Впервые на русской земле Золотая баба была упомянута в житии Стефана Пермского, родом из Великого Устюга, отправившегося в Югорский край обращать живших там зырян в христианскую веру и умершего в 1398 году: «Се бо блаженный епископ Стефан, божий человек, живяще посреди неверных человек: ни бога знающих, ни законов ведящих, молящихся идолам, огню и воде и камню и Златой бабе и кудесникам и волхвам и деревьям». Автором жития был Епифаний Премудрый – один из первых русских писателей, который вместе со Стефаном Пермским учился в Ростовском Григорьевском затворе. Их связывала многолетняя дружба, Стефан сам рассказывал Епифанию о своей жизни среди зырян, так что есть все основания считать житие достоверным источником.
Следующее письменное свидетельство о Золотой бабе принадлежит митрополиту Симону, который в своем послании пермичам, написанном в 1510 году, укорял их, что вместо истинного, христианского бога они поклоняются Золотой бабе и другим идолам. Из этого сообщения, как оно ни лаконично, можно сделать вывод, что к этому времени Золотая баба еще обитала на Югорской земле.
После упоминания Золотой бабы в письме митрополита Симона прошло семь лет, когда в Польше вышла книга ректора Краковского университета Матвея Меховского «Сочинение о двух Сарматиях», где автор, описывая бескрайние просторы Московского княжества, сообщал изумленным европейским читателям: «За землею, называемою Вяткою, при проникновении в Скифию, находится большой идол Златая баба. Окрестные народы чтут ее и поклоняются ей; никто, проходящий поблизости, чтобы гонять зверей или преследовать их на охоте, не минует ее с пустыми руками и без приношений; даже если у него нет ценного дара, то он бросает в жертву идолу хотя бы шкурку или вырванную из одежды шерстину и, благовейно склонившись, проходит мимо».
Сам Меховский не бывал в Сибири и Золотую бабу в глаза не видел. Неизвестно и то, из каких источников он взял свидетельство о ней, но можно предположить, что о Золотой бабе сообщили полякам русские дипломаты, хваставшиеся перед иностранцами богатством и обширностью своего государства.
Прошло еще три десятилетия, когда в Европе, в 1549 году, вышла книга «Записки о Московии», написанная Сигизмундом Герберштейном – послом императора Священной Римской империи Максимилиана Первого. Интересно, что автор закончил работу над книгой еще в 1519 году, почти одновременно с выходом книги Меховского, но долгие годы она оставалась неизвестной читателям. Эту задержку объясняют по-разному, в том числе и тем обстоятельством, что записки Сигизмунда Герберштейна – это воспоминания шпиона, который, воспользовавшись дипломатическим статусом, собирал разведывательные данные о Русском государстве. В пользу этого предположения говорит та настойчивость, с которой Герберштейн рвался в Россию. В первый раз он приехал с целью склонить царя Василия Третьего к союзу с Польшей против Оттоманской империи. Целых три года ушло у Сигизмунда Герберштейна на выполнение этой миссии, но она так и не увенчалась успехом. Спустя несколько лет он опять приехал в Московию с заведомо невыполнимым поручением, и опять использовал поездку, чтобы изучать русские летописи, встречаться с бывалыми людьми, купцами и государевыми дьяками. Называли и конкретных людей, которые помогли Герберштейну в составлении его книги – посольских толмачей Григория Истому и Василия Власова. Возможно, именно они нашли и передали ему уникальный сборник «Русский дорожник», из которого Сигизмунд Герберштейн взял сообщение о Золотой бабе:
«За Обью, у Золотой бабы, где Обь впадает в океан, текут реки Сосьва, Березва и Данадым, которые все начинаются с горы Камень Большого пояса и соединенных с нею скал. Все народы, живущие от этих рек до Золотой бабы, называются данниками князя Московского. Золотая баба, то есть Золотая старуха, есть идол у устьев Оби, в области Обдоре, на более дальнем берегу. Рассказывают, или, выражаясь вернее, болтают, что этот идол Золотой бабы есть статуя в виде старухи, которая держит сына в утробе, и что там уже виден другой ребенок, который, говорят, ее внук. Кроме того, уверяют, что там поставлены какие-то инструменты, которые издают постоянный звук вроде трубного. Если это так, то, по моему мнению, ветры сильно и постоянно дуют в эти инструменты».
