Мне позвонил краевед Пташников и без предисловий, в обычной для него манере, заявил:
– В субботу, в полдень, жду вас к себе в гости.
Я поинтересовался, по какому поводу краевед приглашает меня, на что он ответил неохотно:
– Повод есть, хотя и не очень значительный, – исполнилась некая круглая дата со дня моего появления на свет. Родственников у меня мало осталось, а с теми, которые имеются, я давно потерял всякие связи. Точнее сказать – они оборвали эти связи, посчитав мои занятия недостойными человека их круга...
В голосе Пташникова прозвучала горечь, и я подумал, что за этими словами, сказанными вскользь, мимоходом, возможно, скрывается нечто большее. Не увлеченность ли любимым делом и стала причиной одиночества краеведа?
– Поэтому я приглашаю на свой юбилей не родственников, а родственные души, – продолжил он. – Случается, эти связи бывают прочнее кровных. Из тех, кого вы знаете, будут Окладин, александровский краевед Ниткин, учитель из Переславля Тучков и Лидия Сергеевна Строева из нашего музея. С остальными гостями познакомитесь по ходу действия. Уверен, что вам, пишущему человеку, будет интересно встретиться с этими людьми.
Последнее замечание Пташников мог оставить при себе – зная краеведа, нетрудно было догадаться, какие гости соберутся у него на юбилей: наверняка это будут такие же увлеченные своим делом люди. Но я не мог даже предположить, что приглашение в гости обернется для меня приглашением еще к одной тайне русской истории.
С историком Окладиным и старшим научным сотрудником Ярославского музея Лидией Сергеевной Строевой я познакомился еще во время событий, описанных в повести «Секрет опричника». С александровским краеведом Ниткиным последний раз я встречался по поводу убийства в Александровой Слободе царевича Ивана. С учителем из Переславля Тучковым мы виделись в ходе следствия по делу о «Слове о полку Игореве». Из Москвы приехал инженер Иванов, всю жизнь проработавший в столичных строительных организациях, а после выхода на пенсию всерьез занявшийся краеведением. Сотрудник музея Метелин жил в Вологде. Журналиста Мамаева я знал заочно – его статьи о прошлом Ярославля постоянно печатались в местных газетах. Из женщин, кроме Лидии Сергеевны, была ее помощница Марина и две сотрудницы Ярославской областной библиотеки, которые, как я понял, и организовали этот юбилей. Мало того, что они всё приготовили на стол, – они буквально преобразили холостяцкую квартиру Пташникова, единственной достопримечательностью которой были книги.
Неудивительно, что в такой обстановке речь о книгах зашла сразу же, как только были произнесены все полагающиеся тосты и поздравления. Кивнув на книжные полки, Мамаев спросил Пташникова:
– Иван Алексеевич, а вы не боитесь за свои cокровища?
– А чего я должен бояться? – не понял краевед.
– Ну, мало ли чего может случиться. Например, вас могут просто обокрасть. Как я знаю, в вашей библиотеке есть очень редкие и ценные книги, которые стоят немалые деньги.
– Да, имеется несколько книг, которых нет даже в самых крупных книгохранилищах, – согласился Пташников. – Но вряд ли внимание жуликов привлечет мое скромное жилище. В придачу оно как на ладони, со всех сторон просматривается. Зачем рисковать сначала при ограблении, потом при продаже книг, когда такие же деньги можно за считанные секунды выкрасть из кармана какого-нибудь зазевавшегося новоявленного миллионера? Не хлопотно и прибыльно, а с этими книгами забот не оберешься.
Простодушное рассуждение краеведа рассмешило гостей, тогда Мамаев привел другой довод:
– А если случится пожар?
– Вот этого я и сам постоянно боюсь. И вообще, насколько богаче был бы исторический, культурный и научный фонд человечества, если бы книги создавались на более прочном материале, чем бумага, подверженная огню и просто времени! Хотя бы, как в древности, на глиняных дощечках.
– Пожалуй, тогда книги не получили бы столь широкого распространения, – резонно заметил Мамаев.
