В 1958 году в Ярославском книжном издательстве вышла книга Константина Григорьевича Брендючкова «Дважды рожденные». Через три года в том же издательстве вышло второе издание повести, редактором которой стал Константин Федорович Яковлев – ярославский писатель, автор книг «Осиновские чудаки», «Лесные дива», «Самоцветы», «Как мы портим русский язык». Несколько лет мне (Б.С.) довелось работать под его руководством в редакции художественной литературы Верхне-Волжского издательства, и я на себе испытал, каким требовательным и опытным редактором был Константин Федорович, как внимательно относился к каждому написанному им слову и к каждой отредактированной им книге. В этом отношении весьма показательна составленная им аннотация ко второму изданию книги «Дважды рожденные»:
«Константин Григорьевич Брендючков – один из героев-узников концлагеря Бухенвальд. Автор книги воссоздает героический дух борьбы против гитлеровских палачей в этом лагере смерти. С почти документальной точностью он показывает деятельность подпольной военно-политической организации заключенных под руководством коммунистов, саботаж и подрывную работу на предприятиях, где использовались пленные, и подготовку освободительного восстания. К.Брендючков не только участник описанных событий, но и автор ряда пьес, использованных бухенвальдской подпольной организацией в борьбе за освобождение. Среди них пьеса «Потомки Чапаева», подлинник которой до сих пор хранится в музее «Бухевальд». Настоящее издание является вторым, исправленным и дополненным. Учитывая пожелания читателей, в приложении автор дает фактический материал о Бухенвальде, в том числе раскрывает подлинные имена героев книги – руководителей подпольной организации».
Здесь каждое слово обдумано и взвешено, в том и числе и фраза «с почти документальной точностью». Написанная Константином Григорьевичем книга – это художественное произведение с документальной основой. Она автобиографична, но вместе с тем имеет элементы авторского вымысла. Но это – отдельный разговор, сначала обратимся к биографии писателя.
Константин Григорьевич Брендючков родился 14 октября 1908 года в городе Сормово Нижегородской (Горьковской) области в семье рабочего Сормовского завода. В 1925 году он закончил среднюю школу в городе Ветлуга Горьковской области и поступил в Горьковский электротехникум, после окончания которого, в 1931 году, в качестве техника-электрика был направлен на строительство Челябинского тракторного завода. В 1933 году начал работать на заводе инженером-электриком, одновременно поступил на заочное отделение Свердловского энергетического института, факультет «Электрооборудование промышленных предприятий». В 1936–1939 гг. работал старшим инженером-электриком на заводе «Красное Сормово», в 1939–1941 гг. здесь же, в Горьком, работал главным энергетиком завода «Красный Якорь».
В 1941 году был мобилизован и отправлен в составе 52-й стрелковой дивизии на фронт. В качестве воентехника первого ранга, затем старшего техника-лейтенанта участвовал в боях под Ржевом и на Харьковском направлении. В 1943 году он был тяжело контужен, его посчитали убитым и после отступления оставили на поле боя.
Домой ушла похоронка, а Константин Григорьевич оказался в фашистском плену, в концлагере Бухенвальд. В отличие от Освенцима и Майданека этот лагерь не был специальным лагерем уничтожения – в первую очередь Бухенвальд был лагерем моральных и физических пыток. Его первыми узниками стали немецкие антифашисты, в основном – коммунисты. Сюда после 1939 года сажали польских партизан, евреев. После начала Великой Отечественной войны в лагерь стали привозить пленных советских офицеров в звании до полковника. Всего в лагере были представители более 30 государств, общая численность – около четверти миллиона. К моменту освобождения лагеря в нем осталось всего 22 тысячи человек. Крематорий работал беспрерывно. Однако фашисты нуждались в рабской силе – рядом с лагерем возводится деревообделочный завод ДАВ и оружейный завод «Густлофф-Верке».
В 1943 году в лагере была создана подпольная организация, которая 11 апреля 1945т года возглавила восстание узников Бухенвальда. Написанная Константином Григорьевичем пьеса «Потомки Чапаева» стала частью идеологической подготовки к восстанию.