– «Записки» Сигизмунда Герберштейна были снабжены картами, – добавил Малов. – На одной из них имелось изображение Золотой бабы в виде женщины в длинном платье и с копьем в руке. В последующих изданиях той же книги Золотую бабу изображали в царственных одеждах, с короной на голове, сидящей на троне с ребенком на левой руке и жезлом в правой. Сразу после описания Золотой бабы Герберштейн замечает: «Всё то, что я сообщил доселе, дословно переведено мною из доставленного мне «Русского дорожника». Хотя в нем, по-видимому, и есть нечто баснословное и едва вероятное, как, например, сведения о людях немых, умирающих и оживающих, о Золотой бабе, о людях чудовищного вида и о рыбе с человеческим образом, и хотя я сам также старательно расспрашивал об этом, но не мог указать ничего наверное от какого-нибудь такого человека, который бы видел это собственными глазами. Впрочем, они утверждали на основании всеобщей молвы, что это действительно так».
– Выходит, свидетельство не слишком надежное, – выслушав эту цитату, сказал Марк.
Археолог не нашел веских доводов, чтобы возразить ему.
– Полное название «Русского дорожника», на который ссылается Герберштейн, – «Указатель пути в Печору, Югру и к реке Оби». Это всё, что в настоящее время известно об этой книге, поскольку ее нет в наших отечественных библиотеках и архивах. Можно предположить, что «Дорожник» существовал в одном экземпляре, оказавшемся у Герберштейна, который отвез его в Европу, где он и затерялся. Вполне возможно, что изображение Золотой бабы в виде женщины с ребенком взято именно из того «Дорожника».
Это объяснение Малова не показалось Марку убедительным, в чем он откровенно признался ему.
– Возможно, вы правы. В пользу того, что Золотая баба, если она действительно существовала, выглядела именно так, как ее описал Герберштейн, есть одно любопытное свидетельство. В Салехардском краеведческом музее хранится овальная бронзовая бляха с изображением женщины, в чреве которой виден ребенок. Это изображение, таким образом, почти полностью соответствует описанию Герберштейна.
– А другие описания Золотой бабы сохранились? – спросил археолога Смолкин.
– Сигизмунд Герберштейн – не единственный автор, оставивший описание Золотой бабы. В 1578 году книгу под названием «Описание Европейской Сарматии» выпустил Алессандро Гваньини. В ней о Золотой бабе сказано следующее: «В этой Обдорской области около устья реки Оби находится некий очень древний истукан, высеченный из камня, который москвитяне называют Золотая баба, т. е. Золотая старуха. Это подобие старой женщины, держащей ребенка на руках и подле себя имеющей другого ребенка, которого называют ее внуком».
– Интересно, откуда Гваньини мог получить такие сведения? – продолжал допытываться Смолкин.
– Родом он итальянец, но служил польскому королю Стефану Баторию, участвовал с ним в походе на Русское государство, был комендантом Витебской крепости. Возможно, работая над книгой, он использовал воспоминания пленных москвитян, какие-то неизвестные нам письменные источники.
– А может, он просто творчески переработал записки Герберштейна?
– Вряд ли, – не согласился с Марком археолог. – Послушайте, как Гваньини описывает сцену жертвоприношения, которой вовсе нет у Герберштейна: «Этому истукану обдорцы, угричи и вогуличи, а также другие соседские племена воздают культ почитания, жертвуют идолу самые дорогие и высокоценные собольи меха вместе с драгоценными мехами прочих зверей, закалывают в жертву ему отборнейших оленей, кровью которых мажут рот и глаза истукана; сырые же внутренности жертвы пожирают, и во время жертвоприношения колдун вопрошает истукана, что им надо делать и куда кочевать; истукан же (странно сказать) обычно дает вопрошающим верные ответы и предсказывает истинный исход их дел».
– Яркое описание, – вынужден был признать Марк. – Наверное, такое трудно придумать.
– Вот именно. Тем более что эта сцена, как отмечалось некоторыми исследователями, вполне отвечает действительным обычаям таежных народов. Но с книгой Герберштейна, вероятно, Гваньини был все-таки знаком. Вот еще один отрывок: «Рассказывают даже, что в горах, по соседству с этим истуканом, слышен какой-то звон и громкий рев: горы постоянно издают звук наподобие трубного. Об этом нельзя сказать ничего другого, кроме как то, что здесь установлены в древности какие-то инструменты или что есть подземные ходы, так устроенные самой природой, что от дуновения ветра они постоянно издают звон, рёв и трубный звук».