– Зато мы имели бы возможность доподлинно знать историю человечества от самого начала письменности. В этом отношении весьма показательна судьба библиотеки ассирийского царя Ашшурбанапала – исчезли дворцы и храмы, а библиотека сохранилась!
Я попросил краеведа рассказать о библиотеке, которую пощадило время, и тут же пожалел об этом – вероятно, остальные гости Пташникова прекрасно знали об этой древней книгохранительнице.
Из неловкого положения меня неожиданно выручил Мамаев, поддержавший мою просьбу, и Пташников с удовольствием углубился в далекую историю. И произошло удивительное превращение, которое я уже не раз испытывал во время наших предыдущих исторических расследований, – из наших дней мы перенеслись на две тысячи лет назад, из приволжского Ярославля очутились на левом берегу реки Тигр, в столице ассирийского государства.
– В 1849 году, раскапывая ничем не приметный холм возле деревушки Куюнджик, английские археологи обнаружили развалины дворца Ашшурбанапала – последнего царя древней Ниневии, погибшей в 612 году до нашей эры, когда ее дотла сожгли войска Вавилона и Мидии, – начал Пташников, постаравшись в первой же фразе дать как можно больше информации и, таким образом, сразу же ввести слушателей в суть дела. – От великолепного дворца сохранились каменные статуи быков с человеческими головами, выразительные рельефы, изображавшие сцены из жизни ассирийских царей. Но на самую ценную находку археологи не обратили особого внимания – это были покрытые мелкими клиновидными знаками глиняные дощечки. Их было так много – около тридцати тысяч – что они образовали в одном из залов дворца Ашшурбанапала целый пласт высотой в полметра.
– Вы зря столь пренебрежительно отзываетесь об археологах, – вступился за них Окладин, и раньше болезненно воспринимавший все выпады краеведа против научных работников. – Они прекрасно поняли ценность находки и отправили все глиняные дощечки в Британский музей.
– И там неразобранными они пролежали около двадцати лет, – невозмутимо добавил Пташников.
– В то время ученые делали только первые шаги в расшифровке вавилонской письменности, – сказал Окладин. – Нужно было провести огромную работу, чтобы найти ключ к древней клинописи.
Пташников оставил это замечание без комментария.
– Удивительное дело, – оживленно продолжил он, – если мы сравним структуру библиотеки Ашшурбанапала со структурой современной крупной библиотеки, то обнаружим, что практически она осталась неизменной: те же разделы науки, искусства, медицины, строительства, языкознания, астрономии, художественной литературы. Именно в библиотеке Ашшурбанапала сохранилась для человечества замечательная легенда о Гильгамеше – мудром шумерском царе, отправившимся в странствие по миру в поисках разгадки тайны бессмертия. Здесь хранились географические карты и межгосударственные договоры, нечто вроде статистических отчетов о хозяйственной деятельности царских чиновников и донесения секретных агентов, архитектурные проекты дворцов и шумеро-вавилонские словари. Как мы сейчас разыскиваем в библиотеке нужную книгу? По картотеке. Такие же списки, в которых указывалось название книги и количество строк на глиняной дощечке, были и в библиотеке Ниневии, на всех табличках стоял своеобразный библиотечный штамп: «Дворец Ашшурбанапала, царя вселенной, царя Ассирии». Что мы делаем, когда в библиотеке нет нужной нам книги? Снимаем с нее копию в другой библиотеке. Так же поступали и в древней Ниневии, благодаря чему до нас дошли книжные сокровища Вавилона, Шумер, Египта. И всю эту уникальную информацию сохранили обыкновенные глиняные дощечки, исписанные клиновидными знаками и затем высушенные на солнце или обожженные на огне.
– Гимн в честь глины! – насмешливо обронил Мамаев.
Пташников тотчас повернулся к нему и убежденно произнес:
– Легенда о том, что человек был создан из глины, имеет глубокий смысл – именно глина донесла до нас начальную историю человечества! Если бы не появились папирус, пергамент и бумага, а книги по-прежнему писали бы только на глиняных дощечках, человечество оказалось бы сейчас гораздо богаче. Впрочем, об этом я уже говорил.