После освобождения из плена Константин Григорьевич работал в Ветлужском лесотехническом техникуме, где преподавал высшую математику, черчение, электротехнику. В 1953 году поступил на физико-математический факультет Костромского педагогического института, после окончания которого преподавал в техникуме механизации в селе Некрасовское Ярославской области. Затем поступил инженером–конструктором на Некрасовский машиностроительный завод. В 1963 году переехал на жительство в поселок Семибратово Ярославской области и начал работать инженером-конструктором на Семибратовском заводе газоочистительной аппаратуры. В 1965 году был переведен в Семибратовский филиал НИИОГАЗ, где работал начальником отдела научно-технической информации, в 1970 году вышел на пенсию.
В том же году он заполнил последний в жизни «Личный листок по учету кадров». На вопрос: «Какие имеете научные труды и изобретения», ответил – 7 авторских свидетельств на изобретения; «Какие имеет правительственные награды» – медали «За победу над Германией», 20 лет Победы», «50 лет вооруженных сил», «За доблестный труд». За мужество, проявленное в Бухенвальде, орденов не давали. Хорошо еще, что после фашистского концлагеря не угодил в гулаговский.
Как-то я (Б.С.) спросил Константина Григорьевича – была ли такая вероятность. Он ответил, что к узникам Бухенвальда советская власть оказалась милостивой, никаких репрессий после войны они на себе не испытали. Возможно, учитывали факт Бухенвальдского восстания и то, что именно в Бухенвальде был казнен вождь немецких коммунистов Эрнст Тельман.
Но однажды, спустя долгие годы после войны, Константин Григорьевич испытал неприятные минуты – это когда к нему в Семибратово явились двое сотрудников правоохранительных органов. «Признаться, – вспоминал Константин Григорьевич, – я подумал, что арестуют за плен». Но оказалось, офицеры приехали, чтобы пригласить его выступить перед сотрудниками их управления. Конечно, выступил, но неприятный осадок от испытанного чувства опасности еще долго оставался в памяти.
В 1962 году за книгу «Дважды рожденные» Константина Григорьевича Брендючкова приняли в Союз писателей СССР. На заседание приемной комиссии Союза писателей в Москву поехал Виктор Флегонтович Московкин, в то время возглавлявший Ярославскую писательскую организацию, автор трилогии «Потомок седьмой тысячи», исторической повести «Тугова гора» и других произведений, в том числе повестей, напечатанных в журнале «Юность», благодаря которым Виктор Флегонтович получил общесоюзную известность. Позднее он рассказывал мне, как состоялся прием Константина Григорьевича.
Дело в том, что к 20-летию начала Великой Отечественной войны было опубликовано немало книг фронтовиков, которые честно и мужественно воевали, но, не имея литературных способностей, нанимали так называемых литературных секретарей, которые, по сути, и были настоящими авторами таких книг. Вот и при обсуждении кандидатуры Константина Григорьевича возник вопрос – сам ли он написал повесть «Дважды рожденные»? Виктор Флегонтович рассказал о нелегкой судьбе автора, о его активной изобретательской деятельности, а потом спросил членов приемной комиссии, есть ли среди них рыбаки? Получив утвердительный ответ, задал следующий вопрос: «Уверены ли вы, когда закидываете удочки, что в этом месте имеется рыба?» На этот раз ответ был отрицательный. «Константин Григорьевич решил эту проблему, – продолжил Московкин. – Он сконструировал и сам изготовил ручной перископ, который опускает в воду и смотрит – есть ли рыба. Если есть – закидывает удочку».
Эта шутка окончательно убедила членов приемной комиссии, что Константин Григорьевич – творческая личность, которому не нужны помощники, чтобы написать повесть. Да и сам материал повести был не похож на большинство книг военной тематики. Помню, первый раз я прочитал его книгу, как читают приключенческий роман, – не отрываясь. И только после личного знакомства с Константином Григорьевичем перечитал ее более внимательно. Этому предшествовал наш разговор о том, насколько его повесть документальна и насколько художественна. Помню, Константин Григорьевич сказал, что практически он ничего не выдумывал. Тогда я спросил его, почему же он не написал повесть от первого лица? И получил ответ: «Я присутствую в повести даже не в одном лице, а сразу в двух лицах».