– Да, это похоже на то, что писал Герберштейн, – сказал Марк. – Но возможно, что в этой части описания Золотой бабы оба автора пользовались одним, не известным нам источником.
– Сообщение о Золотой бабе, выступающей в роли оракула, категорически опроверг в книге «О государстве Русском», изданной в 1591 году, английский дипломат Джилз Флетчер, – продолжил Малов. – Описывая пермяков и самоедов, он сообщал: «Они поклоняются солнцу, оленю, лосю и проч., но что касается рассказа о Золотой бабе, или золотом идоле, о которой случилось мне читать в некоторых описаниях этой страны, что она есть кумир в виде старухи, дающей на вопросы жреца прорицательные ответы об успехе предприятий и о будущем, то я убедился, что это пустая басня, – последние слова Малов выделил интонацией. – Только в области Обдорской, со стороны моря, близ устья большой реки Оби есть скала, которая от природы (впрочем, отчасти с помощью воображения) имеет вид женщины в лохмотьях с ребенком на руках... На этом месте обыкновенно собираются обдорские самоеды, по причине его удобства для рыбной ловли, и, действительно, иногда (по своему обычаю) колдуют и гадают о хорошем или другом успехе своих путешествий, рыбной ловли, охоты и т. п.». Таким образом, Флетчер отказывает Золотой бабе и в существовании в виде золотого идола, и в способностях предсказателя, а сводит легенду о ней к геологическому образованию где-то в устье Оби.
– Флетчер сам путешествовал в тех местах? – спросил я Малова.
– Нет, о Золотой бабе он написал со слов авантюриста Антона Марша, отправившего в Сибирь, к берегам Оби, отряд наемников с целью разведать торговые пути, а заодно контрабандой вывезти драгоценные меха.
– Значит, и к этому сообщению надо относиться критически, – сделал Марк вывод, который Малов не опротестовал, а продолжил изложение фактов:
– К тому времени, когда вышла книга Флетчера, европейские читатели могли узнать о Золотой бабе из «Космографии» Себастьяна Мюнстера – монаха-францисканца, книга которого пользовалась тогда огромным успехом. Другой монах-францисканец – француз Андре Тевэ – в своей «Всемирной космографии», изданной в 1575 году, пересказал слухи о Золотой бабе, услышанные им в Константинополе. В книге было дано изображение Золотой бабы в виде сидящей на троне женщины в длинных одеждах и держащей на руках младенца. Высказывалось предположение, что ее описание Андре Тевэ получил от Семена Вельского – русского перебежчика, жившего при дворе турецкого султана. Но как оно попало к тому – неизвестно. Очень похожий рисунок Сорни Эквы сделал литовский географ Антон Вид на карте, составленной с помощью московского окольничего Ивана Ляцкого в 1555 году. Через семь лет изображение Золотой бабы, но уже с двумя детьми на коленях, оставил на своей карте англичанин Антоний Дженкинсон, снабдив его следующим пояснением: «Золотая баба, то есть Золотая старуха, пользуется поклонением у обдорцев и югры. Жрец спрашивает этого идола о том, что им следует делать или куда перекочевывать, и идол сам (удивительное дело!) дает вопрошающим верные ответы, и предсказания точно сбываются».
– Не этой ли информацией воспользовался Гваньини, когда писал о пророческих способностях Золотой бабы? – заметил Марк.
– Вполне возможно. Наконец, сохранилось сообщение о Золотой бабе Рафаэля Барберини, датированное 1565 годом, который встречался с Иваном Грозным. Тут мы подходим к самому интересному моменту…
И Малов рассказал нам следующую историю.
В 1581 году Ермак взял брошенный ханом Кучумом Искер – столицу Сибирского ханства. Известно, что казаки завладели там большими сокровищами, часть их Ермак отправил с Иваном Кольцом в Москву, чтобы вручить их Грозному и объявить о присоединении Сибири к Русскому государству. В марте 1583 года Ермак послал отряд Богдана Брязги вниз по Иртышу. Отряд достиг Демьянского городка, где произошло одно событие, о котором в своей книге «История Сибири» подробно рассказал Герард Фридрих Миллер, состоявший на службе при Российской Академии наук. Вот что он сообщил:
«Демьян, или Нимнян, собрал до двух тысяч остяков и вогулов, которые, вероятно, пришли с реки Конды. Он ожидал казаков с тем большей смелостью, что для обороны имел на горе большой и крепкий городок. Казакам было весьма трудно овладеть этим местом. В течение трех дней они упорно старались взять городок, но ничего не достигли. Брязга случайно узнал от татар, которые служили у него в обозе подвозчиками, о причине упорства остяков. Среди татар был один чуваш, которого хан Кучум когда-то вывез из Казани; он часто бывал прежде среди остяков; по его словам, у них имеется идол, про которого остяки рассказывают, что он привезен к ним из России, где его почитали под именем Христа. Этот идол вылит из золота и сидит в чаше, в которую остяки наливают воду, и после того как они выпьют этой воды, они твердо верят, что с ними не может случиться никакого несчастья. Вероятно, это и является причиной их упорства. Он прибавил, что, если ему разрешат, он направится к остякам и попытается украсть идола; во всяком случае, он надеется проведать намерения остяков для того, чтобы казаки могли принять свои меры.