– Представляю, какое огромное помещение потребовалось бы только для вашей домашней библиотеки, если бы ее переписать на глиняные дощечки.
– Вы зря с таким пренебрежением смотрите на них, – всерьез сказал Пташников улыбающемуся Мамаеву. – Если бы из глиняных дощечек состояла знаменитая Александрийская библиотека, то она, возможно, сохранилась бы до наших дней.
Рискуя окончательно упасть в глазах гостей краеведа, я попросил его рассказать о судьбе и этой древней книгохранительницы. Упрашивать Пташникова не пришлось.
– Александрийская библиотека была создана при Птолемее Первом Сотере – одном из диадохов, преемников Александра Македонского. Советчиком Птолемея при создании библиотеки был Деметрий Фалерский, который, подчеркивая значение книги, якобы сказал ему: «Ведь то, что не рискнут посоветовать царям их друзья, излагается в книге». Состояла Александрийская библиотека из двух частей – царской, хранившейся на территории царского дворца, и внешней, которая размещалась в храме бога Сараписа. Основу царской библиотеки составляли книги, приобретенные у Аристотеля. Заходившие в Александрийскую гавань мореплаватели должны были отдавать имевшиеся на кораблях книги фюлаку – главному хранителю библиотеки. Он определял их ценность; с книг, заслуживающих внимания, делались копии и отдавали их владельцу. Уже тогда особо ценились подлинные древние рукописи.
– И тут же появились первые фальсификаторы, – добавил Окладин. – «Когда люди, приносившие царям книги древних авторов, стали получать от них вознаграждение, то начали доставлять много таких, на которых ставился подложный титул», – так было написано в одном старинном трактате. История книжной мистификации глубже, чем принято считать.
– О том, что древние рукописи имели особую ценность, говорит и такой факт, – продолжил Пташников. – Чтобы снять копии, Птолемей Второй выписал из Афин рукописи трагедий Эсхила, Софокла и Еврипида, однако не вернул их, а откупился золотом, вместо древних произведений отправив в Афины копии. Вряд ли афинским книголюбам понравилась эта замена. Но при этом надо иметь в виду, что Александрийская библиотека, по сути, первая публичная книгохранительница, куда имели свободный доступ не только жители города, но и те любители книжной премудрости, кто приезжал издалека. Известно, что в Александрийской библиотеке работали крупнейшие ученые того времени Эвклид, Архимед, врач Гиерофил, астроном Эратосфен. Особое место занимала историческая литература, произведения Геродота, Полибия, Фукидида.
Я спросил краеведа, известно ли, сколько всего книг было в Александрийской библиотеке.
– К сожалению, не сохранился каталог библиотеки, составленный фюлаком Каллимахом – вероятно, самым образованным и деятельным хранителем библиотеки. По нашим, современным меркам его каталог занимал бы свыше ста двадцати томов. Вот и представьте себе, какова была эта библиотека. Ко времени правления Гая Юлия Цезаря в ней хранилось свыше полумиллиона книг.
– И все погибли?
Прежде чем ответить мне, Пташников тяжело вздохнул, словно заново переживая событие далекой древности, и убежденно произнес:
– Если бы они были написаны на глиняных дощечках, этого не случилось бы.
Окладин только улыбнулся на это простодушное замечание и дополнил рассказ краеведа:
– Действительно, часть библиотеки сгорела в огне. Это случилось в 48–47 годах до нашей эры, когда Александрию взял Цезарь. Жители упорно сопротивлялись, в городе возник пожар. Позднее уцелевшие от огня свитки, как военный трофей, Цезарь на кораблях отправил в Рим, но по пути завязался морской бой, и корабли с книгами затонули. Если в царской библиотеке после этого и остались какие-то книги, то они, вероятней вcего, погибли в 273 году нашей эры при штурме Александрии императором Аврелианом. Внешняя библиотека, хранившаяся в храме бога Сараписа, возможно, была уничтожена в 415 году, когда толпы христиан-фанатиков громили и разрушали все, что было связано с древней религией и культурой. До этого преследовали христиан, а теперь они, добившись господства своей религии, теми же методами начали бороться с язычниками.