Константин Григорьевич и в этом отношении пошел своим, неизведанным путем. Во время второго прочтения я понял, что он имел в виду. В главе «Творчество» рассказывается о том, как члены подпольного комитета лагерного сопротивления обратились к узнику Григоричу (!) помочь в создании в лагере собственного театра. Обратились к нему не случайно – обладая хорошей памятью, он пересказывал узникам своего барака содержание давно прочитанных книг, придумывал и рассказывал собственные интересные сюжеты. Так Григорич стал членом подпольной организации, которая не только копила оружие для будущего восстания, но и всячески старалась поднять дух заключенных, укрепить их веру в победу. Самодеятельный театр должен был сыграть в этом свою важную роль. Но свою работу лагерный театр начал с вполне безобидной вещи – пьесы А.П.Чехова «Медведь», по памяти восстановленной Григоричем. Потом появилась композиция «Мужики», написанная на основе некрасовской поэмы «Кому на Руси жить хорошо» и, наконец, «Потомки Чапаева» – пьеса, написанная самим Григоричем.
О том, как в лагерных условиях работал подпольный театр, так написано в книге «Дважды рожденные»:
«Каждую постановку готовили в глубоком секрете, и не только в целях конспирации, но и для того, чтобы она была новой для зрителей. Сначала репетировали, запершись в уборной блока, а в дальнейшем приспособились использовать некоторые помещения прачечной. Работали тщательно, продумывая каждую частность и ухитряясь за счет выдумки скрасить те убогие средства, которыми располагали. По части выдумки очень помог инженер Константин (!). В «Мужиках» он подсказал, как при помощи двух картонок с прорезями и электролампы создать «настоящий», играющий отблеск луны на реке – «лунную дорожку», а в «Потомках Чапаева» посредством куска кисеи, пары ламп и реостата обеспечили полную иллюзию появления призраков».
Инженер Константин и автор «Потомков Чапаева» Григорич – так Константин Григорьевич изобразил себя в двух лицах.
Позднее им были написаны документальная повесть «Школьный выдумщик», вышедшая в Верхне–Волжском книжном издательстве в 1958 году, и опубликованная там же в 1984 году фантастическая повесть «Последний ангел». Рассказы «Нибелунги», «На старинном пароходе» «Туз чужой масти» были напечатаны в журналах и в коллективных сборниках. Долгое время Константин Григорьевич работал над поэмой «Поземка», проникнутой лагерными воспоминаниями, но опубликовать ее целиком не удалось. В журнале «Русь» (№ 3–97) был напечатан отрывок под названием «Ненаписанное письмо». Вот только два четверостишия из этого стихотворения, написанного в форме письма из концлагеря:
- Дорогая! Далекая! Милая!
- Ни с каких не увидишь сторон,
- Как влачу свою жизнь через силу я,
- Отстреляв свой последний патрон…
- Всё затмило военной метелицей,
- Тяжко жить, об утратах скорбя.
- А любовь моя поровну делится
- На Отечество и на тебя.
Совместно с И.И.Собчуком, работавшим главным инженером Семибратовского завода газоочистительной аппаратуры, Константин Григорьевич написал повесть «Дизельный аттракцион» и роман «Рядом с юностью», которые остались неопубликованными. Его последнее крупное произведение – научно-фантастическая повесть «Салон наслаждений» – также осталась в архиве писателя. Мне довелось прочитать еще одну неопубликованную «шпионскую» повесть – «Приключения трехшерстной кошки», в которой Константин Григорьевич удачно совместил свои инженерные познания с умением строить интересный, увлекательный сюжет.
Эти же свои познания и возможности он широко использовал при создании фантастической повести «Последний ангел», которая вышла в Верхне-Волжском книжном издательстве в то время, когда я работал редактором отдела художественной литературы. Хорошо помню, с каким упорством и настойчивостью Константин Григорьевич дорабатывал рукопись после многочисленных рецензий – до этого издательство практически не выпускало в свет фантастических произведений, поэтому решило обезопасить себя от критики с помощью авторитетного рецензирования. Но Константин Григорьевич с честью преодолел и эти, дополнительные препятствия на пути к выходу книги из печати. Повесть не устарела и сегодня, спустя более двадцати лет. Об этом красноречиво говорят многочисленные ссылки на нее в Интернете.
