отнюдь не было «взрывом негодования», как хотели его инсценировать Пуришкевич и К°. Это был необходимый предварительный шаг к государственному перевороту, для непосредственного осуществления которого были предназначены генерал Крымов и его офицерская банда. Заговорщики прекрасно понимали, что убить Николая одного значило только понапрасну «грех на душу взять». Пока оставалась в живых фурия Царского Села с вдохновлявшим ее хитрым сибирским колдуном, самодержавие было еще более чем боеспособно, Напротив, убрав «божьего человека», можно было сэкономить два других убийства – растерявшийся Николай, вероятно, обнаружил такую же мягкотелость, как 2 марта, а его яростная супруга без Распутина была слишком глупа, чтобы стоило ее опасаться.
Бешеный характер Александры Федоровны как будто нарочно перед революцией показал себя во всей красе. «Кнут», «кулак» и тому подобные, слишком мужские даже для Николая средства воздействия так и сыплются с ее дамского пера... Но от нее шел только темперамент – ум был у Распутина. Печатаемая переписка лишний раз подтверждает, насколько убиравшие Распутина перед переворотом были, с точки зрения своей стратегии, правы: Александра Федоровна не видела революции даже 25 февраля – «старец» предвидел ее за много месяцев».
Сегодня, когда Русская Православная Церковь причислила Николая II к лику святых, как-то не принято говорить о нем плохо. Его образ всячески приукрашивается в ущерб Истине и Истории. Замалчивается всё негативное в его царствовании: и ужас Ходынки, и позор русско-японской войны, и кошмар Кровавого воскресения, и грязь Распутинщины. Знакомство с перепиской Романовых многое объясняет в его личности: она напоминает переписку властной тетушки со слабохарактерным малолетним племянником. Но еще более выразительный и нелицеприятный портрет можно составить из свидетельств родных и близких царской четы, напечатанных в русских газетах в марте 1917 года и опубликованных в «Руси» под заглавием «Роковой момент развязки…» Вот отрывок из газеты «Речь»:
«Лица, близкие к отрекшемуся царю, так характеризуют бывшего императора всероссийского: «Слабый, бесхарактерный человек, легко поддававшийся постороннему влиянию, Николай II никогда не был в состоянии принять твердое и определенное решение. Признав необходимым одно, царь, после разговора с каким-нибудь иксом, принимал диаметрально противоположное решение. Больших трудов не стоило убедить Николая II в чем угодно. С особенным уважением относился он всегда к мнениям специалистов, понимая, впрочем, этот термин очень узко. Специалистом, по мнению царя, был тот, кто, волею судьбы, Александры Федоровны или Распутина, стоял в данный момент во главе той или иной отрасли хозяйства. Александра Федоровна имела на царя подавляющее влияние, в ее присутствии Николай II не имел своего мнения. За него говорила царица, а царь молча со всем соглашался. В чем секрет влияния Александры Федоровны, никто понять не мог. Даже Мария Федоровна (мать Николая II ) не раз разводила руками. Молодая царица часто наезжала и Ставку. До поздней ночи в ее апартаментах горел свет. Это Александра Федоровна занималась государственными делами, составляя проекты указов, намечая министров, назначая одних и смещая других… Слабость, бесхарактерность, а отнюдь не твердость сказались и в последние, исключительные дни жизни Николая II . Принимая огромной важности решение в виде отречения, он в то же время спокойно спал, регулярно ел, ни на одну минуту не нарушая обычного образа жизни. Так слабый духом человек легко успокаивается после самых страшных потрясений. Но насколько слаб характером был Николай II , настолько энергичной, властной и самостоятельной являлась его жена Александра Федоровна. Человек с огромным характером, большой силой воли, она не считалась ни с какими препятствиями в проведении того, что признавала необходимым. Ни один министр не мог получить портфеля без ее одобрения».
Приведенные здесь же свидетельства князя Ф.Юсупова, певицы Н.Плевицкой, «старца» Г.Распутина, великих князей (!) Павла Александровича и Николая Михайловича красноречиво дополняют портрет Николая II .
«Он умер, чтобы спасти нас...» – так словами царицы о Григории Распутине был назван раздел публикации «Романовы и Распутин», продолженной во втором номере «Руси» за 1991 год. Не может не поразить настойчивость, с которой Александра Федоровна пыталась убедить мужа в высоком предназначении «невинно убиенного старца», на самом деле сыгравшего в судьбе Романовых зловещую, трагическую роль.
«Я решил отречься от престола...» – это высказывание Николая Романова дало название следующему разделу. В одном из ответных писем царице, призывавшей его проявить жестокость к русскому народу, требующему лучшей доли, царь написал: «Вовсе не нужно ежеминутно огрызаться на людей направо и налево. Спокойного резкого замечания или ответа очень часто совершенно достаточно, чтобы указать тому или другому его место».
Как это не похоже на образ «Николая Кровавого», который так усиленно вбивали в наше сознание. Но, по моему глубокому убеждению, реальный Николай II всё равно никак не дотягивает до «Николая Святого». Мученическая смерть – это еще не повод, чтобы заслуженно попасть в святые. Следуя такой логике, нужно причислить к лику святых и всех погибших на Ходынском поле, собравшихся по случаю коронации Николая II (по официальным данным, погибло 1389 человек, искалечено – 1300), и пришедших с петицией к царю на Дворцовую площадь в Кровавое воскресенье (свыше тысячи убитых и двух тысяч раненых).
Если убийство – грех, почему в одном случае его можно прощать, а в другом – нет? Где логика, не говоря уже о морали?..