– Лишний пример, что всякое учение и любую веру можно использовать во зло и на благо, – вставил Пташников и вернулся к разговору об Александрийской библиотеке: – Есть сведения, что когда войска калифа Омара в 641 году взяли Александрию и его спросили, что делать с библиотекой, он будто бы заявил: «Если содержимое этих книг совпадает с Кораном, то они бесполезны, если противоречит ему – то их надо уничтожить». Так или иначе было на самом деле, но Александрийская библиотека перестала существовать, и это нанесло мировой культуре невосполнимый ущерб, – произнес краевед таким тоном, словно гибель библиотеки произошла на его глазах.
Я никогда не видел, как горят древние манускрипты, но в этот день мне ярко, почти ощутимо представилось, как в жарком пламени корежатся рукописи, созданные на папирусе, пергаменте и пальмовых листьях, как погибают сочинения, написанные на греческом, египетском, еврейском, латинском языках. И уже не таким наивным показалось мне рассуждение краеведа о глиняных дощечках, благодаря которым человечество сохранило бы все свои книжные сокровища, всю свою раннюю историю.
Но тут Пташников высказал до того спорную мысль, что даже мне, уже привыкшему к самым неожиданным его версиям, она показалась фантастической, выходящей за рамки здравого смысла:
– Однако нельзя утверждать, что вместе с Александрийской библиотекой как учреждением погибли все ее книжные сокровища. Можно даже предположить, что тысячу лет назад некоторые книги этой библиотеки оказались на русской земле.
– Каким образом? – резко спросил Окладин, выразив своим возгласом общее удивление.
– Позднее Александрия вошла в состав Византии со столицей в Константинополе. При крещении Руси эти книги мог передать киевскому князю Владимиру Святоcлавовичу константинопольский патриарх, которому попали оcтатки Александрийской библиотеки.
Эта версия до того поразила историка, что в его голосе прозвучало плохо скрытое раздражение:
– Если какие-то книги при крещении Руси и были переданы киевскому князю, то это были церковные, христианские сочинения, которые никакого отношения к Александрийской библиотеке не имели и не могли иметь.
– Как писал летописец, Владимир Святославович «любил словеса книжные», при нем на Руси стали создаваться первые школы, – напомнил краевед. – Всё это требовало книг, и не только церковных. При сыне Владимира Ярославе, прозванным Мудрым, появилась первая на Руси библиотека. Надеюсь, этот исторический факт вы не будете оспаривать?
– Но при чем здесь Александрийская библиотека?!
– А при том, – поднялся Пташников из-за стола, снял с полки массивную книгу, перелистал несколько страниц и вслух прочитал: – «В лето 1037 заложил Ярослав град великий, у этого же града Златые врата. Заложил и церковь Святой Софии... И к книгам прилежал, читая их часто ночью и днем. И собрал писцов многих, и переводили они с греческого на славянский язык, и списали они книг множество... Ярослав же, книги многие написав, положил в церкви Святой Софии, которую создал сам».
Захлопнув книгу, Пташников торжествующе посмотрел на Окладина:
– Надо внимательно читать летописные свидетельства. Тут ясно сказано, что Ярослав занимался не только собирательством книг, но и их переводом. Откуда могли поступать в Киев греческие книги? Из Константинополя. Вот вам прямая связь первой русской книгохранительницы с Александрийской библиотекой.
– Вспомните, где находилась библиотека Ярослава.
– В церкви Святой Софии, – незамедлительно ответил краевед историку.
– Вот именно – в церкви! Значит, и книги в библиотеке Ярослава Мудрого были сугубо религиозные, необходимые для проведения церковных служб и пропаганды христианства.