Повесть «Последний ангел» очень нравилась моему сыну Михаилу, которую в пору увлечения фантастической литературой он перечитывал несколько раз. Когда незадолго до смерти Константин Григорьевич был у нас в гостях и они разговорились о научной фантастике, я почувствовала себя этой в области дилетантом – с таким увлечением и эрудицией «старый и малый» говорили о ней.
Повесть «Школьный выдумщик», в отличие от фантастического «Последнего ангела», построена на строгой документальной основе – ее героем стал реальный учитель сельской школы, поразивший Константина Григорьевича своим новаторством и изобретательностью в преподавании географии. Автор буквально любуется свои героем, с которым его объединяет такая же неуемная творческая энергия, желание сломать сложившиеся стереотипы и предложить нечто новое, неожиданное, порой даже фантастическое.
Выше уже упоминались 7 авторских свидетельств, полученных Константином Григорьевичем до 1970 года включительно. Но он продолжал заниматься изобретательством и после выхода на пенсию, получив еще восемь авторских свидетельств. Среди них такое экзотическое, как свидетельство на нотопечатающую пишущую машинку. Но были у Константина Григорьевича и неудачи на изобретательском поприще, оставившие в душе обиду. Однажды он пригласил меня к себе и показал какой-то красочный американский журнал с чертежами принципиально нового, только что запатентованного двигателя. А рядом выложил на стол свои чертежи, уже пожелтевшие от времени. Таким образом, я имел возможность убедиться, что сделанная им более двадцати лет назад заявка на изобретение повторяет формулу американского изобретения один к одному.
В 1999 году в качестве книжного приложения к журналу «Русь» вышел первый номер литературно-художественного альманаха «Ростовский изборник», в котором был напечатан очерк семибратовского журналиста и краеведа Г.С. Залетаева «Инженер, воин, писатель Константин Брендючков». Георгий Сергеевич работал вместе с Константином Григорьевичем в Семибратовском филиале НИИОГАЗ, поэтому хорошо знал некоторые подробности его творческой биографии. Так, он пишет, что образ героини повести «Последний ангел» был «списан» с одной из сотрудниц научно-исследовательского института настолько достоверно, что художник, воспользовавшийся этим точным словесным портретом, нарисовал в иллюстрации к книге женский образ, в котором весь институт признал свою сотрудницу.
«Принято считать, что трудности закаливают человека, – писал Г.С.Залетаев. – Константин Григорьевич не соглашался с этим. Он говорил, что трудности просто-напросто сортируют людей, убирая слабых и оставляя крепких. Сам он был сильным человеком. Сильным не только духом, но и телом. До преклонного возраста совершал ежедневные длительные прогулки, занимался гантельной гимнастикой, обливался холодной водой. Он до конца дней был полон планов и задумок и всегда сожалел, что для осуществления всего, что хотелось бы сделать, отпущен слишком короткий срок»
Екатерина Герасимовна – жена Константина Григорьевича, с которой он прожил больше полувека, – умерла раньше его. Еще раньше умерла их единственная дочь. После смерти жены наступил еще один мрачный этап и без того нелегкой судьбы Константина Григорьевича. 4 декабря 1994 года писатель умер. Причем умер не в постели, а во время встречи ветеранов, за праздничным столом. Просто закрыл глаза и не проснулся. Говорят, такую легкую смерть, без мучений, Бог дает не каждому, а только тем, кто этого заслужил достойной жизнью. Мучений и испытаний Константину Григорьевичу с лихвой хватило при жизни.
Уже после смерти Константина Григорьевича в номере журнала «Русь» (№ 2–95), посвященном 50-летию Победы, была напечатана повесть «Клятва над Эттерсбергом», в которой он вернулся к теме Бухенвальда. В предисловии к повести я написал:
«На 87-м году жизни скончался один из старейших членов Союза писателей России, участник Великой Отечественной войны Константин Григорьевич Брендючков. Это был человек огромного творческого потенциала и несгибаемого мужества: будучи в фашистском плену, писал пьесы, которые ставили узники Бухенвальда, – факт удивительный, но малоизвестный; дважды бежал из плена.