Это предложение было принято, и вечером того же дня чуваш был отпущен в городок под видом перебежчика. На следующее утро он опять был в казацком лагере и принес следующее сообщение. Остяки находятся в большом страхе, они поставили идола на стол, а вокруг него жгут в особых чашах сало и серу. Сами же в великом множестве стоят и сидят перед столом и возносят идолу непрестанные молитвы, что и помешало чувашу украсть его. При этом они гадают – сдаваться ли им казакам или продолжать сопротивление, и уже пришли к тому заключению, что лучше сдаться. После этого казаки с новой силою начали наступление, которое едва только началось, как большинство остяков и вогулов бежали из городка и рассеялись по своим юртам. Оставшиеся прекратили сопротивление, и казаки могли без особых усилий овладеть этим местом. Нужно сказать, что после сдачи городка казаки искали идола, но нигде его не нашли. Если на этом основании рассказ об идоле считать за басню, то можно впасть в ошибку, потому что остяки легко могли скрыть свою святыню или перевезти ее в другое место. Как известно, остяки еще в недавнее время, после того как их привели в христианскую веру, тщательно скрывали своих важнейших идолов, и спустя многие годы о них нельзя было получить какие бы то ни было известия. Что же касается того обстоятельства, будто бы упомянутый идол был привезен из России и что остяки называли его именем Христа, то, судя по описанному изображению его как сидящего в чаше, сообщение о происхождении его из России вызывает большие сомнения, и надо думать, что это добавление принадлежит составителю летописи».
– Выходит, Миллер использовал в данном случае летописное свидетельство? – спросил историка Марк.
– Да, сообщение об идоле он, видимо, взял из Кунгурской летописи. Кроме того, еще в 1715 году вышло сочинение Григория Новицкого «Краткое описание о народе остяцком», который тоже писал о каком-то идоле и даже сделал безуспешную попытку его увидеть. Да и сам Миллер десять лет провел в экспедициях по Сибири, следовательно, в рассказе об остяцком идоле мог использовать устные свидетельства, легенды, письменные источники. Его никак не назовешь кабинетным ученым. Немец по национальности, он внес большой вклад в изучение истории России.
После этого отступления Малов вернулся к прерванному рассказу.
Двигаясь дальше, Богдан Брязга дошел до Белогорской волости. И далее Миллер пишет: «Как рассказывает летопись, там в древние времена было место поклонения некоей знаменитой богине, которая вместе с сыном восседала на стуле нагая... Эта богиня, перед которой как раз собралось множество народа, при приближении казаков приказала себя ухоронить, а самим остякам куда-либо спрятаться. Это было исполнено, и когда казаки высадились на берег, то они не нашли там ничего, кроме пустых юрт... Можно предоставить легковерному летописцу верить в то, что он рассказывает про остяцкую богиню и что ни в какой мере не подтверждается последующими известиями. Некоторое сходство с этим рассказом имеет еще более древний рассказ про языческую богиню, державшую ребенка на коленях, которую почитали в низовьях реки Оби под именем Золотой бабы».
Сделав паузу, Малов добавил к сказанному:
– Интересно, что только Богдан Брязга вернулся из этого похода, как по тому же самому пути отправился с дружиной сам Ермак. Не решил ли он разыскать Золотую бабу?
– Смелое предположение, – улыбнулся Марк.
– Увы, не я автор этой версии, она уже высказывалась ранее. До этого посланный Ермаком к Грозному Иван Кольцо привез атаману дорогие царские подарки: два панциря, два драгоценных кубка и шубу с царского плеча. Золотая баба была бы достойным ответом на царский подарок. Однако точно неизвестно, что представляла собой Золотая баба. Может, это была деревянная фигура, получившая название «золотая» не потому, что была изготовлена из золота, а просто верующие придавали ей особое значение, среди других идолов это было их главное божество.