Однако довод Окладина не переубедил краеведа:
– Из библиотеки Ярослава Мудрого чудом сохранились две книги. Одна из них – «Изборник» 1076 года. Ее автор оставил нам свое имя – «Иоанн диак». В книгу включено свыше четырехсот статей, и не только религиозного содержания. Читатель «Изборника» мог почерпнуть в нем сведения о математике и астрономии, физике и зоологии, истории и грамматике. Следовательно, книги по всем этим наукам наверняка хранились в библиотеке Ярослава Мудрого, ими мог пользоваться «Иоанн диак», когда писал свой сборник. Кроме того, известно, что на русской земле в то время были в ходу такие произведения, как «История Иудейской войны» Иосифа Флавия, «Хроника» Георгия Амартолы, «Повесть об Акире Премудром». Кстати, эта повесть возникла еще в седьмом веке до нашей эры в Ассиро-Вавилонии, и если проследить ее судьбу, то, возможно, мы оказались бы в библиотеке царя Ашшурбанапала. Вот как способны книги путешествовать во времени и пространстве. Кто-то хорошо сказал, что каждая дошедшая до нас книга – это бумажный кораблик, переплывший бурное море иcтории. Тысячи таких корабликов отправились в плавание, но до нашего берега добрались только единицы. Тем выше ценность каждой такой книги, тем интересней и загадочней судьбы древних библиотек.
Я спросил Пташникова, известно ли, сколько книг было в первой русской библиотеке.
– Летописец писал о «множестве» книг. Вероятно, их были сотни, если не тысячи.
– Не пытайтесь приравнять Софийскую книгохранительницу к Александрийской библиотеке! – возразил краеведу Окладин. – Они несопоставимы. Во времена Ярослава Мудрого русское государство еще только начинало свою письменную историю. Речь может идти о десятках, в лучшем случае – о сотне книг.
Похоже, что гости Пташникова и на этот раз были не на его стороне. Однако, судя по его поведению, побежденным он себя не чувствовал:
– Это был период расцвета Киевского государства, уже тогда Киев называли соперником Константинополя. Ярослав Мудрый установил дипломатические отношения и культурные связи с крупнейшими европейскими странами. Сам был женат на дочери шведского короля. Его дочь Елизавета вышла замуж за норвежского короля. Познакомились они, когда будущий король некоторое время жил при дворе Ярослава Мудрого. Здесь Гаральд в честь Елизаветы сложил песню о своих подвигах, каждая строфа которой заканчивалась рефреном: «Только русская девушка в золотом ожерелье пренебрегает мною». Стихи звучали во дворце Ярослава! – поднял краевед указательный палец. – Двух других дочерей Ярослав Мудрый выдал за королей Франции и Норвегии. Немецкая, польская и византийская принцессы стали женами его сыновей. Все эти браки, помимо политических целей, способствовали культурным связям, а значит – и книжному обмену.
Заметив на лице Окладина скептическую усмешку, Пташников запальчиво проговорил:
– Конечно, Софийская библиотека не сравнима с Александрийской, но ясно, что это было крупное книжное собрание, иначе летописец просто не упомянул бы его.
– Вы говорили, от Софийской библиотеки остались только две книги, – обратился я к краеведу. – А что известно о второй?
– Это «Изборник» 1073 года, переписанный тем же дьяком Иоанном с болгарского перевода греческого оригинала. Но в «Изборнике» 1076 года дьяк прямо указал, что содержание сборника «избрано из многих книг княжьих», то есть он пользовался книгами Софийской библиотеки, что еще раз свидетельствует о ее богатстве и тематическом разнообразии.
На мой вопрос, как сложилась судьба Софийской библиотеки, мне ответил Метелин, до этого не принимавший участие в разговоре, но, оказывается, внимательно следивший за ним:
– В «Изборник» 1076 года вошло поучение Ксенофонта и Марии. Исследователи книги давно заметили, что знаменитое «Поучение» Владимира Мономаха явно написано под влиянием этого произведения. «Поучение» было создано Мономахом перед самой смертью. Значит, до 1125 года Софийская библиотека оставалась в целости и сохранности. В 1169 году Киев взял Андрей Боголюбский и вывез из Софийского собора все сокровища. Можно предположить, что среди них были и книги. В 1203 году Киев захватили половцы, а в 1240 сожгли монголы. Все это могло трагически сказаться на судьбе Софийской библиотеки, однако документальных свидетельств ее гибели нет.