Мучительно переживал писатель события, происходящие сейчас в России. Как-то в разговоре у него вырвалось, что даже в Бухенвальде он не терял надежды на лучшее, а теперь и ее не осталось. Возможно, здесь сказался преклонный возраст, но думается, эти слова красноречиво отражают нашу действительность, когда в душах многих людей старшего поколения произошел трагический перелом.
Публикацией повести К.Г.Брендючкова редакция «Руси» выражает свое уважение и признательность писателю-фронтовику и всему его поколению, которое приняло на себя удар фашизма. Дай Бог всем нам найти в себе силы, чтобы противостоять натиску духовного обнищания и закабаления, а для этого надо почаще обращаться к нашей истории и помнить тех, кто не изменил ни себе, ни Отечеству».
Повесть «Клятва над Эттерсбергом» создана на основе ранее написанной Константином Григорьевичем пьесы «Жестокий факультет», в ней действуют те же исторические и вымышленные лица: комендант концлагеря Бухенвальд штандартенфюрер Пинцель, его жена Эльза Кох, участница аристократической антифашистской оппозиции Алиса фон Фалькенберг, советские и иностранные члены подпольной организации сопротивления. В повести подробно рассказывается о подготовке восстания, а в последней главе – о самом восстании. Приведу только последние строки этой главы:
«Девятнадцатого апреля бывшие узники Бухенвальда, всего около двадцати тысяч человек восемнадцати национальностей, построились перед брамой в колонны, минутой молчания почтили память погибших товарищей и на разных языках поклялись, что лагеря смерти больше никогда не появятся на Земле. С этой клятвой в душе он разъехались по своим странам, а Бухенвальд остался – остался как памятник погибшим и предостережение живым».
Вспоминается еще один разговор с Константином Григорьевичем. Несмотря на то, что повесть «Дважды рожденные» выходила двумя изданиями, многие читатели, интересующиеся историей Великой Отечественной войны, так и не могли с ней ознакомиться, писали ему письма, спрашивали, как приобрести его книгу. Всё это заставило Константина Григорьевича обратиться к руководству одного солидного издательства с просьбой выпустить третье издание повести. Разговор с «ответственным» лицом расстроил Константина Григорьевича. Как ему вежливо объяснили, в связи с потеплением международной обстановки и улучшением отношений с Германией еще раз напоминать о зверствах немецких фашистов сегодня уже не актуально и не совсем корректно. Помню, передав этот разговор с «ответственным» лицом, Константин Григорьевич сказал: «Может, он по своему и прав, но только мне не верится, что с насилием в мире уже покончено навсегда».
Современная действительность подтверждает его опасение, нечто похожее на лагеря смерти появляется то здесь, то там. Между тем тема Бухенвальда все реже звучит в средствах массовой информации, поднимается в искусстве и литературе. Редко звучит и посвященная памяти Бухенвальда замечательная песня на стихи Евгения Евтушенко, начинающаяся словами: «Люди мира, на минуту встаньте…» Не рано ли человечество стало забывать о похоронном звоне колокола Бухенвальда?
Думая о судьбе Константина Григорьевича, невольно вспоминаешь судьбы татарского поэта Муссы Джалиля и чешского писателя Юлиуса Фучика. Оба погибли в фашистских застенках. Мусса Джалиль оставил после себя написанный в заключении цикл стихов «Моабитская тетрадь», удостоенный Ленинской премии, а Юлиус Фучик написал книгу «Репортаж с петлей на шее», за которую ему посмертно была присуждена Международная премия Мира. Теперь уже и о них, несломленных героях-коммунистах, в связи с изменением политической конъюнктуры вспоминают редко.
Константину Григорьевичу выпала судьба пережить фашистский плен. Более скромно выглядит и его литературное наследие. Но я не знаю другого русского писателя, которому довелось бы пройти через такие же испытания и не только остаться в живых, но и оставить для потомков книгу, написанную хотя и после освобождения из концлагеря, но выстраданную там, в Бухенвальде.