– Ну, деревянного болвана не стоит и искать, невелика будет на ходка, – заметил я. Археолог посмотрел на меня осуждающе:
– Если это настоящее произведение искусства, то не имеет значения, из чего оно сделано. Но я все-таки считаю, что речь идет именно о золотом идоле, потому так усиленно и разыскивали его на протяжении столетий. Похожий идол упоминается в скандинавских сагах. Викинги часто воевали с Биармией – государством, находившимся по предположению некоторых ученых на юго-восточном побережье Белого моря, по руслу Северной Двины. В Биармии был храм Юмалы – золотого божества биармов. Судя по норвежским сагам, на нем висело золотое ожерелье, на голове – венец с драгоценными камнями, на коленях – золотая чаша. Это не совпадает с описанием Герберштейна, но вполне возможно, что речь идет об одном и том же идоле.
– Но как золотой идол попал с Белого моря за Урал, как оказался у остяков? – спросил я.
– Точно неизвестно, где находилась Биармия. Ряд исследователей предполагает под этим названием так называемую «Пермь Великую», то есть размещают ее там, где когда-то проповедовал Стефан Пермский и где находятся истоки легенды о Золотой бабе.
– Предположим, Золотая баба в виде золотой статуи действительно существовала, – сказал Марк. – Как она могла появиться в глуши, у полудиких народов? Ведь для ее создания необходим высокий уровень культуры и ремесла.
– Английский историк Бэддли считал, что Сорни Эква – это тибетская и китайская богиня бессмертия Гуань-инь с младенцем на руках. Часто в буддийских храмах ее изображали в виде большой статуи, внутрь которой вставлялось еще одно изваяние. Это вполне соответствует описанию Герберштейна, который сообщал, что в утробе Золотой бабы имелся ребенок. Кроме того, в одном из тибетских храмов, где стояла статуя Гуань-инь, во время служения звучала некая священная труба, сделанная из морской раковины, завитки которой располагались по часовой стрелке, потому она и считалась священной. Опять-таки это перекликается с сообщением Герберштейна о трубном звуке, который издавали какие-то инструменты, установленные возле Золотой бабы.
– Но каким образом из Китая статуя могла попасть на север?
– Гуань-инь считается покровительницей путешествующих и плавающих, поэтому, кроме буддийских храмов, ее изображения высечены в непреступных горах, стоят на крутых скалах морского побережья Китая. Можно предположить, что какой-то китайский путешественник или купец, отправляясь в долгий и опасный путь на север, взял золотое изображение Гуань-инь с собой. Так под именем Золотой бабы она оказалась в Великой Перми. Кроме того, Гуань-инь могла попасть туда во время татаро-монгольского нашествия. Но есть и другая версия. Итальянский историк Юлий Помпоний Лэт, живший в пятнадцатом веке, в своей работе пользовался рукописями, которые сейчас считаются утерянными. Поэтому многие исторические события, упоминаемые им в своих произведениях, дошли до нас только в его пересказе. В частности вот что он писал о взятии Рима племенами вестготов, случившемся 24 августа 410 года: «Угры приходили вместе с готами в Рим и участвовали в разгроме его Алларихом... На обратном пути часть их осела в Панонии и образовала там могущественное государство, часть вернулась на родину, к Ледовитому океану, и до сих пор имеют какие-то медные статуи, принесенные из Рима, которым поклоняются, как божествам».
Заметив наши недоуменные взгляды, Малов пояснил:
– Алларих был королем вестготов, а угры – предки биармов. Таким образом, Сорни Эква, если она существует и когда-нибудь будет найдена, вполне может оказаться античной статуей из разграбленного Рима. При этом она действительно могла быть не медной, а золотой. Что касается изображения женщины с ребенком, то этот сюжет весьма распространен в античном искусстве. Например, в Эрмитаже находится терракотовая скульптура женщины с Эротом, которую датируют четвертым веком до нашей эры, – закончил Малов свой рассказ.
Все услышанное было настолько удивительным, что после того, как Смолкин и археолог вышли из кабинета, мы с Марком еще долго обсуждали загадку Сорни Эквы. Если это действительно античная статуя, то извилистый путь ее из древнего Рима в сибирскую тайгу был воистину фантастическим.