Довольный неожиданной поддержкой Метелина, Пташников энергично кивнул головой.
– В данном случае и так всё ясно – библиотека погибла, – убежденно произнес Окладин.
– Вероятно, вы правы, – согласился с ним Тучков.
– Конечно, так и случилось, – более решительно заявил Мамаев.
Видимо, к такому же выводу пришли и остальные гости, внимательно прислушивающиеся к этому разговору. Но тут всех опять огорошил Пташников, воскликнувший:
– Однако «Изборники» все-таки сохранились! Следовательно, возможны и другие находки. Даже так могло произойти, что первая русская библиотека до сих пор лежит в тайнике под Софийским собором.
– Ну, это уже из области ненаучной фантастики, – строго произнес Окладин, будто Пташников сказал нечто предосудительное.
Однако версия краеведа понравилась Мамаеву:
– У вас есть какие-то конкретные факты, свидетельства, подтверждающие это предположение?
– Книжные сокровища всегда имели на Руси особую, непреходящую ценность, поэтому берегли их с особым старанием. Еще в начале этого века возле Софийского собора случился провал земли. Когда в него спустились, обнаружили выложенное камнем подземелье, однако изучать его не стали, а сразу засыпали. Уже в послереволюционное время возле собора нашли погреб с древними вещами. Почему же не допустить существование где-то под собором тайника с книгами? Ничего необычного и сверхъестественного в этом нет, хотя лично мне более достоверной кажется другая версия. По крайней мере, она объясняет, как могли сохраниться «Изборники», написанные дьяком Иоанном.
– Что же это за версия? – насторожился Окладин, предчувствуя, что краевед опять готовит сюрприз. Так оно и оказалось.
– Совершенно справедливо замечено, – Пташников церемонно поклонился в сторону Метелина, – что в 1169 году Андрей Боголюбский забрал из Софийского собора «все сокровища». Почему не предположить, что среди них были и книги? Кроме того, в 1203 году Киев вместе с половцами опустошали и некоторые русские князья. Так или иначе, Софийская библиотека могла оказаться на северо-востоке Руси, где начала создаваться новая русская государственность. Известно, что большая библиотека была у ростовского князя Константина – сына Всеволода Большое Гнездо. В Ярославле появилось первое на северо-востоке Руси училище, а без книг учение невозможно. Позднее Константин перевел это училище в Ростов Великий, где оно получило название Григорьевский затвор. За книжной мудростью сюда приходили со всей Руси, следовательно, библиотека здесь была по тому времени богатейшая. И кто знает, может, ее основу составляли книги Софийской библиотеки? А затем не вошла ли она в состав так называемой библиотеки Ивана Грозного? – ожидая возражений, краевед посмотрел на Окладина.
– Опять вы вспомнили эту красивую легенду! – осуждающим тоном сказал историк.
– Библиотека Грозного – не легенда, а историческая реальность, – тут же поправил его Пташников и, почти не глядя, вынул из книжного шкафа еще одну книгу. – Ваш коллега академик М.Н.Тихомиров в работе «О библиотеке московских царей» писал: «В истории встречаются загадки, которые долго привлекают к себе внимание и подчас так и остаются неразрешимыми. К числу таких загадок относится и вопрос о библиотеке московских царей XVI – XVII вв. О ней рассказывают различные источники, и, казалось бы, нельзя сомневаться в том, что такая библиотека существовала. Однако сообщения этих источников подвергнуты сомнению. Одни из них признаны недостоверными, другие считаются если и достоверными, то недостаточными для того, чтобы сказать с точностью, что это была за библиотека и, в частности, были ли в ней латинские и греческие рукописи светского содержания. К тому же первоначальные сухие высказывания наших историков постепенно обросли различного рода легендами и дополнениями. А между тем вопрос о библиотеке московских царей выходит за пределы простого любопытства. Он имеет громадное значение для понимания культуры средневековой России».
– Здесь не говорится, что эта библиотека – исторический факт, – сказал Окладин.
– Если вы так уверены, что она не существовала, докажите.
– Нет уж, уважаемый Иван Алексеевич, – приложил руку к груди Окладин. – Мне будет легче опровергнуть ваши доказательства в пользу существования этой мифической библиотеки.
Краевед удовлетворенно произнес, потирая руки:
– Ваш отказ свидетельствует о слабости вашей позиции. Библиотеку византийских императоров привезла в Москву Софья Палеолог, ставшая женой Василия Третьего.
– Отец Софьи – Фома Палеолог – был не императором, а всего лишь деспотом Мореи, входившей в состав Византийской империи. Поэтому она никак не могла привезти в Москву книги из императорской библиотеки.
– Софья была племянницей императора! Она могла получить эти книги в качестве приданого.
– Да, но книги в ее приданом не значились.
– В данном случае книги могли и не входить в опись приданого. Кроме того, существует предположение, что решение о передаче Москве библиотеки принял последний византийский император Иоанн в 1453 году – перед взятием Константинополя турками. Софье Палеолог могли поручить передать библиотеку. Москву считали преемницей Константинополя, называли Третьим Римом. Таким образом, появление в Москве библиотеки, содержавшей произведения античных авторов, вполне объяснимо и естественно.
– Третьим Римом Москва стала называть себя позднее, в начале шестнадцатого века, когда псковский монах Филофей в послании великому московскому князю написал: «Все христианские царства снидошася в твое едино, яко два Рима падоша, а третей стоит, а четвертому не быти». С его легкой руки это название и вошло в оборот.
– Что это меняет? – не понял краевед Окладина.
– А то, что Москва сама нарекла себя Третьим Римом, а за границей к ней по-разному относились. Тот же Константинополь в 1439 году по Флорентийской унии признал главенство папы римского. И Софья Палеолог прибыла в Москву в составе посольства римского папы Сикста Четвертого, поскольку была его воспитанницей. Ее настоящее имя – Зоя Палеолог, Софьей она нареклась здесь, когда приняла православие и стала женой великого князя. Наивно предполагать, что она могла привезти библиотеку византийских императоров, – не отдали бы византийцы такое сокровище азиатской Московии, варварам – так называли тогда русских князей в Риме и Константинополе.
– Софья Палеолог могла привезти библиотеку в Москву с согласия римского папы, который таким способом хотел склонить русскую церковь к соединению с латинской. Книги могли сыграть в этом деле важную роль.
– Имеется прямое свидетельство, что никакой библиотеки Софья Палеолог в Москву не привозила. В составе делегации, которая сопровождала ее, был кардинал Антоний. Московский митрополит Филипп устроил с ним религиозный диспут, защитником православия выступил начетчик Никита Попович. Так вот, папский легат вынужден был прервать диспут, заявив: «Нет книг со мною!»
– Кардинал имел в виду произведения католических теологов. А библиотека могла быть доставлена в Москву позднее. Уже высказывалось предположение, что Софья Палеолог выступила инициатором строительства каменного Кремля, чтобы сохранить книжные богатства византийских императоров.
– Спрашивается, зачем в такую даль везти из Константинополя латинские, греческие и прочие книги, если в Москве их в то время некому было читать?
– Чтобы спасти библиотеку! Турки после взятия Константинополя обязательно бы ее сожгли. Это прекрасно понимал константинопольский император, потому и переправил книги в Москву, – стоял на своем Пташников.
– Пока я не услышал веских доказательств в пользу существования этой сказочной библиотеки.
– Сначала нужно изложить косвенные доказательства существования библиотеки Ивана Грозного. Не возражаете?
– Ни в коем случае! Но будет ли этот разговор интересен всем вашим гостям? – засомневался Окладин.
Однако за столом действительно собрались родственные души – предложение Пташникова было поддержано единогласно.
У читателей может сложиться неправильное впечатление, что кроме как о библиотеке Ивана Грозного ни о чем другом на юбилее Пташникова не говорили. Конечно же, дело обстояло не так: были и поздравления, и тосты, и разговоры, не имеющие отношения к книжным сокровищам. Но всё это я опускаю, чтобы сосредоточить внимание читателей на главном…
